Отпуск

Запах в доме Анны Петровны странный — смесь дерева, древнего клея, сушащихся трав, раскалённой печки, местной воды, отдающей не то тиной, не то химией, неспокойной старости, добровольного беспамятства, с острыми нотками безумия. Денис вдыхает полной грудью, смакует ощущения, будящие внутри смутную — не-его — память. Денису нравится. — Прикинь, они называют его хозяином, — Максим заваливается, как к себе домой, падает на диван, не снимая ботинок, и заливается пёсьим хохотом. Денис в ответ лишь уголком губ дёргает, скорее обозначая улыбку, чем улыбаясь по-настоящему. Внимательно смотрит, как по виску Максима скользит капля пота: то ли после забега по деревне в поисках информации, то ли от неконтролируемого смеха. Отворачивается, качая головой, зачёрпывает эмалированной кружкой воды из стоящего у стола бидона, ставит её на стол прямо перед носом склонившегося к старомодной скатерти Максима. Тот откидывается на спинку — диван жалобно скрипит — и вытирает кулаком набежавшие слёзы. Хватает кружку и осушает залпом. — Распробовал, какая херня? — спрашивает он с мальчишеской ухмылкой. — Честно, удивлён, что местные ещё живы. Денис кивает и пожимает плечами одновременно: люди — что тараканы, ничем их не переморишь, ко всему приспособятся, смирятся, уверуют. Стоит лишь вспомнить о вере, как буквально из воздуха спрядается силуэт Сони — волосы целомудренно прикрыты капюшоном толстовки, фигурка подобострастно согнута перед Богом, лживые глаза опущены в пол. — О, святоша пришла. Падай, — Максим двигается и хлопает рядом с собой. Взвившиеся пылинки рыбьими чешуйками блестят в случайном солнечном луче. Соня садится на предложенное место, кладёт руки на коленки, словно прилежная школьница. — Храм интересный. Сила в нём есть. Настоятель повесился уже больше трёх сотен раз, а одна из икон по-настоящему мироточит, — говорит она тихо и напевно, словно удаляющийся звон колоколов. — Я там Лизу оставила, она присмотрит, — добавляет Соня и устраивает голову на плече похабно ухмыляющегося Максима. Денис фыркает — грядущая ночь явно не будет тихой. Максим приобнимает Соню за плечи, играется с волосами, не отрывая взгляда от Дениса, — провокация и предложение одновременно. Стук входной двери, вписавшейся в стену, неприятно режет по ушам. Эля заходит, чуть пошатываясь, с пьяной улыбкой и измазанными кровью руками. Идущая за ней Катя улыбается так же и буквально искрится от переполняющих её сил. — Мы должны почаще выбираться на такой recharge, — звонко объявляет она, на ходу стягивая кофту. — Я буквально ожила. Шея Кати выглядит так, будто её рвали дикие звери, а не люди. Эля недовольно цокает языком, мажет испачканными пальцами по чёрно-синим пятнам, метит территорию. Катя нежно улыбается и треплет подругу по волосам. Эля ластится к мягкой ладони дикой кошкой, только что не мурлычет. — Сколько трупов за сегодня, девчат? — спрашивает неугомонный Максим, жадно подаваясь вперёд и едва ли не капая слюной на когда-то белую ткань. Журналист однажды — журналист навсегда. Эля задумчиво загибает пальцы, Катя качает головой — не наигралась ещё. — Три, — наконец отвечает Эля, задумчиво постукивая себя по губам. — А ещё нашла вкусные собачьи мозги. Настоявшиеся, с мотылём. Все начинают шумно обсуждать находку и способы придания мертвечине пикантного привкуса. Денис одним глазом смотрит на них, сочащихся грехом, дурной молодой силой, другим — на заряжающего на той стороне озера ружьё Алябьева. Кажется, он решил побороться за титул «Хозяина». Денис искренне смеётся и облизывает губы. Поехать в отпуск было прекрасной идеей.