Наседка

      Иногда хотелось отправиться в прошлое и сказать себе: нет. Фу. Не трогай каку. Не делай этого. Нет. Такое «иногда», пожалуй, возникало даже с завидной частотой. Потому что ни одна мысль не посещала так навязчиво голову Роберта, как эта. Подобрать Первого, как больного котёнка, выходить его и сделать своим… Чем? А на кой чёрт, собственно, Смит вообще его подобрал? Вот у него забот других не было? Что ж, отлично, теперь их полон рот! Кто его за руку тянул? Вот кто? Бог? Ну и в жопу тогда такого бога, если из-за него Смит ещё хоть раз сделает что-то подобное на свою бедовую голову!              Томас покинул поле боя ни с чем. Буквально ни с чем. Роберт оставил его с носом. Даже без союзника. Весь обман посыпался, как карточный домик. Мало того, что Смит раскрыл Шраму всю эту ложь, натравив на блондина, так ещё и сразу после этого убил, не дав Тому и шанса объясниться. Сам Роберт ненадолго покинул поле боя и вернулся сразу же, как только исчез Эдисон. Теперь на поле лежало только тело. Израненное, омертвевшее, остывающее. Вокруг кровь. Смиту не привыкать, если немножко запачкает руки. Восстановить всего клона вряд ли получится сразу, сил не хватит, но хотя бы вернуть к жизни можно.              Чем он вообще руководствовался в этот момент? Ну бредовая же идея. Абсолютно бредовая.              Сначала Смит очень злился, когда прихвостнем Томаса оказался именно кто-то из клонов. По сути, это же тоже Роберт! Получается, Том выбрал себе Роберта вместо… Вместо Роберта, чёрт возьми! Нарочно не придумаешь такой бред! Потом Смит как-то и сам не заметил, что очень заинтересовался персоной этой самой замены. Первый клон был довольно интересен, он разительно отличался от других своим умом. Ну и отчаянием, пожалуй. Он шёл куда угодно так, будто ему совершенно нечего терять, будто он уже мертвец, у которого и жизни то нет уже, у которого буквально нет ничего. Один раз им даже пришлось столкнуться лицом к лицу, но это была удручающе короткая встреча. Пожалуй, после неё Роберт и понял — Этого он хочет себе. Поставить на полочку и любоваться, закусив губу и восхищаясь самим собой. Вот Этот — он сам и есть, ну вы только посмотрите, до чего красивый и сообразительный, и это всё ещё в десятки раз глупее и уродливее своего оригинала! О да, тешить своё самолюбие Смит любил всегда, но тогда, наверное, совершил самый большой просчёт. Зачем он вообще тогда подумал об этом? Чем он вообще думал? Точно не головным и даже не спинным мозгом! Не иначе как задницей!       Роберт, наконец, получил шанс заполучить признание и обожание своей копии. Наверняка этот клон, поверженный страхом перед всемогущим Смитом, падёт перед ним на колени и станет очень милой собачкой. Роберт всегда хотел домашнего щеночка, и вот теперь мог его себе позволить. Ну разве не чудо? Сама судьба подарила такую красоту. Грех отказываться от её подарков. Вот этот подарочек и лежит на земле в луже крови, разве что не на блюдце с золотой каёмочкой, но это Смит уже и сам при желании сможет исправить, когда заберёт щеночка домой. Учёный колебался всего мгновение, прежде чем решительно вдохнуть, крепче встать на земле и использовать свои силы на пределе возможностей. Возвращать к жизни оказалось делом крайне изматывающим. Когда всё было кончено, Роберт наконец вернулся к своим собственным мыслям и чуть не свалился на землю, как раз в лужу, которую наделал его питомец. Наверное, устоять учёному помогло чудо. Иначе это просто не объяснить.              