***
— Пойдем, Кирилл. Забудь о ней. — прохладная рука касается моего плеча, и я, вздрогнув, поворачиваю голову к Андрею, с уст которого упали эти слова. Ему, как человеку, возившемуся со мной все эти дни, стараясь отвлечь от мыслей о Кире, стоит отдать должное. Его забота окрыляла, а чувства и воспоминания становились все слабее. В аэропорте жизнь кипит, словно кровь в жилах, когда я на грани злости. Здесь куча людей, собравшихся покинуть славный город. Многие смеются, веселятся и шутят. По их лицам видно, что настроение у них самое что ни на есть летнее. По всему зданию разносится голос женщины, пытавшейся донести информацию о рейсах к каждому присутствующему, и мы подходим ближе к площадке, где и происходит посадка на самолет. Под обилием людей практически ничего перед собой не видно, но мы терпеливо ждем. За время ожидания толпа значительно поредела, поэтому мы начинаем продвигаться к краю площадки, где приветливым взглядом встречает нас девушка-бортпроводница. Когда я оказываюсь на таком расстоянии, что могу без труда разглядеть ее, обращаю внимание на то, что на ней униформа небесно-голубого цвета, а из-под пилотки выбиваются пышные волнистые волосы. Она внимательно смотрит на меня, а затем открывает рот, чтобы наверняка сказать что-то важное, но по какой-то причине замолкает. — Кирилл! — стоит мне обернуться, как я замечаю девушку, возле которой сгустилась небольшая шайка охраны, держа ее за руки. Будучи абсолютно спокойным снаружи, но внутренне напряженным до предела я глубоко вдыхаю и слышу недовольные голоса людей, находившихся за мной. Некрасов терзает меня за плечо, принуждая не задерживать толпу, но я отмахиваюсь от него и медленно делаю шаг навстречу зовущей. Наблюдаю за тем, шатенка смотрит на меня широко открытыми глазами, чувствую, что она хочет что-то сказать и смотрит в ожидании, пока здоровяки тянут ее на выход. Неудивительно, что она легко дает им отпор и даже намеревается прорваться еще ближе ко мне. Когда они делают очередной порыв, чтобы избавиться от нее, состояние ступора позволяет мне очнуться. Я срываюсь с места, и несколько следующих секунд проходит как в тумане, будто густые сумерки опустились надо мной. Не обращаю внимание на доносившееся сзади недоумение: бегу прямо к ней. Сердце колотится, во рту изрядно пересохло. И вот она снова близко. Взгляд упирается в ее глаза и ныряет в них. В спешке выговариваю какие-то слова здоровякам, как будто во мне живет боязнь потерять всю смелость, накопленную за то время, пока я добирался к ним. Те с удивлением перекидываются взглядами, но все же отпускают девицу, после чего уходят прочь. Сейчас нас омывает целое море людей, но мы будто все равно одни. На ней бледно-лиловая футболка, которая перекликается с ее глазами. Одной рукой она терзает ремешок часов на тонком запястье. Нынче я вряд ли бы назвал ее спокойной, скорее, напряженной. В лицо дует легкий, непонятно откуда взявшийся, ветер. Солнечные лучи ложатся на ее лицо, отчего девица начинает жмуриться. Губы Киры растягивает тревожная улыбка, способная в любой момент смениться неподдельной и счастливой. — Я… — внезапно начинает она, и этот голос в толпе звучит как раскаты грома — тебя возненавидела за свои чувства, но… — Кира некоторое время смотрит на меня, но потом опускает глаза, словно испугавшись того, что собирается сказать. — «Но…»? — тихо спрашиваю я, догадываясь, что подразумевается под этим словом. — Именно ты стал первым, кого мне пришлось полюбить, Кирилл. — теперь девушка печально улыбается едва уловимой улыбкой, пока я с замиранием сердца пытаюсь понять, шутит ли девушка, или говорит всерьез. Наши глаза заново встречаются, и ко мне приходит осознание: она не врет. Кира без тени сомнения испытывает ко мне то же, что испытываю к ней я. Мои