В ком больше нет огня

Колонна перетекла, стала толще — теперь в ряд стояли шесть человек, занимая в ширину весь туннель. Первая шеренга ощетинилась стволами огнеметов, вторая взяла на изготовку винторезы. Черной лавой они поползли вперед — неторопливо, уверенно. Гомер, выглядывавший из-за широких спин пришельцев, увидел в белых прожекторных лучах всю сцену разом: и кучку солдат, державших оборону, и две худых фигурки — Сашу и Леонида, — и окружающий их сонм кошмарных созданий. И все в старике оборвалось. Леонид играл. Чудесно, невероятно, вдохновенно, как никогда раньше. И орда уродливых существ слушала его жадно, и залегшие солдаты привставали, чтобы лучше видеть музыканта. А его мелодия прозрачной стеной разделяла враждующих, не позволяя им обрушиться друг на друга в последней гибельной схватке. — Готовность! — вдруг сказал один из десятков черных людей; который?! Вся первая шеренга разом опустилась на одно колено, вторая вскинула винторезы. — Саша! — крикнул Гомер. Девчонка резко обернулась к нему, зажмурилась от слишком яркого света, выставила вперед ладонь и пошла наперекор хлеставшему из фонарей потоку медленно, будто против шквального ветра. Толпа, опаленная лучами, забурчала, застонала, поджалась… Пришельцы выжидали. Саша вплотную подошла к их строю. — Где ты? Мне надо с тобой поговорить, пожалуйста! Ей никто не ответил. — Мы нашли средство от этой болезни! Ее можно вылечить! Не нужно никого убивать! Есть лекарство! Фаланга черных каменных статуй молчала. — Прошу тебя! Я знаю, ты не хочешь… Ты только пытаешься спасти их… И себя… И тут над боевым построением, словно не исходя ни от кого отдельного, раздалось глухо: — Отойди. Я не хочу тебя убивать. — Тебе не надо никого убивать! Есть лекарство! — отчаянно повторила Саша, идя сквозь одинаковых людей в масках, стараясь найти среди них единственного. — Лекарства не существует. — Радиация! Радиация помогает! — Не верю. — Я прошу тебя! — Саша сорвала голос в крик. — Станция должна быть очищена. — Неужели ты не хочешь все изменить?! Почему ты повторяешь то, что уже сделал однажды?.. Тогда, с черными?! Почему не хочешь прощения? Истуканы больше не откликались; толпа начала подступать ближе. — Саша! — умоляюще прошептал девчонке Гомер; та не слышала. — Ничего нельзя изменить. Не у кого просить прощения, — наконец упали слова. — Я поднял руку на… На… И наказан. — Все внутри тебя! — Саша не отступала. — Ты можешь сам себя отпустить! Можешь доказать! Как ты не видишь, это же зеркало! Это отражение того, что ты сделал тогда, год назад! И сейчас ты можешь поступить иначе… Выслушать. Дать шанс… И сам заслужить шанс! — Я должен уничтожить чудовище, — хрипло промолвил строй. — Ты не сможешь! — закричала Саша. — Никто не может! Оно есть и во мне, оно спит в каждом! Это часть тела, часть души… И когда оно просыпается… Его нельзя убить, нельзя вырезать! Его можно только опять убаюкать… Усыпить… Сквозь уродов проскользнул чумазый солдатик, протиснулся мимо замерших рядов черных, побежал к гермоворотам, к железной коробке передатчика, схватил микрофон, что-то крикнул в него… Но тут коротко чавкнул глушитель, и солдатик сник. Услышав кровь, толпа тут же ожила: вспухла, разгневанно заревела. Музыкант, приложив к губам флейту, заиграл, но магия рассеялась; кто-то выстрелил в него, он выронил инструмент, взялся обеими руками за живот… Раструбы огнеметов облизнулись пламенем. Фаланга обросла новыми стволами и сделала шаг вперед. Саша бросилась к Леониду, готовая разбиться о толпу, которая уже обволокла упавшего, не желая отдавать его девушке. — Нет, нет! — Она не могла больше сдерживаться. Потом, одна против сотен кошмарных уродов, одна против легиона убийц, одна против всего мира, она упрямо сказала: — Хочу чуда! Грянул далекий гром, своды дрогнули, толпа съежилась и отступила, пришельцы тоже попятились. По земле побежали тонкие ручейки, с потолка стали падать первые капли, зажурчали все шумнее темные струи… — Прорыв! — завопил кто-то. Черные люди торопливо двинулись прочь со станции, отступая к гермоворотам, старик побежал за ними, оглядываясь на Сашу. Та не трогалась с места. Подставив ладони и лицо хлынувшей на нее сверху воде, девчонка… смеялась. — Это же дождь! — кричала она. — Он все смоет! Все можно будет начать заново! Черный отряд выбрался за затворы, и Гомер с ним. Несколько пришельцев навалились на створку гермоворот, пытаясь закрыть Тульскую, сдержать воду. Створка поддалась и тяжело пошла вперед. Старика, который сорвался обратно, к оставшейся на тонущей станции Саше, схватили, отшвырнули прочь. И только тут один из черных внезапно метнулся к сужающейся щели, протянул руку, крикнул девчонке: — Сюда! Ты мне нужна! Воды уже было по пояс; и вдруг белокурая голова нырнула и пропала. Черный человек отдернул руку, и ворота закрылись.