Первый клон с большим трудом приходил в себя. Пожалуй, именно его приход в сознание и заставил шатена собраться с силами и устоять, посмотреть и полюбоваться на свою работу. Шрам закряхтел от ужасной боли, содрогаясь на земле. Затем его взгляд начал фокусироваться, и парень в ужасе захрипел, обнаружив себя в красно-бурой густеющей луже. Клон попытался сесть, но от этого движения увидел, как из его живота с бульканьем вырвалось ещё миллилитров 200 крови одним толчком, похожим на что-то вроде пузыря. Шрама тут же вырвало от увиденного, а в рвоте не было практически ничего, кроме крови и каких-то загустевших комков. В ужасе и отвращении случился и второй рвотный позыв.              Роберт, стоявший до этого в немом шоке, наконец, отмер и сделал шаг к клону. Тот, краем глаза увидевший движение сбоку, тут же повернул туда голову и увидел Исходного. Они встретились взглядами на долю секунды, после чего Красный просто вырубился и пал обратно. Смит перетрухнул и подумал, что клон снова мёртв, так что побежал к нему, дабы скорее проверить пульс и дыхание. К счастью Оригинала, они ещё были, так что он быстренько подобрал своего найдёныша на руки и растворился в воздухе. На поляне осталась только лужа.              Пока Шрам был в отключке, Роберт перенёс его к себе домой и начал бинтовать рану на животе. Ему даже стало немного жаль клона. Наверное, стоило сначала перенести его домой, а потом уже колдовать, но что сделано, то сделано. Смит уже даже успел расслабиться и погрузиться в собственные мысли, пока возился с раной, но в один момент живот под руками поджался, недвусмысленно намекая, что клон снова в сознании. Роберт медленно поднял глаза на своего питомца, встречаясь с ним взглядами. Такие красные глазищи. Красивые. На солнце, наверное, ещё и блестят красиво, а Смит блестяшки любит. После этого секундного помутнения Роберт мысленно себя одёрнул. Брови его сами собой нахмурились, изогнувшись, а уголки губ опустились, слегка оголяя клыки. Взгляд стал слегка рассеянным. Шрам воспринял это как угрозу и попытался отпрянуть, но оказался не в силах пошевелиться и лишь запрокинул голову с болезненным мычанием. Только не с ним. Только не сейчас. Наверное, это всё сон, сейчас Том его разбудит, и они вместе отправятся работать дальше. А это так, кошмар приснился.              — Доброе утро, сла-адки-ий, — Почти нежно протянул Исходный. Тон голоса оказался на несколько порядков выше, как у кошки, выманивающей мышку своим чудным голоском. Уголки его губ сразу поползли вверх, а брови поднялись. Руки Роберта сразу же перестали мотать бинт, вместо этого вцепившись в мягкие бёдра жертвы.              Шрам решил, что пора просыпаться, это не дело. Он крепко зажмурил глаза, пытаясь мысленно найти выход из своего сновидения, но у него всё никак не получалось. Между тем хватка на бёдрах ослабла. Брови Роберта вновь сползли к самой переносице, а губы скривились в оскале.              — Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — Резко гавкнул Исходный, с силой надавив на рану на животе своего пациента. Тот взвизгнул и тут же машинально поднял голову, смотря на своё брюхо. В глазах стало темно, потом начали плясать цветные точки, а когда, наконец, прояснилось — по щеке уже предательски скользнула слезинка, непроизвольно сорвавшаяся с ресниц.              