губы образуют ответную улыбку, рука тянется к ее ладони, но я прерываюсь, когда слышу раздраженного Некрасова, который бормочет о том, что мне надо идти. Но вопреки этому я не прекращаю посматривать в серые глаза и вижу все то же знакомое чувство. — Кирилл, не будь идиотом, пойдем! — он пытается вцепится в мою руку, но я уворачиваюсь и довожу задуманное до конца: увлекаю Киру за собой, вынуждая бежать за мной туда, где никто не помешает нам во многом разобраться. Слышу тихий смех Киры, когда мы забегаем в гостиничный номер. Закрываю дверь, прислоняюсь к ней спиной и с облегчением выдыхаю. Подняв глаза, вижу такую сладкую улыбку на лице сероглазой, что немедленно чувствую себя счастливчиком. На несколько минут мы замерли на месте, глазея друг на друга, таких запыхавшихся. Ее взволнованность провоцирует мою уверенность в себе. Это вызывает нервную улыбку. Я пытаюсь поймать взгляд девушки, вижу ее полуоткрытые губы и вдруг ко мне приходит осознание того, что мы уже находимся слишком близко друг к другу. Я чувствую ее дыхание и мне становится ясно, что не могу сдержать себя: подчиняясь какому-то импульсу, наклоняюсь к ней еще больше, а потом в один неуловимый момент она сама делает то же самое, и наши губы соприкасаются. Слышу запах ее духов — шатенка пахнет, как жасмин, который еще так молод. Дыхание, совсем другое, нежели минуту назад, такое горячее и звонкое, словно водопад обжигающей лавы. И когда я втягиваю в себя этот воздух, моя голова начинает кружиться все сильнее и сильнее. Наши губы исследуют друг друга в нежном поцелуе, вскоре после которого меня накрывает целая стая мурашек. Я затеваю тянуть девицу за собой к мягкой кровати. Кира послушно подчиняется, в то время как я так крепко прижимаю ее к себе, да так, что едва не падаю на пол. Когда мы достигаем кровати — роняю сероглазую на нее, после чего девица чуть подается вперед и увлекает меня за собой. Шумно дыша, шатенка замирает в состоянии сексуальной неги, пока я ощупью ищу ремень на штанах. Обнаженные и до боли возбужденные, мы снова сплетаем губы в поцелуе — нежно, но с такой силой, что я уже чувствую, как вновь перехватывает дыхание. Наконец оторвавшись от моих губ, она заглядывает мне в глаза, позволяя любоваться прекрасными красками ее лица, блестящими в солнечном свете десятками косичек, а главное — глазами, в которых то и дело возникают вспышки эмоций. Сейчас главным барьером выступают мои трусы, которые с каждым мгновением только обостряют ощущения. Поэтому, ловя ускользающую реальность за хвост, под учащенное дыхание Киры я избавился от них, возлег на сероглазую и вошел, одновременно припав губами к ее рту. Кажется, лучшего в мире ощущения совсем не найти. Тело Киры выгибается ко мне навстречу, и в этот миг с удовольствием замечаю, что сколько бы мне не приходилось любоваться им ранее — я все равно видел мало. Ее тело вблизи намного чудеснее, чем в размытых воспоминаниях. Каждый сантиметр наших телодвижений становится по-настоящему особенным, неповторимым. Мы растворяемся друг в друге, становясь одним целым. До того момента, когда все звуки в комнате накрываются волшебными стонами Киры, она на секунду замолкает, чтобы восстановить полноценный контроль над голосовыми связками. Ближе к финишу, которого я никак не желал, мое тело чересчур напряглось, а дрожь, будучи нашим верным попутчиком, усилилась до такой степени, что мы готовы были кончить. Что и произошло в следующую минуту. И только сейчас, полностью удовлетворенные и опустошенные, мы обмякли в объятиях друг друга, зарывшись в беспорядочно валявшиеся простыни, оказавшись в сладком полузабытьи.***
Раньше я думал, что просто находясь рядом с тобой я был самым счастливым человеком во всем мире, но кем же я был после произошедшего в этот день, Кира?