When the barren almond bears

Школьная жизнь шла своим чередом. Засохший миндаль по-прежнему торчал из земли, витраж у библиотечной лестницы покрывался пылью, учителя стращали студентов предстоящими С.О.В. и делали вид, будто за стенами замка не происходит ничего особенного. Расписание почти не оставляло студентам свободного времени, однако многие однокурсники Луны умудрились найти себе пару, и на перерывах все укромные местечки в коридорах были заняты целующимися подростками. Луна не завидовала, как не завидовала и раньше чужой дружбе. Она росла невзрачной, в отца — такие же бесцветные волосы, глаза навыкате, белесые, вечно вздернутые в удивлении брови. Школьная мантия стала коротка, а купить новую она не успела, зато причудливые мамины наряды теперь оказались почти впору. Пятнадцать лет — столько, сколько исполнилось маме, когда она познакомилась с отцом на выставке в магловском палеонтологическом музее. Отец был старше мамы почти на четверть века, но умен, жизнерадостен и полон энергии. Он имел докторскую степень по физике паранормальных явлений и слыл одаренным, хотя и несколько эксцентричным исследователем. Кажется, родственники с маминой стороны все равно были против, и тогда влюбленные — девушка, едва закончившая школу, и ведущий научный консультант двух министерских отделов — попросту сбежали. Подробностей Луна не знала, папа об этом рассказывать не любил. Длинноносый професор, с начала семестра вязвший на себя обязанности преподавателя Защиты от темных искусств, с каждым днем казался все более изможденным. С момента возвращения Того-кого-нельзя-называть у него, похоже, год шел за пять, и порой Луне хотелось предложить побег ему, чтобы он отдохнул и перестал напоминать ожившую иллюстрацию из главы учебника зельеварения о действии ядов. Здорово было бы пожить недельку-другую в лесу — без уроков, регулярных появлений в большом зале и еще тех странных дел, которыми, как давно заметила Луна, профессор успевал заниматься параллельно с выполнением своих непосредственных обязанностей. — Я собирала бы для вас грибы, сэр, а спать можно было бы на мхе… или мху, — однажды сказала она вслух, замечтавшись, и профессор, все так же, как и в первый год их странной дружбы, сидевший по ту сторону стола над стопкой студенческих работ, страдальчески скривил губы. — Не продолжайте, мисс Лавгуд, иначе я решу, что мох за лето вырос у вас в голове. — Вы плохо выглядите. — Не припоминаю, мисс Лавгуд, чтобы кто-то когда-то говорил мне, что я выгляжу хорошо. — Неправда, сэр! Когда вы в прошлом году вымыли и уложили волосы, было красиво… Профессор хмыкнул и снова склонился над чьим-то пергаментом, безжалостно перечеркивая целые абзацы. — С тех пор, как видите, прошло немало времени, — только и сказал он. А время и впрямь шло слишком быстро. В следующие две недели профессор и Луна встречались только на уроках. Потом Гарри Поттер пригласил ее — по-дружески — на вечеринку к самовлюбленному и лукавому профессору Слизнорту, новому преподавателю зельеварения, и Луна, тоже по-дружески, согласилась, потому что никогда еще не бывала на вечеринках и сгорала от любопытства, а кроме того, хотела попробовать сладости, на которые у папы вечно не хватало денег. Вообще-то лицо у Гарри в последний миг стало таким, будто он и сам пожалел о своем поступке, но любопытство и сладости победили, и Луна сделала вид, что ничего не заметила. Она достала из сундука свое единственное нарядное платье и приколола на плечо брошку в виде единорожьей гривы. Гарри покосился на брошку с недоверием, но в остальном был очень любезен — правда, исключительно до тех пор, пока не увидел поблизости профессора Трелони в немыслимом одеянии, наводившем на мысль одновременно о фестивале Вудсток, цыганском таборе и ранних прерафаэлитах. — Схожу раздобуду лимонад, — буркнул он и потерялся в толпе. Профессор Трелони огорченно всплеснула руками. — Мистер Поттер с таким упортством избегает моего общества, будто я — плохое предзнаменование. — Нет, вы — ни в коем случае, — попыталась утешить ее Луна, — просто вы, стоит вам только его увидеть, во всем находите целую кучу этих предзнаменований, — и профессор Трелони, совсем обиженная, молча уставилась на донышко бокала. — Добрый вечер, мисс Лавгуд, — прозвучал позади Луны знакомый голос. Длинноносый профессор выглядел так, словно его второпях выдернули из-за рабочего стола. Ни гости, ни угощение, ни музыка нисколько его не занимали, и сам он, уставший, одетый в будничную мантию поверх неизменного черного сюртука, терялся на фоне разряженных в пух и прах незнакомых волшебников. — Здравствуйте, сэр, — вежливо сказала Луна. — Вы знаете, я здесь случайно. Меня пригласил Гарри, сэр, Гарри Поттер… — …который, несомненно, в настоящий момент занят своими делами и не проявляет к вам никакого внимания, — докончил за нее профессор. — Что ж, придется мне проследить за тем, чтобы вы не слишком скучали, хотя, признаться, я не нахожу здесь ничего веселого. — А как