Персики

      Фалун. Швеция.       — Не ври мне….ик!.. черт ты конопатый! Ты был в этой дыре, я чую. — Сундстрем смотрел на Тоббе снизу вверх, упершись локтями в стол. Несмотря на изрядную дозу выпитого взгляд у него оставался ясным и непривычно жестким. — Этот запах долго не уходит. Признайся сам.       Тоббе лихорадочно принюхался к своей одежде, волосам — он же переоделся и вымылся — покосился на сидящего рядом Йоакима. Тот утвердительно кивнул и отхлебнул еще бурбона из своего стакана.       — Ну, вашу мать, рентгены-телепаты, был! Думаешь, откуда я припер тебе этот танчик? — Энглунд указал на вычищенный от ржавчины танк Т-34 в миниатюре, стоявший на небольшом столе, заставленном едой и выпивкой, сердито добавил. — Мой отпуск, куда хочу, туда и езжу.       Вернувшись домой, он привел себя в порядок и первым делом поехал к Бродену домой отметиться, что вернулся раньше обещанного и отдать найденную в Зоне игрушку.       Там вместо Йоке дверь ему открыл Пэр, уже немного подвыпивший и веселый. Держа на руках толстого сиамского котенка он впустил Тоббе, прокричав перед этим на весь дом, что Тоббе-мать-его-за-ногу-Энглунд вернулся.       На крик вышел Йоаким, тоже немного пьяный и остро пахнущий костром — оказалось, что он завел себе кота — того самого толстого сиамку, и по этому поводу решил устроить небольшой праздник. Они с Пэром купили пива, бурбона и как раз жарили мясо на гриле на заднем дворе, когда Тоббе приехал. Криса и Ханнеса ждали только через пару часов — у них были какие-то неотложные дела, потому неожиданному появлению Тоббе обрадовались.       В считанные минуты он был напоен пивом и накормлен печеным картофелем, усажен за небольшой стол под деревом подальше от костра. Просто сидеть, глядя как Йоке возится с грилем, ему вскоре наскучило, он стал им помогать.       Пожарили мясо, убрали за собой, порезали овощи и открыли бутылки с бурбоном, принесли еще два плетеных кресла из дома. Накормили мясом мелкого виновника торжества, вроде бы все уже сделали, но Крис с Ханнесом все не появлялись. Тоббе презентовал Йоакиму найденный танк. Тот с удивленным возгласом схватил его, начал рассматривать со всех сторон, крутить в стороны туго поворачивающуюся башню.       — Осторожнее, он очень старый. — Предупредил его Тоббе. Пэр, глядя на игрушку, тревожно нахмурился, спросил, откуда тот достал ее. Тоббе раскрыл было рот ответить, но у Йоке запищал телефон — Ханнес звонил сказать, что они не успевают, и вообще пусть Пэр и Йоке начинают без них.       Ну, они и начали.       Сначала за прибавление в доме Йоке, потом за возвращение Тоббе, потом еще за что-то нужное… В итоге скоро из пяти купленных бутылок крепкого осталось три. Йоаким грустно посмотрел на пустую тару, отодвинул от себя стакан.       — Мне больше не надо. — Пробормотал, сунув в рот веточку петрушки.       — Как хочешь. — Сундстрем пожал плечами и отставил непочатую бутылку в сторону. Потом оба посмотрели на Тоббе, на танк, стоящий на столе, снова на Тоббе.       — Так где ты его достал? Куда ездил? — Спросил Броден, вопросительно выгибая бровь и глядя на Энглунда.       Тот начал отговариваться, что, мол, ездил в Питер и там купил игрушку на блошином рынке. Тогда на него насел Сундстрем. Хотя Йоаким вроде и был внушительнее на вид — глаза у него были добрыми, Пэр же смотрел так, что холодом продирало.       «Это, что у них особенность такая? У Пэров?» — Проскочила дурацкая мысль. Тоббе отмахнулся от нее, вздохнул и начал рассказывать, где был и что видел.       — Ты серьезно собирался забрать его домой? — Спросил Йоаким, когда гитарист закончил говорить.       — Да.       — Ну и как? — Разлатые брови его насмешливо приподнялись, он состроил умильную мину, сдерживая смех.       — Как видишь. Один перед вами сижу.       — Господи, ты дубина, Тоббе! — Сокрушенно вздохнул Сундстрем. — Как ты собирался вывезти его, если у него даже паспорта нет?       — Да с этим как раз проблемы большой не оказалось. Мы пошли в посольство с просьбой восстановить документы, там сказали, что все возможно, только надо подождать три недели…       — Ммм… это на них похоже. — Хмыкнул Йоаким. — В той стране столько бумажных заморочек, что ты скорее состаришься, чем получишь что-то от их чиновников. Энглунд вздохнул. Тогда он согласен был ждать хоть два месяца, лишь бы забрать Пэра домой подальше от чертовой Зоны.       — А дальше что? — Пэр стал слушать внимательнее. Что помешало Тоббе сделать задуманное? Если они выбрались из Зоны, попали в посольство…значит, не все так безнадежно было с Бункером?       — Да, что? Первым делом поселились в какой-то простецкой гостинице. Потом пошли приводить его в порядок. Лохматый был, как вы, когда вернулись. — С этими словами Тоббе состроил страшную рожу. — Видели бы, как он радовался обычной ванне с горячей водой. А ванна-то страшная такая была, я б ни за что в нее не полез. А он залез и просидел почти два часа. Я уже думал, что он заснул там и захлебнулся, хотел было ломать дверь, но он сам выбрался. Красный, как рак, страшный, в шрамах весь. Брр.       Йоаким заметил, что Энглунда передернуло на этом месте и вспомнил, как сам офигел, увидев Бункера голым — человек-катастрофа. Потом спросил:       — А как ему…жилось не в Зоне? Он вел себя…как обычный человек?       — Нууу… трудно сказать, что как обычный. — Тоббе обхватил голову руками, упираясь локтями в стол, почесал хаер. — Шарахался громких звуков, движения занавесок на ветру, чуть не вывихнул руку мужику в столовой, когда стояли в очереди, а тот сначала спросил чет у него, а потом полез во внутренний карман пиджака за платком.       — Офигеть. — Пэр и Йоаким нервно переглянулись. — С нами, получается, еще не так плохо все было.       Сундстрем криво усмехнулся краешком рта, вспомнив, как в баре чуть не схватил сердечный приступ от включившейся сушилки для рук.       — Видимо, да. — Броден тоже хмыкнул. Сам раз чуть не убил чью-то собаку, когда та в парке выбежала из-за кустов и кинулась ему под ноги.       — Еще он кричал во сне, как ненормальный, хотя в первый день, когда залез в кровать — отрубился и проспал как младенец чуть ли не сутки. — Продолжал Тоббе. — Ходил странно, будто по болоту. Осторожно так.       — То у него уже рефлекс. — Хмыкнул Сундстрем. — Так, чего не получилось забрать? В посольстве отказали с документами? — Он, казалось, даже протрезвел. Глянул на Энглунда ясно и серьезно, требовательно.       — Да какой там… — Тот со вздохом ссутулился. — Мы не успели туда дойти. Первую неделю все было относительно нормально, а потом он чуть ли ни на стены драться начал — все бесило его. Шум машин, голоса людей, музыка на первом этаже в ресторане и днем и ночью, свет фонарей в окно… К нам в соседний номер потом поселились какие-то шумные соседи, гуляли, веселились до ночи, танцы- песни… Так он чуть им дверь не выломал, собираясь «успокоить» — еле оттащил.       Слушая Тоббе, Йоаким вспоминал себя в первые недели после возвращения: его тоже пугали громкие звуки и свет, раздражали люди в большом количестве — хотелось спрятаться куда-то подальше, чтобы никто не действовал на нервы, не мельтешил, не нарушал тишины и не мешал прислушиваться. Вдруг что… После первого выступления на сцене это прошло, но те несколько недель перед ним ему показались адом. Пэр угрюмо молчал.       Заметив их реакцию, Тоббе спросил:       — Мне того, дальше рассказывать? Или и так понятно?       — Говори. — Тихо ответил Сундстрем. Он тоже помнил, что ему после возвращения хотелось так же поделиться с кем-то своими впечатлениями и страхами, а кроме Йоке не было рядом никого, кто бы мог понять. И он рассказывал все ему, хотя и понимал, что тот и так все знает.       — Где-то дня за три до того, как нам назначили явиться в посольство он вскочил ночью с криками, что выброс какой-то начинается, заметался по номеру, ища выход, кричал, что нужно в подвал прятаться. Я запер двери, чтобы он не выбежал и никого не покалечил из персонала, ну он мне и набил тогда рожу еще раз. Хорошо, удалось его поймать в тот же захват, каким он меня уделал на выходе из Зоны. А то точно бы сломал мне что-то или вывихнул. Сильный, зараза.       Слушая рассказ Энглунда, Йоаким и Пэр мрачнели все больше. Становилось жутко от понимания того, каким стрессом обернулась Бункеру смена места нахождения, и мысли о том, что с ними могло случиться то же самое.       — Я думал, что мне тогда самому крышу сорвет. Приходилось сидеть с ним в номере безвылазно. Он отказывался выходить на улицу, а мне страшно было оставлять его одного, настолько он был взвинчен. Занавесил все окна, заткнул вентиляцию, сидел постоянно на полу возле выхода — там было темнее всего. А оно еще погода тогда испортилась как назло, духота — жуть, сидели, как в бане. Я не выдержал, открыл окно и как раз гроза началась. Гром урепежил такой, что я аж сам присел, а он заметался, как кот в панике. Чуть номер не разнес, ища куда спрятаться, но везде было слишком светло. Я отошел от окна, он кинулся закрыть, тогда я его и поймал. Хотел отвести в ванную, да не успел. Он сознание потерял.       — Мать моя монашка. — Бормотнул Йоке, достал-таки бутылку, открыл и налил себе еще. — А чего он?       — Да, кто его знает, от страха или напряжения. Вцепился в меня, глаза дикие, побелел, похолодел весь и сполз на пол. Видать, таки сдвинулась у него кукуха. — Ответил Тоббе и тоже себе налил. — Там она у кого угодно поедет. Ты будешь?       Спросил у Сундстрема, который совсем сник, подтолкнул ему его стакан. Тот качнул головой.       — Не хочу. — Нахмурился, вжался в кресло и сложил руки на груди, неосознанно закрываясь от рассказа Тоббе и всего происходящего.       — Да ну, Пэр. Тебе не помешает. — Тоббе все-таки плеснул ему в стакан бурбона, подвинул еще ближе.       — Не хочу. — Повторил басист.       — Да ладно, не приставай. — Йоке отодвинул его руку со стаканом в сторону от Сундстрема.       — Как хотите. — Вздохнул Тоббе и выпил обе порции по очереди. Скривился, замотал головой, заел выпитое ломтем помидора.       — Лучше скажи, в Зоне как он был? Нормальный? С Сулемой той так и ходил? — Броден понял, что лучше отвлечь Энглунда от Пэра и сменить настроение.       — Ходил. — Ответил тот и неожиданно хитро ухмыльнулся. — Еще и как ходил. Нормальный там был. То, от чего мне хреново становилось, ему было нипочем. Одни те аномалии чего стоили — у меня возле них ноги в макароны превращались, а он ничего.       И начал было восторженно рассказывать, как Бункер показывал ему работу аномалий, но Пэр негромко спросил, возвращая разговор к изначальной теме:       — Так, как он ушел тогда, если был не в себе?       — А черт его разберет. — Тоббе тут же осекся и будто сдулся, ибо все вышло действительно странно.       — Он оклемался на следующий день, мы поговорили, я пытался его успокоить и втолковать, что в обычном мире ему ничего не угрожает и он даже вроде отошел немного. Вылез из своего угла, поел, переоделся. Потом ближе к вечеру вообще попросил меня отвести его куда-то в бар выпить. Ну, я дубина обрадовался такому делу, отвел. Гостиница наша была рядом с аэропортом. Мы поперлись туда, там на первом этаже был бар, где выпивка хорошая и недорогая. В итоге вместо того, чтобы напиться самому он напоил меня и какой-то дряни намешал еще — с собой что-то таскал постоянно. Короче, прочухался я до сознательного состояния уже тогда, когда он грузил меня в самолет. Не представляю, каких усилий ему стоило туда дойти и купить билеты, но он все благополучно провернул.       — Так он по-русски говорит вполне сносно. — Сундстрем наконец усмехнулся, узнавая манеру поведения Бункера. От надрыва к действию.       — Та знаю я, знаю. Слышал. В общем, полетел я домой, а он…черт его знает. Я даже не знаю теперь, где он. Вернулся обратно или нет.       — Думаю, вернулся. — Со вздохом ответил ему Йоаким. — Он не из той породы, что пропадет в одиночку. Ты сам как чувствуешь? Хочешь обратно?       Энглунд надолго задумался. Потом глянул на Бродена, на Пэра, будто ища поддержки.       — В этом и фокус, Тоббе. Тебе страшно, но ты все равно хочешь туда, ибо такая жизнь тебя уже не отпустит до конца. На пределе возможностей она кажется ярче, правдивее, честнее… Там никто смотрит на твои должности, звания или еще чего. Ты учишься добиваться всего сам, своими руками и начинаешь ценить каждый добытый кусок пищи, прожитый день и вдох. Попробовав такого, ты уже не можешь смириться с условностями нашей привычной жизни. — Глядя в стакан с остатками бурбона на дне, неторопливо и обстоятельно проговорил Сундстрем.       — Если бы не наша гастрольная жизнь и музыка — мы бы с Йоке рехнулись. Меня все равно еще дико выводят всякие выскочки, которые не делая ни черта, пытаются тебе вставлять палки в колеса и строят из себя… — Тут он махнул рукой и скривился, поняв, что разболтался на нетрезвую голову. — Ч-черт с ними!       — Я понимаю тебя, Пэр… — Задумчиво ответил Тоббе. Он не понимал сначала, что его так зацепило в Зоне, а теперь слова басиста, расставили все на свои места в его голове. И ещё раз дали понять, что Бункер не смог бы вернуться и жить снова, как они.       — Ну, и плюс военная романтика, мать ее ети. — Добавил Йоаким. — Там ее хоть отбавляй. Оружие, монстры, загадки… — Он сделал таинственное выражение лица, и, казалось, вот-вот, загудит как привидение.       — Холера ты, Йоке! — Энглунд не выдержал его мины, усмехнулся. — Там страшно до усрачки! Я бы посмотрел на тебя, если б ты увидел живых статуй и тебе сказали, что на их месте ты можешь оказаться в любую минуту.       — Мы попали под выброс. А Пэра так вообще… — Броден начал было перехвастывать, кто больше повидал, но тут же запнулся — басист глянул на него болезненно и просяще. Молчи, не надо.       — И что нам делать? — Тоббе не унимался. Его раздирали противоречивые мысли и чувства,. — Как привыкнуть обратно к жизни здесь? Для нас это ещё возможно?       — Возможно, мы не так долго там пробыли. — Пожал плечами Броден.       — А что делать для этого?       — Ничего. Само пройдет со временем. Мало тебе приключений в турах? — Чуть наклонив голову на бок, спросил Пэр.       — Да нет, хватает. — Тоббе почесал затылок. — Хватает.       — Ну и все. Увидишь, как только выберемся куда-то — все пройдет само. Затрется новыми событиями. — Со вздохом Сундстрем прикрыл глаза — ему не хотелось говорить дальше. Недалеко было до того, чтобы самому начать вспоминать, что с ним было.       Видя, что басиста этот разговор окончательно расстроил, Йоаким встал, пересел между ним и Тоббе и сгреб обоих за плечи, притягивая к себе.       — Мужики, оглянитесь. У нас офигенная жизнь, многие только мечтать могут о такой. Дом, деньги, студия, музыка, выступления, путешествия, пиво… Танки! — Он заулыбался во весь рот. — У нас все есть. Мы посмотрели на эту штуку, попробовали и выбрались живыми! Чего нам еще надо? Зачем нам снова эта Зона?       — Жалко. Бункер там… — Начал было Тоббе, но Йоаким перебил.       — Бункеру там нравится больше, чем здесь. Он не псих, Тоббе, он просто выбрал свою дорогу. Хотел бы — давно б уехал, но зачем? У него там все есть: убежище, жена, всякие примочки выживальщика, охота, свобода эта чертова… К тому же по их меркам он там вообще богач-Тони-Старк. Зачем ему уезжать? Оставь ты его в покое, у него своя жизнь, у нас — своя.        Тоббе озадаченно хмыкнул. Действительно, он и не подумал об этом. Увидел тогда еще, по видеосвязи как они одеты с Сулемой, увидел теперь вблизи насколько изможденным он выглядит и решил для себя, что спасет его, забрав домой. А оно вон как получается…       — Ты нужен здесь. Нам. Мне, Пэру, Крису. Всем, кто тебя знает. Он нужен там, Сулеме этой как минимум. Так что пусть все остается на своих местах.       — Я согласен. — Негромко отозвался Пэр. — Я ничего против не имею. Мне хватило одного раза выше крыши.       Тоббе глянул на него, на Бродена, подумал.       — Наверное, вы правы, но я не уверен пока. — Он с силой потер лицо руками, помотал головой. — Может, просплюсь хорошенько, тогда все уляжется, а пока в голове каша.        — Это нормально, Тоббе. — Йоаким хлопнул его по плечу. — Ты не один такой. С нами была та же самая фигня, когда вернулись.       — Помню. — Буркнул Энглунд, вспоминая их с Пэром состояние после возвращения.        — Вот. Так, что справимся, не смертельно. — С этими словами Йоаким обнял крепче обоих гитаристов. — Зато будет что в старости вспомнить.       От этой фразы невольно усмехнулись уже все трое, разом представив себя в старости. Пэр пообещал, что отрастит к старости бороду до пояса, Йоаким не определился, Тоббе предположил, что станет седой, как собака, разговор ушел на другие темы. Каждый задумался о своих планах и понял для себя, что впереди ещё много дел, которые кроме них здесь никто не сделает и много целей, которые без их участия не реализуются. Так же и в Зоне, наверное, у Бункера тоже были какие-то свои дела и задачи. Каждый там, где должен быть. У каждого своя жизнь и она продолжается.