***

Бригадир сидел возле костра вместе с Гомером на станции Добрынинская. Прошло несколько дней с того самого злосчастного дня. Казалось бы исход был даже лучше, чем предполагался, но осадок оставил весомый след. Бедный старик уже столько вообразил, о том какой какой будет масштабной катастрофа, если Хантер вдруг решиться сжечь целых три станции… Наблюдая за языками пламени, Хантера одолевали совсем иные мысли. В его голове слово по записи звучали одни и те же слова девчонки: «Ты не сможешь! Никто не может! Оно есть и во мне, оно спит в каждом! Это часть тела, часть души… И когда оно просыпается… Его нельзя убить, нельзя вырезать! Его можно только опять убаюкать… Усыпить…» Внутри что-то больно сжималось, но что же… Перед его глазами была та сцена, где он ринулся к ней, но… но не успел… Наверное эта сцена будет его мучить до конца. Что-то внутри вновь сломалось, как… как и тогда… в тот роковой день год назад… Хантер тяжело выдохнул и встал с места. Гомер посмотрел на бригадира, тот покачал головой и куда-то ушёл. Старик вновь уткнулся в свою книжонку и продолжил перечитывать по сто раз одну и ту же строчку. Ему было ни капельки не легче… возможно, если бы в тот день он не отпустил бы её с этим музыкантишкой, то все было бы по другому. Станция была уже заминирована и все могло обойтись так как и должно, но… но другим исходом. На глазах у старика застыла непрошенная слеза… «Ты все записал, что со мной случилось?» — Я… пишу… — еле слышно произнес Гомер. Бригадир шел… просто шел куда ведут ноги… И вот он вновь возле гермоворот, которые ведут на станцию Тульская. А если радиация действительно лечит лихорадку, если он бы только послушал её. Сейчас он пустым взглядом сверлил ворота словно чего-то ожидая. «Сюда! Ты мне нужна!» — Вы чего-то ожидаете? — неожиданно подошел дозорный. Бригадир был готов поддаться чему-то и кивнуть, но тут же как на отрез ответил: — Нет. Тут делать нечего. Обритый развернулся и пошел прочь с этого места. Дозорный посмотрел вслед и лишь непринужденно хмыкнул. К чему вся эта горесть… а главное горесть чего? Какой-то утраты? К чему все это. На его веку скольких он хоронил и со сколькими прощался, так к чему же теперь появилась вся эта морока. Хантер проходил мимо того места, где услышал странную мелодию того мальца. Он вновь вспомнил ту толпу, которая внимательно слушает музыку и… ее… «Почему ты не хочешь взять меня с собой?!» «Боюсь.» А ведь все закончилось так, как он себе и предполагал, если та увяжется за ним. Он за все время никому не давал жить, лишь грубо, резкими движениями забирал ее у других. Так к чему бы он смог что-то изменить. Все было так, как изначально было решено. Возможно, если на той станции он не подобрал свой внутренний баласт, то такого бы не произошло. Хантер вернулся к Гомеру лишь через четыре часа. Старик крепко спал, сжимая свою драгоценную книжку. Бригадир сел возле костра и продолжил наблюдать за очагами пламени, которое то и делали с секундой меняли свое местоположение.