Смит смотрел в упор на клона, находясь на расстоянии десятка сантиметров от носа. Выражение лица Роберта было перекошено яростной гримасой. Руки его крепко впились в бока пленника, всё ещё частично сдавливая живот и принося режущую боль. Когда учёный поймал взгляд Красного, поза его вновь стала более расслабленной, а с лица исчезло это гневное выражение. Шрам не хотел верить своим глазам. Наверняка он спит! Сейчас Том заметит, что сон у Первого какой-то неспокойный, как это уже бывало, разбудит его, предложит кофе и тёплый душ, а потом парень отправится на новое задание. Всё вокруг сейчас — сон. Он просто спит, это обыкновенный кошмар, стоит только проснуться и…              — Прекрати думать о нём! Прекрати! Он бросил тебя, слышишь?! Оставил там умирать! Больше того, он сам тебя и убил! Ты не нужен ему! Тебя нашёл я! А он убил тебя и ушёл! Смирись! Он за тобой не придёт! — Снова резко вспылил Оригинал, вцепляясь пальцами в плечи клона и глядя ему прямо в глаза, не давая даже шанса смотреть куда-либо ещё, кроме него. Сейчас Шрам должен смотреть только на него. Никуда больше. Это Роберт его спас, вернул к жизни, да и вообще так устал, что сейчас почти ничего не мог. Ему, как никогда, нужно было быстрее восстановить энергию, поесть, поспать. Пусть тело не так сильно нуждалось в энергетических ресурсах, в таких случаях они были невероятно нужны. Сейчас силы были на исходе, но Смит не мог позволить себе такую слабость, пока на его территории глупый щенок, не понимающий, что гадить в хозяйские тапки нельзя.              Смятение на лице Шрама быстро сменялось другими эмоциями — удивлением, шоком, потом страхом. Видимо, это конец. Вот так бесславно он здесь и закончит. Не сумев помочь другим клонами, не отомстив даже Томасу, просто окажется поглощён заживо. Совершенно глупая смерть. Пустая. Бесполезная. Вообще поразительно, что после выстрела Диктора он остался жив, так ещё и в себя пришёл, а Исходный, судя по всему, сам был садистом не меньше Ди — хотел посмотреть на предсмертные страдания Красного, не стал поглощать, пока он был без сознания. Хотя, сейчас голова Первого соображала довольно туго. В ушах шумело, ещё и Исходник маячил перед глазами. Была призрачная надежда что всё это — его собственный бред, и на самом деле Том, случайно ранивший своего союзника, теперь его выхаживает. Однако, когда Шрам начинал об этом думать, в глазах Исходного начинала разгораться какая-то ярость, так что клон даже своим воспалённым мозгом как-то понял, что в подобном ключе думать не стоит.              Руки Роберта нежно обвили талию и плечи своего подопечного, помогая ему сесть, после чего снова принялись перевязывать рану, вызывая тупую ноющую боль в области живота. Интересно, его поразили насквозь, или нет? Наверное, Смит читает его мысли, если так точно отмечал, что Шрам начал думать о Томасе и даже отвечал этим мыслям в своей манере.              — Я пока не могу залечить саму рану. Она не сквозная, но вернуть тебя к жизни, вообще-то, задача не из простых. Вернутся силы — закончу начатое, от раны не останется ничего, кроме, может быть, шрама. Но какая тебе разница, ты же и так Шрам. — Роберт игриво стрельнул глазами, прикусив губу. Однако, клон, кажется, не слишком высоко оценил эту шутку. Он вообще не понимал, что за ад творится в башке у этого Исходного. У него эмоции сменяются быстрее, чем клоны на экспериментах.

