Ошибка ценою в жизнь
16 сентября 2013 г. в 00:14
POV Константина Лисицына
Сложное задержание получилось, изматывающее. Но вовсе не потому, что пришлось провести сперва почти три часа в наружке, а потом еще и утомительная погоня с опасной перестрелкой, в которой меня «зацепило». Ерунда все это. Невыносимо сложно было из-за того, что эти три часа я был вынужден провести с ним.
Когда-то давно мне даже нравилось работать с ним в паре. Просто было легко. Если у нас всё получалось, то мы шли отмечать это в бар двумя кварталами ниже от конторы, напивались там и рассказывали друг другу о своей жизни. А если что-то шло не по плану или не нравилось, то было достаточно просто ударить, от души так, с размаха, и… всё, опять друзья, опять в одной упряжке. А теперь…
Я даже видеть не могу его счастливую рожу. Нет, он не лыбится 24/7, не подумайте. Он просто весь… как будто светится. Изнутри. И, когда я вижу его, мне так хочется ударить что-то. Сильно. До крови. Возможно, так, чтоб даже сломать руку. Просто чтобы физическая боль хоть на какие-то мгновения заглушила душевную.
Я знаю, что я сам виноват. Ведь, если вспомнить, как всё начиналось…
- Я ж тебя люблю, дура, ты же не умрешь…
И, казалось бы, вроде, всё уже есть. Я её люблю, да и она ко мне неравнодушна. Ведь это проскальзывало во всем: в интонациях её голоса, в жестах, даже во взгляде... Что-то неуловимое, какой-то странный блеск, что просто хотелось схватить её в охапку, поцеловать и уже никуда не отпускать. «Моя»...
Но мы вели себя как маленькие дети. Я слишком поздно понял, что нужно было не терпеливо ждать, пока она созреет и решится, а просто подойти и сказать: «Отныне ты моя. И я тебя никому не отдам». Не думаю, что она была не готова к такому повороту, скорее, она хотела, чтобы я стал инициатором. Она только притворяется такой сильной, «железной леди», а на самом деле мечтает, чтобы кто-то взял её за руку и повел за собой. Да, именно так, она хотела спрятаться за спину человека, которому она доверила бы свою жизнь, хотела быть не просто любимой, а быть ведомой. Потому что она устала сама принимать решения. А я неуклюже топтался вокруг да около, всё пытался понять, с какой стороны к ней подойти. Даже стишата слагал! Смешно вспомнить. Потом решил оставить все как есть и подождать, пока она «созреет», а до этого момента решил просто быть рядом. Пусть играется себе в самостоятельную, сильную женщину, а я буду рядом. И если она захочет прыгнуть, то я подстрахую. Я решил ждать. И это была моя первая большая ошибка.
И дождался… Юлька перевелась, уехала в Питер, сменила номер телефона. Я так и не успел ей сказать самого главного, объяснить, что моя жизнь только в том случае «жизнь», если она рядом. Во всех остальных случаях это просто существование. Первая пара месяцев была словно в тумане, как будто бы солнышко скрылось за горизонтом и никак не хотело всходить. Думал, сопьюсь. А как я ему же изливал душу! Как доверчиво в пьяном бреду говорил, что умру без неё, а он мне отвечал, что она обычная, что ничего особенного в ней нет и я её быстро забуду, что утешусь... Какой же я был дурак! А его считал своим другом.
Но в чем-то он оказался прав. Действительно, со временем её образ практически ушел из моей памяти, спрятавшись где-то в глубине, в подсознании. «Я ведь взрослый мужик, не могу же бесконечно по одной бабе сохнуть», - решил сам для себя (какой же я был идиот, Боже!). И понеслась душа в рай: сначала Ирина из супермаркета, потом очаровательная Леночка с третьего этажа, затем Наталья, которая проходила у нас свидетелем по делу о душителе, а потом... Я перестал даже запоминать их имена, все они слились для меня в сплошной марафон очаровательных мордашек, пышных волос, мягких форм. Вот только ни с одной из них я не хотел просыпаться по утрам. И по-прежнему что-то екало в области сердца, когда я случайно ловил взглядом в толпе рыжую шевелюру. Да, Юлька, я дурак, идиот, прости меня!
Теперь на совместных попойках я хвастался перед ним, как я счастлив. Возможно, мне было просто стыдно за тот бред, что я нес в пьяном угаре, когда неразборчиво бормотал ему, что покончу с собой, если придется жить без неё. Может быть, именно поэтому я в подробностях ему рассказывал об очередной своей «киске» (имена запоминать надоело, звал всех просто «птичка», «зайка», а они и рады...), и он в обязательном порядке выпивал «За тебя, Костя, за тебя, мой друг. За то, что ты, наконец-то, нашел себя!». Даже в традицию это вошло...
И вот настал тот самый день. До сих пор помню его в мельчайших подробностях. Подъезжаю к ФЭС, выхожу, жмурясь от слепящего солнца. Словно издалека слышу: «Товарищ майор! Костя! Костя...», оборачиваюсь и застываю. Юлька! Юлечка, родная моя! Господи, она только лучше стала за те три года, что я её не видел. Бежит ко мне с явным намерением обнять, и тут из машины вылазит очередная «рыбка», которую вчера подцепил в соседней кафешке, и со вкусом целует меня. А я стою, как дурак, и смотрю на неё. Как она меняется в лице... Сначала оторопь, потом удивление, затем недоверие... А после лишь боль. Вы когда-нибудь видели человека, которому очень больно? Это выражение крайней муки, его ни с чем не перепутаешь. Она резко останавливается, словно на что-то налетев. Стоит так какие-то считанные мгновения, которые мне показались вечностью, потом разворачивается и скрывается в здании. А я так и стою, как истукан. «Рыбка», наконец-то, отрывается от меня и, ласково поглаживая по щеке, спрашивает: «Котик, что-то случилось?» Я отталкиваю дуру, бегу в ФЭС, не обращая внимания на несущиеся мне в спину проклятья. В голове бьется лишь одна мысль: догнать и объяснить. Прежде, чем она решит, что... А что «что»? Останавливаюсь. Что я ей объясню? Что все это совсем не то, что она подумала? Но ведь это как раз то... «О, Господи, помоги мне!» - и в изнеможении облокачиваюсь на стену. В тот день я с ней так и не поговорил. Не хватило смелости взглянуть в самые дорогие для меня глаза. И это было моей второй большой ошибкой.
А третьей моей ошибкой, той, которая стоила мне жизни, стал мой ответ ему. Когда, примерно через месяц после её возвращения, мы сидели в баре и привычно выпивали, он у меня спросил: «Скажи мне, ты её все еще любишь?» Еще бы он не спросил! Ведь интеллигент же в третьем поколении, мать его! Не смог без разрешения уводить девушку у лучшего друга. А я, идиот, возьми и брякни: «Мне на неё плевать». Зачем я это сказал? Не знаю. Сказал и сразу пожалел об этом, но слово - не воробей.
И вот теперь он светится от переполняющего его счастья, а я влачу своё жалкое существование.
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.