The Heart of the Sea

У тебя может быть ещё тысяча дней рождения… так он сказал ей однажды …всё, что тебе нужно сделать, это попросить так она и поступила. Она отпраздновала ещё тысячу двести шесть дней рождения после своего восемнадцатилетия, когда он дал ей свою кровь, которая спасла ей жизнь. Она не знает точных цифр, но почти уверена, что сейчас она старше, чем он когда-либо был. Как иронично, что они оба прожили по тысячи лет, но только тридцать из них пересеклись. Как маловероятно, что для них обоих эти года были самыми запоминающимися. Как трагично было для него всю свою жизнь искать любовь, и умереть как только он нашёл её. Как трагично было для неё найти любовь в начале своего бессмертного существования, пережить его смерть и провести тысячелетие в одиночестве. Конечно, она никогда не была по-настоящему одинока. В течение нескольких десятилетий у неё всё ещё были Елена и Бонни. Её дочери продлевали свою жизнь так долго, как могли, и почти 2 столетия она оставалась матерью. За эти годы она завела друзей; новых, замечательных друзей. Но бессмертие по-своему настигает каждого в какой-то момент. В конце концов, не так уж трудно раздобыть деревянный кол. Она влюблялась несколько раз, или, по крайней мере, ей так казалось. Как странно было для девушки, которая когда-то любила так свободно, отдавала всю себя этому чувству, внезапно почувствовать себя такой закрытой для всего этого. Она не пускалась в омут с головой. Слишком боялась потери. В конце концов, все мужчины, которых она когда-либо любила, умерли. Все мужчины (и женщины — прожив тысячу лет, тебе захочется попробовать что-то новое), которых она любила, в конце концов уставали от того, что все они, казалось, называли 'стеной'. Стена, которую она возвела вокруг своего сердца, чтобы ей снова не причинили боль. Прошло несколько десятилетий с тех пор, как она в последний раз пыталась полюбить. Сейчас она сидит в кафе, расположенном на маленьком острове в Греции. Она замечает высокую, худую фигуру, выходящую из моря. По телу мужчины стекает соленая вода, фамильярность появляется в его жестах, когда он замечает её. Его волосы мокрые, и она не видела его слишком много жизней, чтобы сосчитать, но когда его тёмные глаза встречаются с её светлыми, не остаётся никаких шансов. — Кол, — говорит она, не зная, что ещё можно добавить. Они никогда не были друзьями. Возможно, можно сказать, что когда-то они были врагами. Хотя они никогда по-настоящему не разговаривали. Они просто знали друг друга. Как можно приветствовать самого старого человека, оставшегося на земле? — Кэролайн, — легко приветствует он её спокойным голосом. Честно говоря, она удивлена, что он помнит её имя. — Я понятия не имел, что ты всё ещё среди живых, дорогая. Это было намного больше похоже на того Кола, которого она вроде как знала. — Первые несколько столетий — самые трудные, — шутит она. — После этого довольно трудно найти кого-то, обладающего достаточной силой, чтобы убить тебя. И даже если бы мне так повезло, я могу быть очень обаятельной. Он ухмыляется, блеск в его глазах говорит ей, что она прошла какое-то неизвестное испытание, и он усаживается на стул рядом с ней. Не часто встретишь кого-то другого, кто прожил более дюжины столетий. Еще реже вы встречаете кого-то, с кем у вас было не самое простое прошлое. — Честно говоря, я всегда чувствовал, что это безжалостное и неизлечимое бессмертие было пустой тратой моего очарования. Чего бы я только не отдал, чтобы быть достаточно хрупким, чтобы снова полагаться на своё смазливое личико. На мгновение воцаряется тишина, пока Кэролайн впитывает сардонический юмор Кола и то, как его смех никогда не достигает его глаз. Что-то осеняет её. — Как ты думаешь, они понимали, как их решения повлияют на тебя? — она говорит прямо, у неё есть всё время в мире для светской беседы, но она так устала от этого — Я имею в виду, когда решали умереть,… или стать человеком? — Сомневаюсь, — легко признаётся Кол, также с удовольствием игнорируя тонкости. Когда он расслабляется в кресле, она видит, какими усталыми выглядят его глаза. — Никлаус, Элайджа и Ребекка никогда не видели ничего, кроме друг друга, своих последних интрижек… — он делает паузу, чтобы бросить на неё многозначительный взгляд. — И Хоуп, ближе к концу. — Тогда иронично, что именно ты оказался тем, кто во истину обременён ''всегда и навечно''. Кол смеётся, искреннем смехом, будто это самая смешная вещь, которая когда-либо была сказана: — Я никогда не был частью этого чёртового пакта, — признаётся он веселым тоном. — Меня мучило то, что целое тысячелетие я был в стороне, но как только меня приняли, они решили уйти. Типично. Снова пауза. — Самое меньшее, что они могли сделать, это оставить тебе кусок белого дуба, — говорит Кэролайн, в её тоне в разы больше горечи, чем предполагалось. Кол удивленно смотрит на неё: — Какой пессимизм, — упрекает он. — Я думал, ты несёшь свет или что-то в этом роде. Его тон лёгок, но взгляд тяжёлый. У неё нет сил притворяться легкомысленной, и поэтому она ничего не отвечает. — Бремя бессмертия начинает тянуть тебя вниз, милая? — Я не могу представить, что Давина смогла продлить свою