Комната с запахом лаванды

Майский ветер качал занавески из дорогого шелка на легком ветру. Весна гуляла по улицам большого города, вдыхая жизнь во все живое и разнося вести о самой большой трагедии – смерти творца искусства. Контраст печали смерти на фоне радости чьей-то жизни. Среди шелков и ароматных цветов, заполонивших собой всю комнату, напоминая владельцу о преданности его фанатов и славе на сцене, лежала девушка в мягкой кровати среди десятков подушек и нескольких одеял. Светлые волосы ее падали на плечи, отражая свет утреннего солнца в своем золотом отблеске, зеленые глаза осматривали светлую комнату. Чего еще мог желать человек, который всю жизнь свою боролся за место под светом прожекторов сцены, за право быть той единственной и обожаемой за открывающимися тяжелыми кулисами. Что, как не конец пути, не тот самый желанный пьедестал, мог подарить столь сладкий вкус триумфа. Но чье-то счастье всегда оказывается чужой болью. Болью, которая прямо сейчас растворялась в чернильных строках полученного письма, лежащего на прикроватной тумбе. Хрупкая, словно фарфоровая рука, тонущая в кружевах ночной рубашки, взяла плотную бумагу. В глазах отразился страх. Та самая печать, которую так боялся увидеть многие годы получатель, застыла аббревиатурой на алом сургуче. Лист, исписанный тонким пером, оставившим буквенные узоры отправителя, пах воспоминаниями. Дорогие духи запаха лавандовых полей и вина в свете вечерних огней, смешивающиеся с ароматом сладких сигарет, заменяли подпись на конверте. Короткий вдох перед прочтением письма в дрожащих руках, и глаза с навернувшимися на них слезами опустились на чернильные слова. " Здравствуй, моя подруга и мой же самый жестокий враг. Если сейчас ты держишь в руках это письмо, меня уже никогда не окажется рядом. я мертва. По моему указу нужный человек должен был отправить тебе этот конверт в случае моей смерти, как только весть о ней выйдет за пределы комнаты. Пишу я тебе с надеждой избавить себя посмертно от злости на тебя и сказать, что прощаю все твои поступки, за все твои действия, прощаю за каждое слово и ту боль, что рождала во мне ненависть каждый день. Жизнь развела наши дороги и одна из них вела в пропасть, возможно заслуженно именно я прошла по этому пути, ведь когда-то была твоей копией, словно отражением в зеркале и шла не по головам, а по костям. Твоей вины в моей трагедии нет, у тебя свое представление на сцене перед жизненными принципами и самой собой. Ты знала то, что было тебе позволено и платила тем же в ответ, показывая лишь вершину айсберга своей жизни за пределами дверей театра. Но открою тебе глаза, скажу сколько рубашек поклонников впитало в себя мои слезы, пока я плакала на плечах безликих для меня людей. Человек, который не верит в любовь, тебе сейчас в ней признается. В любви к своему врагу. Какая нелепая жестокость в твоих действиях. Все дать, а после отнять все до последних аплодисментов , до единственного дорогого сердцу человеку, до тех жалких обрывков эмоций, которыя я спасала таким трудом, каким ни один врач не борется за жизнь пациента. Я помню день твоего ухода. Возле театра шел дождь, а ты стояла и смотрела, как я унижалась, просила уйти и остаться одновременно. Верила в тебя как никто другой, а может просто хотела видеть рядом достойного соперника и дала тебе достаточно сил им стать, а после не смогла отпустить. Но меня же так страшил не твой уход, не тебя я боялась потерять в тот день, когда ты силой прижимала меня к себе, пока я кричала, чтобы быть услышанной самой собой. Я боялась одиночеста, возможности остаться с собой, когда собственные мысли становятся самым громким звуком среди цветов и бархата пустой от людей комнаты. Знаешь ли ты, какого быть одной? Какого знать, что за твоей спиной никого нет и никто не поймает в момент падения? Нет, рядом с тобой всегда много людей, но знали бы они, что общаются с равнодушной высокомерной куклой, которая ломается, когда закрываются кулисы. "Все хотят быть тобой, а не с тобой". Таковы были последние твои слова, которые я слышала. И все последовали за тобой, по одному люди покидали мою жизнь, идя по тропе из твоих следов. Я заслуживала всего этого больше тебя. Жизнь, которую ты проживаешь, была моей. До крайнего своего дня и до последнего часа боролась я из последних сил в попытках вернуть себе все то, что, оступившись, добровольно уступила себе. Больше репетиций. Больше лести к другим. Больше критики к себе. Ты бы никогда не смогла заменить меня, у тебя бы не хватило силы, не хватило смелости, но ты сделала это обманом. Мы превратили наши чувства в жестокую игру, где я признаю поражение, но и ты не уйдешь с выигрышем. В тот день ведь ты погубила не только меня. Разбивая чужую жизнь, поранилась осколком. ты престала чувствовать, никто и ничто не дарит радости, верно? Лишь обман на сцене может подарить тебе ощущение жизни, но это не твои чувства и не твои эмоции, а темные фигуры зрительного зала превозносят твой образ, пока настоящая ты останешься для них в тени. Я видела твое выступление в последний день марта на моей сцене. Это был не тот человек, по которому я так скучала каждый день, о котором вспоминала ночью. В этих прекрасных зеленых глазах не было жизни, той радости и тепла, с которым ты смотрела на всех и все. Только жестокость, только движение вперед любой ценой читала я в хрупких чертах лица. Как бы не хотела, не могла при жизни простить тебя за украденную жизнь, не могла просто забыть ту злость, которая заставляла меня работать до потери сознания уже не ради своих целей, я гналась лишь за доказательством тебе, что я сильнее, что пройду дальше, но мне не хватило высоты полета и каждый раз я падала, оставаясь с новым ударом. Но теперь я в вечном покое. Прощаю тебя и признаюсь в своей любви и уважении к нашему соперничеству и твоей силе. Я дарю тебе свою жизнь и больше не пытаюсь за нее держаться, больше и не смогу. Так проживи ее за нас двоих. " К письму прилагалась брошюра последнего мартовского представления театра со сценической подписью отправителя своих последних слов. Рука прочно сжала в кулаке угол белоснежного , расшитого кружевом одеяла, и прислонила его к алым губам, не давая разрывающему легкие крику вырваться за пределы роскошной комнаты. Жар волной дрожи пробегался по телу, сбивая дыхание, как у больного лихорадкой. Ноги непослушно подгибались, не желая поднимать их владельца с пышной перины кровати, окрыляемой воздушным балдахином. Одна жизнь на двоих, одно дело, одни аплодисменты. Смерть врага ранит острее упокоения любимых, что чуткие и особенно смелые писатели и поэты сравнивают с острием самого кровожадного кинжала. Никто не захочет знать о тебе каждую деталь, как твой враг. Не пройдет твой путь настолько близко шаг в шаг день за днем годами. Не сможет подарить тебе такую радость победы своим поражением. Конец жизни того, кто давал тебе повод просыпаться по утрам, заставляет потерять смысл в своей. Самый близкий человек - самый преданный соперник. Еще один шаг утопающими в шерсти ковра стопами и побледневшее тело, сливающееся цветом с белоснежной ночной рубашкой, теряя равновесие, падает на холодный пол. Солнце как и прежде ярко играет светом по многочисленным зеркалам комнаты, но для ее обитателя лучи небесного светила больше не простелят путь днем. Их жар станет только напоминанием о роковом утре, что останется в памяти запахом лаванды в комнате, где только пение птиц под крышей перебивало молчание человека, который ныне жил за двоих.