Голос из-под земли

Постучитесь в гробы и спросите у мертвецов, не хотят ли они воскреснуть, и они отрицательнo покачают головами. Артур Шопенгауэр

Всё, что кажется нам важным, тоже кончится однажды. IC3PEAK — «Красота и сила»

      «Останься со мной навсегда, — шепчет он. — Я не такой, как другие люди. Я никогда, никогда не брошу тебя».       Он повторяет это снова и снова. Его слова вливаются мне в уши сладкой отравой, снова и снова. Так змей-искуситель нашёптывал Еве сорвать яблоко с Древа познания. У Евы был выбор. У меня его нет.       «Не противься, не бойся. Я с тобой. Разве не об этом ты мечтала — чтобы кто-то всегда был рядом, любил тебя? Так вот он я…»       Мне противно это признавать, но он прав. Непроглядная тьма обступает бархатно и плотно, окутывает, став мне погребальным саваном. Здесь только он и я, да жуки-древоточцы, личинки, медленно, но неотвратимо обгладывающие мои кости. Я чувствую, как они слепо копошатся в моих внутренностях, пожирают всё, до чего могут добраться, ползают по синим трубам вен, если они у меня ещё остались. Темнота слишком непроглядна, как под веками слепых, чтобы я могла увидеть своё тело. Тело, на котором после встречи с тем человеком появилось столько красных распахнутых ртов порезов и ран. Тело, в котором я заточена, как в гробу. Сколько времени прошло с тех пор, как я оказалась здесь, в этой земляной темнице? Дни, месяцы, годы? А может, столетия? И никого из моих друзей и близких уже не осталось в живых, а значит, никто не ищет меня? Никто не помнит меня? И я останусь пленницей здесь навечно?..       Я бы кричала до хрипоты, до срыва связок, если бы они у меня остались. Кричала бы до последней крупицы воздуха в лёгких. Ничего из этого больше нет, всё обглодали черви. Но я всё равно кричу, кричу так громко, как могу, хотя рот засыпает сырой землёй, и она давит мне на грудь могильной плитой. — Помогите! Пожалуйста, выпустите меня отсюда! Я не хочу умирать!!!       Он снова обнимает меня, но эти объятия — оковы, а не поддержка и утешение. Перебирает мои волосы ледяными пальцами мертвеца, пропускает сквозь них складки юбки, играет с бусинами браслета. Мне хочется съёжиться от его прикосновений, сжаться и заскулить: они слишком похожи на касания того человека, из-за которого я умерла. Умерла! Он убил меня! Отнял у меня всё, всё! И будущих детей, мужа, рассветы и закаты, Рождество и дни рождения, улыбки и смех близких, радугу и новые туфли, шум города и запахи кофе и выпечки, поцелуи и смену времён года… У меня ничего не осталось. Ничего этого больше не будет! Моего мира больше не будет! Эта мысль наполняет меня таким беспредельным, слепым ужасом и отчаянием, слишком тесными для этой земляной тюрьмы, что я снова кричу. Беззвучно, немо кричу, умоляя выпустить меня отсюда. Но никто меня не слышит. Никогда не слышит.       Зато я слышу всё. Пение птиц и то, как переговариваются друг с другом деревья, и как резвится ветер. Как с шуршанием падают осенние листья и как хрустит снег под ботинками людей. Слушать — это всё, что мне осталось от мира живых. Сейчас не время снега, сейчас самый разгар весны. Возможно, начало лета — точно не могу сказать. Я постоянно слышу над головой людские голоса. Лепет детей, смех взрослых, лай собак, позвякивание велосипедных звонков, музыку из магнитофонов. Вслушиваюсь в эти звуки жадно, ненасытно, ловя каждое слово, как будто это всё может приблизить меня к миру живых, вернуть обратно. Сколько я уже слушаю всё это? Сколько сменилось времён года с тех пор, как тот человек, согласившийся подвезти до дома, осквернил моё тело и убил, а потом закопал в лесопарке? Сколько?..       Совсем близко слышу голоса. Мужчина, женщина, двое детей. Шорох расстилаемой ткани у меня над головой. Семья, решившая устроить пикник. Торжество жизни совсем близко к ужасу и неотвратимости смерти. Знали бы эти люди, что сидят прямо на моей безымянной могиле, и радуются солнцу, и строят планы на будущее, когда я ослепла от темноты, а все мечты и надежды рассыпались прахом. Таким же, каким однажды стану я.       Он снова прижимает меня к себе, баюкая в холодных стальных объятиях, льёт в уши сладкие речи, но спастись от его шёпота невозможно.       «Тебе не нужен этот мир и эти люди. Тебе не нужно то, что они могут предложить. Люди могут только предавать и причинять зло. Вспомни, как твой первый парень бросил тебя, украв твою девственность. Вспомни, что мать только и делала, что работала, ей не было до тебя дела. Вспомни, как ты упала и вывихнула лодыжку, и никто не подошёл, чтобы помочь. Сколько таких случаев было в твоей жизни, которую ты так хочешь вернуть? Тебе мало аргументов? Вспомни, по чьей милости ты умерла! Ты доверилась тому человеку, попросила отвезти домой после вечеринки, а он обманул и воспользовался тобой ради собственного удовольствия! Посмотри, кем ты стала — и всё из-за людей!»       Если бы я могла кричать, умоляя его перестать, я бы кричала. Если бы могла плакать, то оплакивала бы свою судьбу до тех пор, пока не стало бы легче. Но мертвецы не плачут. У них не осталось даже слёз.       Смерть — это необратимость. Смерть — это действительно конец всему. Это финал сбывшегося и несбывшегося, конец всем мечтам и целям, это невысказанные «прости» и «люблю», невыполненные обещания, мёртвые мечты и дороги, по которым ты уже никогда не пройдёшь. Когда ты умираешь, ты становишься ничем, воспоминанием, пустотой. Осознаёшь ли ты это? Пугает ли тебя это? Сможешь ли ты с этим смириться?       Я не смогла.       Он снова обнимает меня, почти растворяя в себе, поглощает, как чёрная земля поглотила моё тело, и шепчет:       «Всё хорошо, дорогая. Тебе никто не нужен. Только я. Только я один…» Я больше не могу сопротивляться. У меня хватает сил сказать лишь одно. — Отпусти меня, одиночество…