***

      — Смит! Я тебя укокошу!              По дому раздавался быстрый грохочущий топот. Он бегал туда-сюда со сбитым дыханием, спешно оббегая все этажи, вплоть до крыши. Исходного нигде не было. В конце концов, вымотанный Шрам остановился на кухне, пытаясь отдышаться. Глаза ярко горели красным, грудь тяжело вздымалась при каждом сбитом беготнёй вдохе. Воздуха не хватало категорически на все эти догонялки. В глазах чуть-чуть плыло от жары. Чьи-то ладони, ладно, очевидно, чьи, обвили Первого сзади и игриво закрыли глаза.              — Угадай кто-о? — Сладко протянул Исходный, совершенно не скрывая своего превосходства. Слишком уж ему нравилось играть со своим щеночком. Особенно когда тот так злился.              — Дай воды, и, возможно, я не вмажу тебе! — Красный, однако, не пытался как-либо вырваться или ударить Оригинала, лишь старался отдышаться, что было сложно в этом сыром горячем воздухе. Даже без майки было невыносимо жарко.              — Утю-тю, а волшебное сло-ово? — Смит явно лыбился во весь свой оскал, не иначе. Роберт в эту жару загонял Красного, а сам убрал из дома все бутылки воды, оставив мучиться. Точнее, не так — забрал последнюю бутылку из рук клона и растворился в воздухе. Бог тому свидетель, Исходный просто обожал играть со своим клоном в догонялки! Да во что угодно, этот дурачок был слишком потешным!              — Пожалуйста! Дай! — Шрам в отчаянии навалился спиной на учёного, чтобы звучать убедительнее. Это сработало. Смит расхохотался, так что Красный смог без проблем убрать со своих глаз руки Оригинала лёгким движением. Роберт, как всегда, сдержал своё обещание. В руках Исходного из ничего материализовалась бутылка воды, тут же выхваченная и опустошённая клоном.              — Ну какая же ты прелесть. Правда, лето в этом году выдалось жаркое, а? Мне так нравится! Пойдём загорать? — Смиту было совершенно плевать на ответ. Каким бы он ни был — очевидно, Исходный сделает всё по-своему. Красный уже к этому настолько привык, что даже не отвечал, да и сопротивлялся вяло, понимая, что это, в общем-то, всё равно ни к чему не приведёт, а у Роба может испортиться настроение, что смерти подобно.              Смит вытащил клона на крышу. Там уже давно стояли шезлонги. Правда, не прошло спокойно и получаса, как Роберт снова начал приставать к Шраму. Слишком нравился ему щеночек. Исходный потискал клона за щёки, смотря прямо в глаза и закусывая губу от удовольствия. Глаза прищурены, явно забавляется и видит на месте парня собачонку, ну никак не человека.              — Ну какой же ты ми-илый. Интересно, я когда-нибудь осознаю, что ты мой клон? Может, изменим что-нибудь? Отрастим тебе волосы до колен. Или покрасим их? Может пирсинг? Ты будешь та-аким краси-ивым! — Руки Роберта прямо-таки блуждали по разгорячённому солнцем телу. Пальцы ласково огибали все очертания тела, особенно им нравилось невесомо пробегаться по животу и прессу, которые клон непроизвольно поджимал от таких щекочущих прикосновений.              — Не надо, у меня уже были дырки в теле, мне не понравилось. — Первый слегка нахмурился, наблюдая за Исходным.              — Ну ты и скучный. Почему тебе не хочется поэкспериментировать, мм? — Роберт заглянул прямо в глаза клону, приблизившись на расстояние всего пары сантиметров. На секунду клон растерялся, после чего вмиг озлобленно нахмурился. Губы Шрама поджались, сдерживая едкие словечки. На языке сформировалась капля яда, и теперь было тяжело удержаться от плевка. Давить на больное Смит любил и умел. От него было просто некуда деться. Он настигал Красного везде. Сначала это пугало, а потом стало просто привычно. Теперь он никогда не наедине с собой.              — Ну всё, надулся. Очаровашка. — Исходный отстранился от клона, послав ему воздушный поцелуй.

