***
Больно. Холодно. По телу бьёт озноб, но нельзя, совершенно нельзя ни отлежаться, ни ещё что-нибудь делать. Болгария прислонился к стене, чтобы немного отдохнуть, и взглянул куда-то вдаль — перед ним простирался длинный тёмный коридор. «Совсем, как моя жизнь, " — пронеслось в голове. В последнее время Третьему Болгарскому царству не очень везло. После Второй Балканской и Первой мировой войны удалось заполучить только Южную Добруджу, и то ему её кинули только для того, чтобы заманить в свой альянс. И зачем он им был нужен? Ах, да, ресурсы и местоположение. Так то Ганев бы постарался не влезть в очередной трындец (особенно мирового масштаба), но выбора у него явно не было. Или был? Александр оторвался от стены и, прижимая к себе бумаги, побрёл дальше. Память услужливо подкинула образ связанного, окровавленного и кричащего проклятия Сербии, а также криво улыбающегося Хорватии с ножом. Тогда Югославия сначала хотела выступить на стороне Германии, только вот Драган передумал, за что и поплатился. Ганев тоже сделал свой выбор… — О, Болгария, рад тебя видеть! — проворковал до боли знакомый голос — и сильные руки в перчатках легли на плечи. Александр вздрогнул и нервно улыбнулся: за его спиной стоял Россия. Даже не оборачиваясь, Ганев знал, что тот мило улыбается, прикрыв глаза, будто бы общается со старым знакомым, а не с страной, снова находящейся по ту сторону баррикад. — Эээ, здравствуй, Россия, — липкий страх сковал все внутренности. В последние два десятилетия он был как прокаженный. Чуждый другим монархиям режим поглотил его всего, окунув в пучину безумия гражданской войны, из которой тот вышел совсем другим и теперь стремился незаметно посеять безумие и в других. В том числе и в Болгарии. — Вы неверным путём идёте, товарищ Третье Болгарское царство, — тон Ивана был всё так же дружелюбно-мягким, а ладони всё так же лежали на плечах. — А каким надо? — Ганев почти сразу же ответил, уже предполагая, что тот скажет ему отринуть всё, зашагав путём коммунизма, но… — Вы сами знаете каким, товарищ Ганев, — Брагинский засмеялся и, не оглядываясь, зашагал по коридору, а Александр остался изумлённо смотреть ему вслед, сжимая в руках бумаги. Он не совсем понимал его слова. Не, всё же он сделал, всё, что мог и всё это правильно.***
Безумие. Липкими пальцами оно проникало в его мозг. Озноб всё так же бил его тело, заставляя зябко от этого ёжиться. Кажется, эту 1943 и 1944 он запомнит надолго. Как же… Как же так? Как же так вообще вышло? Мозг работал, как счётчик, лихорадочно анализируя прошлое и выискивая, где тот мог оступиться. Память «услужливо» подкинула перемешанные события прошедших лет. Вот он после Первой мировой войны пытается снова встать на ноги, пытаясь взаимодействовать с другими странами. Вот Россия, наклонившись к нему неприлично близко и положив руки на его запястья жарко шепчет о том, как он не только вернёт ему Добруджу, но ещё они вместе поделят Румынию и совместят границы. Холодный взгляд Германии, который ни на что как бы не намекает, но в то же время даёт собеседнику понять, что выбор, конечно, за ним, однако всё же стоит сделать так, как хочет Людвиг. Искажённое болью не только от делёжки территорией, но и от предательства лицо Румынии, на глазах которого его бывшие союзники рушили достижения прошлой войны. Крики Македонии, которую он крепко сжимает в своих руках и шепчет, что теперь всё кончится. Всё будет, как надо. Всё это правильно. А правильно ли? Недалеко пролетели самолёты. Неужто снова будут бомбить или это опять бред?***
Людвиг и его союзники терпели поражение. Ганев со стороны наблюдал то, как воплощения потрёпанные после очередных битв, возвращались назад, гневно сверкая глазами. Он один же умудрился не только не выдать евреев, сказав, что они и ему самому нужны для постройки железной дороги, но и не связался в войну на востоке, даже сохранив дипломатические отношения с СССР. Союзники тогда недовольно косились на него, а Германия долго смотрел на него своим пристальным холодным взглядом, после чего коротко сказал «хорошо», явно сделав отметку относительно него. Теперь же они и не стеснялись при любом случае высказывать своё недовольство. На сей раз он случайно толкнул Венгрию, и она теперь с криками трясла его за грудки. Где-то поодаль стоял Румыния. Его потрепало сильно, и от былой шальной улыбки не осталось и следа. Бледный как тень, он стоял и смотрел на происходящее, даже не вмешиваясь. Советские войска вовсю откидывали захватчиков к границам, и теперь должны были перейти в наступление.***
Лето 1944 запомнилось своей безнадёжностью. Если поначалу разгром союзников был где-то там, далеко, то сейчас всё это было близко. Очень близко от него. Он видел паникующего пока ещё Королевство Румынию, и предпринимал тщетные попытки хоть как-то выйти сухим из воды. Однако они с треском провалились, а на Ганева давили со всех сторон. Нужно было делать выбор, но какой, если просто хочется остаться в нейтралитете?***
Брагинский изменился. Он очень сильно изменился за эти годы. Потрёпанный, но несгибаемо сильный с горящими глазами. Ганев и раньше видел его таким, но только вся эта мощь и гнев не были направлены на него. — Ты сделал выбор, Болгария? — Россия по старой привычке дружелюбно улыбается, только вот аура вокруг тяжёлая. — Ддда, я нейтральный, — Александру снова плохо, но не от озноба, а от страха. — Я ведь нейтральный. — Ты снова неправильный выбор делаешь, Болгария, — Брагинский с нажимом проговорил. — Ты сам знаешь, что тебе это не дадут сделать. Так какой ты делаешь выбор, Болгария? — Нейтралитет. — — Что ж, я объявляю тебе войну, — Брагинский спокойно сказал и встал из-за стола.***
Лето уже укатилось к своему закату, и неумолимо приблизилась осень. Советские войска вошли в Болгарию, а Ганев сидел за столом, держа свой пистолет. Когда вошёл Брагинский, Александр бросил в дальний угол оружие и, сделав пару шагов к России, вдруг упал на колени, схватившись за грудь, а с его рта внезапно потекла струйка крови. Обезумевшими и неверящими глазами он смотрел перед собой и так и не осознал, что Иван с улыбкой достал пистолет и выстрелил ему в голову. Грохот — и безжизненное тело с распахнутыми от боли глазами упало на пол.***
Иван почесал затылок, смотря на тело перед ним. Он понимал, что Болгария сделал всё, что мог и не хотел его за это винить. Сделав пару шагов, которые стуком отдались по комнате, он закрыл Ганеву глаза и улыбнулся солнцу в окне. Надо было перетащить тело, что он и сделал, подхватив болгарина, как пушинку и отнес его в комнату. Рана на голове ещё кровоточила, но Брагинского это не парило, ведь всё скоро заживёт и будет, как надо. Александр регенерирует и проснется уже обновлённым. — Ты сделал правильный выбор, Болгария, — Брагинский провёл рукой по слипшимися от крови волосам.***
Когда Ганев проснулся, коммунизм шагал и за пределами Болгарии. Сняв окровавленную повязку с головы, он улыбнулся осеннему солнцу и с радостью вышел на улицу. Прошлое с его дилеммами осталось позади, а теперь должна начаться новая, более светлая жизнь. Болгария пошёл на улицу, улыбаясь не менее радостным прохожим. На душе так хорошо и светло. Значит, он всё же сделал правильный выбор.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.