жизнь намного дольше, чем мои дочери, — говорит она как ни в чем не бывало, глядя на море и чувствуя, как всё глубже погружается в меланхолию, которая, кажется, овладела её телом за последнее десятилетие. — Ты знаешь ведьм, любая судьба лучше вампиризма. Девятьсот с лишним лет — долгий срок для одиночества. — На самом деле это не так, — говорит он, — Если ты никогда не испытывал любви. Я провёл более девяти столетий, наслаждаясь вампирским гедонизмом без какого-либо чувства совести или одиночества. Невозможно скучать по тому, чего у тебя никогда не было. — он делает паузу, размышляя, как много он хочет сказать этой женщине, которую он на самом деле не знает, прежде чем немедленно покачать головой. Возможно, она единственный человек, оставшийся в этой вселенной, который знает что-либо о первородной семье из личного опыта. — Я провёл тысячу лет, ненавидя своего брата за то, что он закалывал меня. Каждый раз, когда он укладывал меня в гроб, я пропускал приключение. А теперь я хотел бы найти один из этих кинжалов. Я бы собственноручно ввёл его в своё сердце, хотя бы для того, чтобы остановить гложущее чувство потери, — признается он. — Я понимаю, — говорит она медленно, но без паузы. Его признание тяжёлое, но в нём не было ничего такого, о чём бы она сама не задумывалась. — Иногда единственное, что помогает мне пройти через это, — это осознание того, что я могла бы покончить с этим в любой момент, если бы захотела, — признаётся она. — Каждый день, когда я не вонзаю кол в своё сердце, что-то значит. Значит, что какая-то часть меня всё ещё хочет жить. Я не могу себе представить, чтобы у меня не было хотя бы такого утешения. Усталый, тяжёлый взгляд Кола становится ещё более страдальческим, и Кэролайн чувствует укол вины. Она не собиралась вмешиваться в это дело. — Получила ли Ребекка всё, чего она хотела от человеческой жизни? — спрашивает она, пытаясь сменить тему. — Конечно. Белый забор, два с половиной ребёнка, работа. И знаешь что? — он наклоняется ко мне — Они ничего не рассказывали своим детям. Ничего о сверхъестественном или нашей семье. Я уверен, это было для их защиты, но всё же. Ты можешь представить, что скрываешь такое от своих детей? — Нет, — медленно говорит она, — …не могу. Но я могу понять. Кол усмехается: — А как насчет тебя? Почему ты никогда не уезжала в закат с каким-нибудь милашкой-вампиром? Кэролайн вздыхает, полагая, что раз Кол был честен с ней, она могла бы быть честной с ним: — Я вышла замуж за человека, который пожертвовал собой, ради спасения своего брата. Это сломало меня. Он сломал меня, и я думала, что никогда больше не полюблю. Я думала, что никогда больше не буду испытывать таких чувств к другому человеку, — признается она. — Но, конечно же, спустя более десяти лет кому-то ещё удалось пробраться… — каждая деталь её трагической истории мелькает перед её глазами, но Кол был рядом для этого. Ему не нужен курс повышения квалификации. — А потом он пожертвовал собой, чтобы спасти свою дочь, и ему удалось сломать меня ещё больше. Я имею в виду, снова заставить забыть о любви. Я думала, что больше никогда не смогу дышать. — она чувствует, как на глаза наворачиваются слёзы, но сдерживает их, понимая, что становится слишком эмоциональной для своей компании. — После этого свидания просто потеряли свою привлекательность. — Я разочарован в тебе, дорогая, — цокает он рядом с ней. — Мне так нравилось наблюдать, как ты отшиваешь моего брата по всему Мистик Фоллс. Я понятия не имел, что позже вы так сблизились. Кэролайн смеётся: — Что ж, я не так хорошо справлялась с отталкиванием твоего брата в Мистик Фоллс, как следовало бы. — Всё, кроме кола из белого дуба, безусловно, было проявлением сдержанности, — шутит он. — Возможно, я могла бы избавить нас обоих от многих душевных страданий, — Кэролайн снова поворачивается, чтобы посмотреть на воду, и не замечает, как его глаза бегают туда-сюда в поисках свидетелей. Она скучает по тому, как его губы растягивались в нежной ухмылке. — Позволь мне спросить тебя кое о чём, Кэролайн. Ты видела всё, что может предложить этот мир? На лице Кэролайн расцвела грустная ухмылка: — Около сотни раз. Не думаю, что на этой планете остался хоть один булыжник, который я не исследовала. — Какое твоё любимое место? Она на мгновение задумывается: — Как человек вообще может выбирать… Ход её мыслей прерывается его рукой, быстро погружающейся в её грудь. Она открывает глаза и в шоке смотрит на Кола, когда его рука находит её сердце и крепко сжимает его. — Что ты… — Ты сама это сказала. Так редко можно встретить кого-то сильнее тебя. Что ж, я здесь, и ты можешь обнаружить, что твои чары совершенно не действуют на меня. Я знаю, что делаю. — в его словах нет ни капли злобы, напротив они были тихими и успокаивающими. Выражение её лица смягчается. Он хочет освободить её. Спасти от существования, на которое он сам проклят. — Ты видела всё, что может предложить этот мир? — на этот раз его голос был в разы серьёзней. Кэролайн закрывает глаза и кивает. Готовится к тому, чтобы ещё один брат Майклсона вырвал сердце из её груди. — Не за что, брат, — говорит Кол, бросая сердце Кэролайн Форбс в море.