***

      Шрам в очередной раз проснулся от кошмара. Всё, как и всегда: рана на собственном животе, трясущиеся руки, рвота, Исходный, медленно появляющийся из мрака: глаза его жутко блестят, зубы готовы, кажется, перегрызть клону глотку. А потом он теряет сознание и стоит уже перед Томом. Стоит на коленях, у виска его пистолет. Нет сомнений, блондин может выстрелить в любой момент. Даже не так — он обязательно выстрелит, ведь он так зол, так зол… Его серые глаза, кажется, налились кровью, мужчина что-то говорил о том, что Первый нарушил своё обещание до последнего бороться с Робертом, вплоть до самой смерти. Ведь Красный перестал бороться. Он жил с Оригиналом под одной крышей и иногда даже наслаждался этим соседством, когда все звёзды на небе выстраивались в такую сетку, что у них двоих со Смитом было хорошее настроение. Такое в природе встретишь редко, но ведь главное, что хоть иногда это возможно.              Клон нехотя поднялся с постели, подходя к окну. Ночь летняя — очень тёмная, глухая. Небо заволокли тучи, так что даже звёзд не видно. Унылое зрелище. Хмурое небо всегда предвещало хмурого Роберта. Красный тихо вышел из комнаты и на носочках отправился в сторону кухни. Сон у Смита чуткий, если его побеспокоить — беда будет. Исходный восстанет с постели и под покровом ночи настигнет нерадивого клона. Будет ужасно злиться и говорить о том, насколько Первый ничтожен. Лицо его искривится от гнева — брови сведутся к переносице, глаза запылают, кулаки сожмутся и, возможно, будут немного светиться фиолетовым, а губы подожмутся в сухую тонкую полоску. Неприятно.              Красный хотел было шагнуть на кухню, но чуть не чертыхнулся через порог, когда увидел сидящего в темноте Смита. Тот сидел за столом, перед ним стояла кружка с давно остывшим ароматным кофе, а взгляд упёрся в пустоту. Тоже то ещё унылое зрелище. Услышав клона, Исходный встрепенулся и посмотрел в дверной проём.              — Что ты здесь делаешь? Мы договаривались, что ночью ты спишь. Тебя здесь быть не должно. — Слегка сердито заметил Роберт, блеснув в темноте фиолетовыми глазами. Теперь он смотрел прямо на свою копию.              — Тебя тоже не должно здесь быть. Ты тоже спать должен. — Несмело пошёл в атаку Красный, закусив губу. Руками он обхватил свои локти, опираясь плечом на дверной косяк. Длинная растянутая футболка теперь висела на нём особенно свободно, хотя шорты всё равно выглядывали.              — Я могу делать что хочу. — Смит лишь хмыкнул, решив огрызнуться в ответ. Немного повёл оголённым плечом, по которому пробежались мурашки. Халат висел на нём абсолютно свободно, даже, пожалуй, слишком, излишне оголяя грудь и плечи. Спасибо хоть задницу прикрывал. Иначе бы Шрам и дня не вынес рядом с Исходным.              — Прикройся хотя бы, имей совесть, мне всего 3 года, сам говорил, что порнография для тех, кому больше 18. — Первый закатил глаза и мотнул головой, сбрасывая с глаз лезущие волосы. Этот жест позволил скрыть проступающую улыбку.              — Ха-ха, как смешно. — Роберт одарил клона взглядом, полным скепсиса, и одним резким движением запахнул халат, вернув его и себе на плечи заодно.              Клон подошёл к столу и сел напротив Смита. Глаза того на секунду блеснули, а потом он достал сигару и показательно закурил, старательно делая вид, что Шрама здесь нет вообще. Тот лишь наблюдал, не уходя, вопреки ожиданиям Исходного. Тогда Роб одним резвым движением возвысился и перегнулся через стол, выпуская дым прямо в лицо зажмурившемуся и скривившемуся Первому. Кажется, это значило, что клон ему надоел. Красный стойко терпел несколько секунд, а после хрипло закашлялся. Слабые после эксперимента лёгкие и раздражённая слизистая не позволили ему долго терпеть густой ароматный дым. Смит удовлетворённо хмыкнул и растянулся в ухмылке.              — Понравилось? Хочешь ещё, щеночек? — Оскал блеснул в полумраке.

***

      — Ну всё! Лови, фашист, гранату! — Роберт быстро сел на корточки, начиная сгребать снежный ком побольше.       