***

Прошло еще три дня. Бригадир наметил сегодня возвращаться на Севастопольскую. Пора бы уже обратно к себе… Гомер было хотел что-то противопоставить ему, но понял, что это лишнее. Тут и правда делать больше не чего. Прошлого не воротить. Перед тем как двинуться в путь, Гомер добавил новую строчку в свою историю: «…солдат, ранен не раз и прекратил борьбу. Пора остаться здесь… тот не боец… в ком больше нет огня…» В этот раз путь был легок. Возможно ли из-за того, что путь держали они домой. Хотя от чего именно Севастопольская была их домом, любая станция уже считать дом, но почему то та так звала их обратно. За весь путь бригадир был не особо разговорчив, но разговор поддерживал. Гомер с этим походом узнал намного больше Хантера. Оказывается, что раньше он был спартанцем и служил в Ордене. Мельник его уважал и до сих пор будет уважать, пока память себе позволит. Наверное он занимал довольно высокое положение и являлся одним из лучших, как мог предположить Гомер, да бы сложить картинку в целом. Раньше он яростно поддерживает попытки противостоять угрозам, которые могут уничтожить всю систему метро, однако после встречи с так называемыми: «Черными», он конкретно изменился. Словно потерял самого себя в себе, заменив свое я кем-то дргуим… иным… Что теперь стало видно. Шагая вслед за бригадиром, Гомер задался вопросом о том: каким он был раньше? Наверное бы он никогда не осел на Севастопольской и продолжал спасать метро от угроз. Можно предположить, что и в эта эпидемия тоже была записана невидимыми чернилами в его историю. — Да и все же замечательная вышла история… — неожиданно вслух сказал старик. Бригадир ни чего не произнёс лишь как-то неудовлетворенно вздохнул. Гомер уже проклинал себя за то, что вообще смог сказать такое да и вслух! «Вот же дурень!» — Остановимся на Автозаводской. — коротко и по делу сказал бригадир.

