Не пиши, не звони — не вспоминай. Забудь меня, как я забыл о своих обещаниях. Не люби, не дави — не усугубляй... Ты ни за что не останешься в моих воспоминаниях.
Руки дрожали с каждым словом всё больше, хоть понять причины я всё ещё не могла. Ни причины неподвластности собственных конечностей, ни — его ухода. Наверное, я никогда не пойму. Сколько бы не читала оставленную им жалкую короткую записку, привычно странно написанную, за нашим обеденным столом. Пак всегда всё усложнял: и для себя, и для других тоже. Но я забуду. Сделаю так, как он попросил меня в последний раз. Так, как делала всегда... Я ведь, смогу? Чимин... Он всегда был странным. Никогда не был предсказуемым. Чаще случалось так, что я соглашалась с ним во всём, просто чтобы поскорее это пропустить и закончить. Чтобы то же вскоре забыть... Прямо как его. Забыть, как он просит — как делала я всегда. Так иронично... Кажется, он и сам себя не понимал. Никогда. Он общался со всеми и ни с кем одновременно, потому что искал себя в других. Был открыто-закрытым, скованно и скупо откровенничал. Он всегда был разным, оставаясь одним и тем же — Пак Чимином. Парнем, в которого я влюбилась. Парнем, который вместо ответа на мои чувства, от чего-то печально улыбнулся и долго гладил меня по голове, кажется, о чем-то глубоко думая, а я... Я просто боялась прервать тишину, боялась прервать его — боялась, что этот момент прервётся и я больше никогда не смогу почувствовать тяжести его руки на себе. Даже если это — простое и невинное поглаживание волос... Даже что-то такое обыденное было способно творить со мной невообразимые вещи. Он был парнем, которого любили все — он нравился всем и всех отталкивал. Последним привлекал других ещё больше, потому что никогда не было возможным понять что творится в его мыслях. Узнать "что" заставляет его безмолвно вглядываться в окно коридора, смотря... Ни на что. В то время, как прямо перед ним и другими учащимися, происходила очередная шумиха. Среди криков, он был звенящей тишиной. Посреди бури моего океана — не тронутым бедствием островом. От него невозможно было оторвать глаз, не реальным казалось слышать что-то другое, кроме горячего дыхания на ухо и глухого стука собственного сердца о рёбра. Я не слышала. Не видела. Не чувствовала больше ничего. Был только Пак Чимин и безграничное пространство пустоты. Ничего не было похожим, ничего не было сравнимым и, может, поэтому ему было сложно понять себя. Ему сложно было пытаться найти себя в других, когда ни одна живая душа не имела и капли того, что в себе скрывал он. Как идеальный стеклянный шар, среди обломков всевозможных предметов, где ни с одним не сбегались хоть какие-либо качества: форма, цвет, запах, плотность, материал... Наверное, он искал чего-то и во мне. Однажды, мне даже показалось, что нашёл. И как бы я не хотела повиноваться его желанию, каким бы привычным не было просто согласиться — забыть его лицо в тот момент я не смогу. Не хочу. Не попытаюсь...***
— Как думаешь, что скрывается за облаками? — слова прозвучали тихо, но я услышала. Я всегда слышала Чимина. Мы лежали в тени на траве, под большим дубом на холме, который он нашел случайно, бродя в окрестностях. Чимин любил гулять — ему нравилось находить новые тропинки, быть первым, кто мог бы отыскать спрятанное природой ото всех место. Когда я спросила почему — он молчал. Я ждала, потому что с Чимином всегда было так, ещё когда мы не были знакомы. Я научилась ждать задолго до того, как это умение смогло мне пригодиться в наших отношениях. А потом он сказал, что так надо. Так ощущается правильным и мне было достаточно такого ответа. Я понимала, даже если не была такой, как он, даже если для меня таковым это не ощущалось. Потому что не обязательно нужно быть похожим на кого-то, чтобы понять то, что у него внутри. Не важен собственный опыт для того, чтобы почувствовать чужую душу. Важно только желание. Я тоже чаще молчала. Не потому, что была такая как он. Я была собой, и мне, такой, какая я есть, тоже было нужно время, чтобы просто что-то понять. Чтобы мысли и чувства привести в лад, чтобы внутренне, без слов, понять о чём думаю я. И поняв себя — понять и его. — Наверное... Там мы, — я ответила отчасти бездумно, не складывая красивых слов в длинные предложения, чтобы выразить свои мысли. Знала, что ему этого будет достаточно. И тогда, я впервые увидела это — как засиял его лик в лучах солнца, выглянувшего из-за тучи; как он нашёл крохотный кусочек собственной души, потерянный в ком-то чужом; познала то, как Чимин нашёл себя в другом человеке — во мне. Впервые... Его еле заметная улыбка была настолько спокойной и умиротворённой. Настолько счастливой и от того невероятно красивой... Впервые — она была настоящей. И он был самым прекрасным, что я видела за всю свою жизнь. Больше не увижу, я знаю. — Да, — его тёмная чёлка гуляла по лбу, управляемая ветром, кое-где забиралась наверх, а где-то падала по сторонам, открывая глаза. Он спокойно лежал на траве, подложив руки под голову и прикрывал веки, когда терпеть солнечные лучи становилось совсем невыносимым, — там находимся все мы. Может... И найти себя сможем только на той высоте? Я молчала. Хватало того, что я была рядом — так же распростёртая на зелёном ковре холма, вот только глядящая совсем не в голубую даль — на него. А ему больше не нужен был мой ответ.***
И сейчас... я тоже молчу. Не кричу, не ищу, не плачу. Не звоню, не пишу, но... вспоминаю. Потому что забыть его не смогу, и он, я знаю — не сможет тоже. Впервые... Чимин мне соглал. А я люблю, не давлю... не усугубляю.