Несколькими минутами ранее

             Вот уже несколько дней на улице валил снег, падая огромными пушистыми хлопьями. Шрам ежедневно ходил к окну, как на работу, чтобы только сидеть и пялиться на то, как летят снежинки. Его первая зима. Точнее, первая зима снаружи. Благо, Роберт достаточно умный, чтобы ничего не говорить Первому про то, что будет Новый год, что такой праздник вообще существует, потому что для Смита это не имело смысла — он будет встречать новые года ещё сотни, сотни тысяч лет. А потому париться и думать о каком-то празднике не хотелось. И так дел хватает. Все эти несколько дней, что безостановочно летела пурга, Исходный провёл в своей мастерской, лишь изредка отвлекаясь на ноющего клона, который так некстати возжелал пойти гулять. Роберт никогда не отпускал его одного. Что, если тогда Первого похитит Том? Или он сам найдёт себе приключения на известное место? Потому что Красный — магнит для всех возможных неприятностей, это Смит уже понял. И не мог нарадоваться, что такую «замечательную» способность притягивать неудачи унаследовал именно клон, а не оставил это добро Оригиналу.              Много дней Смит отгонял Шрама от себя, мол одного я тебя не пущу, а сам я занят, так что иди к чёрту, зима длинная, успеешь. Разжалобился Роберт в тот день, когда пурга, наконец, закончилась, и вышло солнце. Тем утром Первый ещё спал, когда Смит взглянул в окно и принял решение, что вот теперь клону можно показать снег, раз погода наладилась. Найти тёплую одежду труда не составило. Исходный мечтательно закусил губу, представляя, как нелепо будет выглядеть копия, вся закутанная в тёплые вещички. Благо, Роберту теперь не нужно было кутаться, как капуста, ведь он был устойчив к холоду. Конечно, кожей Смит его ощущал, но теперь он всё равно не был таким смертельным, да и мышцы не сковывал.              Из этих всех соображений Исходный и принял решение, что надо скорее будить клона, ведь зимняя погода очень непостоянна, может испортиться в любой момент. Смит решительно налил воды в чашку и прошёл в комнату клона. Не прошло и мгновения, как всё её ледяное содержимое оказалось на лице сладко спящего Красного. Тот, в свою очередь, тут же с визгом подскочил в постели и свалился на пол, запутавшись в одеяле. Роберт натурально заржал, не сдерживаясь ни на йоту. О да, щеночек иногда был крайне смешным, особенно когда бился обо что-нибудь и начинал довольно живо выражаться. Прямо как сейчас, лёжа на полу и складывая бутерброд из проклятий на Смита, кровать, одеяло, пол, себя, не жалея подливки из матерных слов. По мнению Роберта — уморительно-милое зрелище.        — Солнце светит, негры пашут, вот такая доля наша. Подъё-ём. Сам просил гулять. У тебя двадцать минут, больше не жду-у. — Сладко протянул Исходный, невесомо играясь с растрёпанными кудрями клона пальцами, а после развернулся и ушёл, оставив за собой только комплект одежды. Те самые двадцать минут Шрам провёл с пользой: умылся, поел, оделся. Хотя, надо сказать, последнее заняло очень много времени, потому что оставил ему Роберт свитер, двое носков, тёплые штаны, чтобы поддеть под горнолыжные, ну и куртку, тоже горнолыжную. Видимо, чтобы не промок и не закоченел. Про тёплую шапку, шарф и варежки нечего и говорить — они тоже прилагались к этому набору вместе с меховыми ботинками. Смит очень постарался, чтобы его питомец не задубел на улице. Вышли они, как и ожидалось, вместе. Шрам мгновенно рухнул в снег, трогая, пробуя помять, подкинуть, рассмотреть. Исходный стоял в стороне в пальто, даже без шапки и шарфа, перчаток. Просто как воспитатель, следящий за нерадивым ребёнком. — Фигуры иногда из снега лепят, статуи. Игра ещё такая есть, снежки. Дети делают комки и кидаются ими. Им