***

Через два дня старик с Хантером все же дошли до станции. Бригадир пошел докладывать Истомину о случившемся, а Гомер решился все же наведаться к жене. Ведь как бы сильно его не тянуло на путешествия здесь был тот человек, который был готов ждать его вечность. Словно та история с каким-то псом, который прождал своего хозяина всю жизнь. После изнурительной беседы с начальником и полковником было известно, что уровень воды на станции значительно снизился и в скором времени будет отправлен первый эшелон добровольцев для вывозки трупов со станции. На что мужчине поступило предложение поучаствовать, но тот наотрез отказался. И так дерьма вполне хватило… Хантер неспешно возвращался в свою комнату. Он вновь станет тем несломимым бригадиром для всех, но для себя он знал, что его сломали давным-давно и вот это словно вновь повторилось. Мужчина иногда в своем былом сознании задумывался, что было бы, если он не отправился на ту адскую бойню. Может тогда бы он был цел… не физически… морально… Стоило Хантеру подойди к своему жилью, как вдруг он услышал чей-то разговор: — Слышал о потопе на Тульской? — Еще бы, скоро первый эшелон отправится вывозить трупы оттуда. — Да… не легко пришлось людям. — Не говори, сколько живых то… Хорошо, что девчонка как-то смогла спастить оттуда. — Ага, но никогда не видел таких светлых волос! — Это да, что сказать красавица… Дослушивать разговор мужчина не стал и тут же рванул в лазарет. Мозг интересовался зачем, но что-то внутри звало его туда. Белая макушка… Пока Хантер несся в лазарет перед глазами вновь и вновь пропадала в воде белая макушка. «Сюда! Ты мне нужна!» — с болью отдалось в груди. Зайдя в лазарет, мужчину остановил доктор. — Вы к кому? — С Тульской кто… — не умело говорил мужчина. — А вы о той девчонке, так она в той палате. — доктор указал на дальнюю палату. Хантер рванул дальше. Но перед тем как зайти он впал в ступор… К чему все это… К чему… В палате на раскладушке сидела девушка с перебинтованной головой. Как только мужчина вошел в палату, девушка медленно подняла голову и посмотрела на гостя, а после потеряла дар речи. Перед ней стоял никто иной как Хантер. Тот человек, который в последние минуты кричал ей о том, как она ему нужна. На глазах девушки застыли слезы, который были готовы вот-вот сорваться… и одна то и сделала. Саша сжалась словно боялась, что тот что-то с ней сделает, хотя она прекрасно понимала, что это не так. Мужчина подставил стул к раскладушке и сел на него. Он отвернулся от девушки, чтобы та хоть как-то могла расслабиться, а после тихо произнес: — Прости… — За что? — еле слышно спросила Саша. — Я не знаю как это объяснить… Напряжение спало и девушка смогла расслабиться в его присутствии. Саша коснулась ладонью его щеки, от чего тот слегка дернулся, а после привык к её холодной руке. Ее холод так и боролся с его бушующем огнем. Словно огонь и вода хоть это и такие разные стихии, но как они были близки к друг другу. Саша вспомнила слова Леонида, который говорил о том, что ей стоит решать кого выбрать: его или безжалостного убийцу. Сейчас выбор был абсолютно ясен. Как она могла бросить того, кому так настаивала о том, что она так ему нужна. Не могла она так гадко исчезнуть, дав ему надежду и тут же ее отобрать. Но Саша ни капельки не жалела о своем выборе. Наверное будь жив бы он, то был огорчен выбором девушки, но той было все ровно. Лишь бы помочь этому человеку вспомнить или почувствовать то, что ему так было далеко... — Ты этого не хотел… никто это не хотел. Я вижу как ты борешься с самим собой, как ты не хочешь отдавать место другому я. И то как ты смог потерять самого себя в себе… Хантер вновь повернулся к Саше. Девушка обняла мужчину, прижав его голову к своей груди. Пальцы бригадира резко сжались, а после разжались. — Ты не обязан бороться сам… Пойми, не беда, если что-то не получилось как бы не старался. Порою нужно разделить свою боль с другим… возможно именно тот человек сможет стать твоим проводником в кромешной тьме… Прошла минута молчания, никто не хотел её прерывать, но Саша всё же осилила. — Тогда ты говорил… Что я тебе нужна… так ли это? Прошла еще минута молчания. Хантер начал тяжело дышать, от чего девушка подумала, что тот начал задыхаться, но потом она поняла, что сейчас он вновь борется с самим собой, чтобы отстоять свое право. Но после долгих нескольких минут стало ясно, кто одержал вверх. Мужчина медленно протянул руки и крепко обнял её так словно боясь, что все это мираж. Страшная шутка своего собственного я. Он боялся потерять ее вновь, как и в тот день. Слезы девушки хлынули градом. Хантер сжал девушку лишь сильнее, чтобы он наконец смог почувствовать себя… живым… Что только делает любовь с человеком. Как бы он не был сломан, всегда найдется тот, кто бы смог вытащить его с той глубокой ямы. Важно лишь не отбросить руку помощи. Хантер это понял только сейчас, когда он наконец-то смог осознать всю значимость Саши для него. Ни любая боль, ни любой алкоголь не спасли бы его, а лишь эту боль удвоил. Она была тем самым белым мотыльком, который смог указать верный путь в той тьме. И неожиданно для него самого с правого глаза что-то мокрое скатилось по его изуродованной части лица…