вы здесь оказались, сэр? — Меня поймал в коридоре достопочтенный профессор Слизнорт и буквально притащил сюда, рассказывая по дороге, как рад он был меня встретить, но я-то знаю, что на этой вечеринке просто нужен хотя бы один трезвый взрослый, — и профессор чуть повел подбородком в сторону профессора Трелони, у которой уже подкашивались ноги, и троих престарелых волшебников, не в лад и не в склад распевавших какую-то песню. Забывшись, Луна уставилась на них во все глаза. Мимо в беспорядке проплывали танцующие пары; Гарри не появлялся. Профессор слегка тронул ее за локоть. — Мисс Лавгуд, позвольте предложить вам сливочного пива и поискать местечко потише. Мне очень не нравится, как пялится на вас вон тот бледный верзила с трясущимися руками. — Пожалуйста, сэр, подождите, я никогда не видела так близко настоящего вампира, — взмолилась Луна, но профессор решительно оттеснил ее в сторону, и скоро они очутились в дальнем конце зала у столика с пирожными, где не было никого, кроме старенькой волшебницы, мирно дремавшей над шеренгой пустых рюмок. — Мисс Лавгуд, возможно, вам будет приятно узнать, что я поддерживаю переписку с вашим отцом и уже отослал в его издание статью о применении рога морщерогих кизляков в экспериментальном зельеварении, — серьезно сказал профессор и прибавил: — Разумеется, под псевдонимом. Кстати, если вы хотите перепробовать все пирожные, можете заняться этим сейчас, на нас пока никто не смотрит. Луна последовала его совету, но вскоре отставила тарелку в сторону и задумчиво сказала:  — С виду они гораздо лучше, чем на самом деле. — Как и многое в этой жизни, — отозвался профессор. Из рукава его выглянул кончик волшебной палочки, и шатающийся капитан слизеринской команды по квиддичу фантастическим образом разминулся со старинным буфетом, в который неминуемо должен был врезаться на полном ходу. Луна тихо охнула от восторга. — Если бы не вы, он разбил бы голову, хоть она и кажется крепкой, как череп слоногрыза… Простите, сэр, я разве что-то не так сказала?.. Профессор долго молча глядел на нее сумрачными трезвыми глазами. — Вот для этого, мисс Лавгуд, я и нужен, — произнес он наконец с непонятной Луне грустью — и, склонившись к девочке, осторожно взял в ладони ее лицо. Луна непроизвольно дернулась, почувствовав могильный холод, шедший от его рук, обычно таких теплых, и тут же виновато погладила складку на его мантии. — Ваша душа, мисс Лавгуд, чиста и прекрасна, и потому обещайте мне, что отныне и впредь, что бы ни случилось, в своих поступках вы будете руководствоваться не только тем, что говорит вам сердце, но и тем, что диктует разум, — и со временем, хотелось бы верить, достигнете равновесия, а это даровано немногим. Завхоз Филч проволок мимо выпендрежника Малфоя, наверняка что-то натворившего, и профессор летящим своим шагом метнулся вслед — то ли выручать подопечного, то ли выдать ему добавки, и Луна, ничего не успевшая ответить, почувствовала: дело было не в Малфое, совсем не в нем. Обратно профессор уже не вернулся. Гарри тоже исчез. Девочка доела одиноко лежавшее на тарелке пирожное, машинально вытерла пальцы о мантию и, сторонясь людей с нетвердой походкой, поплелась в башню факультета. Больше они с профессором не беседовали наедине. Когда среди недели Луна попыталась после уроков заглянуть к нему в кабинет, на стук в дверь никто не ответил. Профессор сознатетельно отдалился от нее, и не потому, что Луна из испуганного, обойденного лаской ребенка превращалась в ни на кого не похожую взрослую девушку. Луна догадывалась — на плечах профессора лежало тяжкое бремя. Было что-то такое, что он должен был вытерпеть один, без утешения и помощи, никого не связывая причастностью, — один и до самого конца. — Снейп убил Дамблдора, — полгода спустя произнес Гарри голосом, полном черной ненависти, и Луна впервые за несколько лет забилась в судорогах на полу коридора. После долгих часов кружения в свистящей радужной круговерти она, обессиленная, открыла глаза и увидела над собой потолок Выручай-комнаты, похожей в этот раз одновременно на гостиные Когтеврана и Гриффиндора, и рядом — бледного Невилла. — Представь, я только сейчас понял, какая это глупость — наше деление на факультеты, — пробормотал он, стуча зубами. — Если бы не оно, я мог бы забрать тебя к нам или остаться ночевать в твоей башне. И Дамблдор… Что же теперь будет? Никто не знал. В ту ночь они с Невиллом зачем-то выбрались за территорию замка и долго стояли на опушке леса. Почувствовав неуловимое движение в воздухе, Луна обернулась. Из тьмы деревьев на нее смотрел серебристый безрогий олень с большими печальными глазами — он чем-то походил на Патронуса Гарри, но все-таки не принадлежал ни ему, ни кому бы то ни было из студентов. «Ты тоже видишь?..» — хотела она спросить у Невилла, но спрашивать было не о чем: прекрасный лесной зверь исчез, оставив после себя лишь едва заметное белое свечение, которое несколько мгновений стелилось над землей и вскоре угасло.