кажется, что это весело. Красный, выслушав объяснение, начал лепить шарик. Пока Первый был занят, Смит начал действовать на опережение и сам слепил снежок, неожиданно бросив его прямо в плечо своему питомцу. Тот, в свою очередь, ошарашено посмотрел на комок, частично развалившийся после удара. Больно не было, но удар он прекрасно почувствовал. Что ж, война, так война. Исходный немного похихикал над клоном и сказал ему лепить какую-нибудь фигуру, а сам расслабленным взором окинул дом, а после и природу вокруг, ясное голубое небо над головой, солнце где-то за деревьями. Воздух свежий, холодный, приятно щекочет лёгкие. На улице дышать легко. Сам воздух гораздо легче, сам проникает в ноздри и течёт по трахее. Благодать. За такие секунды умиротворения Роберт, пожалуй, был готов заплатить любую цену. Но в том и дело, что это были лишь секунды. Исходному прямо в затылок врезался ледяной комок снега и упал за шиворот куртки, промораживая до костей, не иначе. Роберт подскочил на месте, проклиная всё, на чём свет стоит, и пытаясь вытряхнуть снег. Хохот Первого, наверное, услышали и жители соседней Галактики Андромеды. Роберт почти сумасшедшими глазами немо уставился на клона, стиснув зубы, после чего быстро принял решение отомстить.       — Ну всё! Лови, фашист, гранату! — Роберт быстро сел на корточки, начиная сгребать снежный ком побольше.              Красный не успел опомниться, как в его лицо влетел здоровенный снежный ком, сразив наповал — Первый камнем рухнул в сугроб, как сбитый лётчик. Вот теперь то восторжествовал Смит! Ненадолго, однако. Началась агрессивная перестрелка, не менее активная, чем на гражданской войне, как пить дать. А за свои сугробы они стояли как на линии Мажино — сидели в окопах и иногда снова начинали стрелять, если враг вдруг забывал, что ни одна сторона другой уступать не будет. Оба, пожалуй, были готовы поклясться, что этот день не растворится в памяти, а останется там навсегда.

***

      — Я так больше не могу! Ты меня достал! Пусти меня! — Шрам рычал и бился в руках Исходного. Глаза его от злости ярко горели красным в полумраке.              Солнце уже почти село, на стенах мягко лежал красновато-коричневый свет, пробиваясь через окна. Свет они ещё не зажигали. Они вообще часто допоздна сидели в темноте, пока не случалось включить освещение по пути куда-нибудь. Иначе — так и сидели. Было банально лень пойти включить. Однако, в этот раз было ещё достаточно светло, чтобы они могли друг друга видеть. Включать свет было рано. Солнце ещё не село. Руки Исходного агрессивно стиснули запястья клона, не давая шанса высвободиться. Красный оказался как раз на ходу лучей из окна, так что закрывал собой свет, в то время как Роберт оставался в большем мраке, прижимаясь к Первому со спины и дыша прямо в ухо.              — Заткнись. — Выплюнул Смит, стискивая зубы, чтобы не укусить Шрама. А хотелось. Он и сам был сыт им по горло.              — Хочешь, чтобы я заткнулся — отпусти! Тварь! Я тебя ненавижу! — Первый решил действовать радикально. Он сам укусил Исходного за руку, так что Роберт выпустил клона и тот несколькими большими шагами отдалился от Оригинала, почти упёрся в подоконник, пугливо взглянув на Смита.              Между этими двоими повисла тяжёлая пауза. В воздухе застыло напряжение. Они смотрели друг другу в глаза. Шрам тяжело дышал. Губы его подрагивали, взгляд слегка бегал, зрачки потряхивало туда-сюда. Они долго смотрели друг на друга. В тишине они простояли не меньше тридцати секунд. Теперь никто из них не знал, что делать. Как быть. Зря Красный вообще полез к Роберту с теми вопросами. Зря. Лучше бы молчал. Лучше бы не лез в душу. Не доставал. Не спрашивал. Не интересовался. Не пытался понять. Теперь Шрам опирался руками на подоконник, стоя скованно, на низком старте. В любой момент готов дать дёру. В глазах застыл немой страх, смешанный с предвкушением. Губы закусил. Ждал, что теперь с ним сделает Исходный. Будто испытывал терпение. Искал границу допустимого.              Наконец, Роберт глубоко вдохнул и поднял руки. Он понимал, что когда-нибудь они к этому придут. Смит и сам не то, чтобы был рад случившемуся. Скрестил руки на груди, задумчиво глядя на свою копию. Чёрт знает, что происходило у него в голове в этот момент. Возможно, он думал, стоит ли убить клона. Может, думал, как наказать. Может, думал, как мог этого не допустить. Что пошло не так. Когда всё пошло не так. Вчера? Нет, вчера всё было хорошо… Когда? Роберт в глубокой задумчивости смотрел на сожителя, почти прожигая насквозь. В глазах его отражалось окно и Шрам посреди него. Больше ничего. Но теперь он прикрыл глаза, показывая свою мнимую беспомощность «ослепленного». Конечно, Красный не был дураком и понимал, что даже с закрытыми глазами Исходный в десятки раз сильнее него, он видит и с закрытыми глазами — одним только своим слухом смог бы восстановить всю комнату. Да и весь дом. Шрам перед ним — никто.              — Я понял. Успокойся. И прикуси язык. — Роберт приближался медленно. Что-то в нём всё ещё пугало Шрама.              — Не приближайся. Отойди. Ещё шаг — и я тебя ударю.              — Не ударишь. И мы оба это знаем.              — Я застрелюсь.              — Не проблема. Я и второй раз смогу вернуть тебя к жизни.              — Значит, мне тоже «придётся жить вечно»?              — Значит, да.              — Ты — эгоист.              — И мы оба это знаем. Роберт уже был возле Шрама. Руки Исходного змеями скользнули по телу, в немом танце эти двое обходили друг друга по кругу, никто не желал оказаться в слабой позиции. Наконец, одна из рук Смита обвила талию клона, прижимая левую его руку к животу, а вторая рука скользнула по шее. У Красного в голове тут же промелькнула мысль — задушит, не иначе. Шрам смирился со своей участью и прикрыл глаза. Умирать нужно красиво. По шее скользнуло лезвие. У Первого даже ноги подкосились, от неожиданности из горла вырвался хриплый писк, который так же быстро прекратился, как и начался. Смит нежно провёл холодным лезвием по коже, натягивая её до предела, наблюдая за оставшейся белой полоской на раздражённой покрасневшей коже вокруг. Он не собирался убивать Первого. Нет. Он второй раз провел по этому же месту, надавливая чуть сильнее. Из царапины начала сочиться кровь. Шрам со свистом выпустил воздух через стиснутые зубы. Ноги его чуть не подкосились, колени слегка подогнулись. Благо, Роберт его держал за талию, не давая повалиться. В вечерней тишине растекалось только их дыхание. Воздух наполнился ими двоими. Ничем больше. Эта лёгкая боль отрезвляла. Красный не сопротивлялся, он наслаждался. Он снова почувствовал себя живым. Подрагивающая грудная клетка наполнилась густым воздухом, тягучим, как клей, тяжёлым, как чугун. Теперь в этом мире для него были только Смит и сама жизнь. Шрам почувствовал, что ещё дышит, когда смог расслабиться в руках Роберта и просто чувствовать всё, что происходит вокруг. Слышать, ощущать, видеть. Положить ему голову на плечо и смотреть в окно, на то, как садится солнце.       Время для этих двоих остановилось. Теперь в этом мире не осталось ничего. Весь мир — эти двое. И всё, что осталось в этом мире — они сами и их странная жизнь. Которую и не хотелось прекращать, пока они были рядом, вдыхали друг друга, внимали вдруг другу, ощущали друг друга. Теперь есть только они. Одни против всего мира и одни в целом мире. Когда-нибудь и их солнце сядет. Но до тех пор во всём мире только они одни.