Северный ветер больших перемен

Прохладные пальцы коснулись лба, скользнули к скулам и нежно обвели подбородок. Гермиона заворочалась, сонно моргая и морщась от того, насколько затекла ее шея и озябли ноги, хотя оказались прикрыты пледом. – Который час? – голос был хриплым ото сна, она прочистила горло: – Я заснула, извини… Снейп хмыкнул, глядя на нее сверху вниз с лукавым видом: – Не извиняйся, твой храп помогал мне держаться на ногах и оставлять сознание ясным. – Я не храплю, не правда, – насупилась Гермиона и потянулась к его часам, сейчас лежащим на небольшом колченогом столике. – Пять утра? Мерлин, – она потерла лицо руками, – не удивительно, что шея так болит, – её взгляд упал на лабораторный стол, где до сих пор мерцало пламя горелки: – Удалось понять что-нибудь? Он прошел обратно к своему оборудованию, заставляя Гермиону замереть в надежде и беспокойстве. Когда Снейп вновь вернулся к ней, то держал в руках колбу с прозрачной жидкостью, должно быть, водой. – Природа этой субстанции рождает у меня несколько теорий… Но если в сухом остатке и с практической точки зрения – ее свойства раскрываются благодаря цепочке реакций. Первый прием лишь закладывает основу для последующих метаморфоз и трансмутаций. – То есть, в первый раз ею поят действительно для того, чтобы в последующем была возможность стереть память, дав испить эту воду повторно? – Полагаю, что так. Причем, и это намного для нас интереснее, по моим соображениям, количество таких циклов не ограничено. То есть, если выпить ее в третий раз, то память должна вернуться в полном объеме, пока не принять эту воду еще раз. И более того, свойства этой воды таковы, что стирают воспоминания обо всем, что происходило в этом месте вне зависимости от того, в какой момент она была выпита впервые. В принципе, это не новость, когда что-то, спящее до поры до времени, активируется второй фазой, и при этом привязано не к временным рамкам как таковым, а к месту своего происхождения. – Давай проверим! – заинтригованная, Гермиона вскочила на ноги. – Я выпью воду повторно прямо сейчас, а после ты дашь мне испить ее в третий раз, чтобы вернуть память. К ее некоторому замешательству, Снейп медленно покачал головой, не сводя с нее бесстрастного взгляда. – Мы не сделаем ничего подобного. Не с тобой. – Тогда как мы узнаем наверняка? И почему не со мной? – смутное беспокойство уже поселилось в сердце. – Это же очевидный вариант, ведь я уже пробовала эту водицу… – Потому что в любом случае это рискованно, – вздохнул он, как будто общаясь с неразумным ребенком. – Все эти игры с сознанием. – Но ведь рядом будешь ты, опытный ментальный маг! Я понимаю риски, но как же иначе?.. – Иначе можно, варианты есть, – кривая усмешка притаилась в уголках его губ. – Например, я, – обвел он себя рукой. – Ты? Но… – Гермиона нахмурилась, обхватив локти. – Мне не нравится это, Северус. То, что ты постоянно рискуешь ради меня, ставишь себя в уязвимое положение. Давай хотя бы в этой ситуации, где вполне можно обойтись без подобного, поступим иначе. Я не какая-то девица в беде, вечно нуждающаяся в опеке… – Да-да, – отмахнулся он флегматично, абсолютно безразличный к ее протестам. – Ты, конечно же, очень самостоятельная и умелая волшебница, героиня войны, будущая надежда правовой системы волшебного мира… Но эксперимент мы проведем на мне. Снейп пожал плечами и сжал колбу в своих пальцах сильнее, выглядя при этом одновременно непреклонным и совершенно спокойным. Она не могла сказать второго и о себе. В конце концов, даже если отринуть доводы о том, что это несправедливо, когда все риски всегда принимает на себя он, оставалась и чисто практическая сторона вопроса. Если иметь в виду, что волшебная жидкость частично стирает память… Где была гарантия того, что Снейп захочет испить воду во второй раз, когда ее предложит ему Гермиона Грейнджер? Девушка, о которой он будет помнить лишь, что она – раздражающая заучка, подруга Гарри Поттера? Гермиона не преминула поделиться с ним этими соображениями. – Я уверен, что ты найдешь ко мне подход, милая моя Гермиона, – на ее вкус, слишком легкомысленно заявил он, заставляя ее злиться на эту неуместную беспечность. – Ведь в противном случае, где гарантия, что из моих рук захочешь принять непонятную жидкость ты? – Я доверяла тебе уже тогда, – упрямо тряхнула она головой. – Я бы выпила воду, если бы ты заверил меня, что это необходимо. Ты разве забыл, на что я пошла, чтобы отыскать тебя? – Нет, – на этот раз его улыбка стала завораживающе мягкой. Удивительно, как теперь иначе, судя по всему, воспринимался им этот факт их общего прошлого. – Такое забыть едва ли возможно. Боюсь, даже эта вода окажется бессильна, – он коротко и тихо хохотнул. – Гермиона, я уже принял решение. – Но, – это был последний ее аргумент, а она была просто обязана стоять на своем, – зачем просто так расходовать воду? Я уже один раз пила ее, а тебе придется сделать три глотка друг за другом… – О, – Снейп сделал шаг назад, бесстыдно ухмыляясь, – дело в том, что я уже уравнял наше положение пока ты спала… Не тратя больше времени, он вытащил пробку из узкого стеклянного горлышка, поднося колбу к собственным губам. – Что?! – гневно воскликнула Гермиона и бросилась вперед, желая помешать ему и понимая, что едва ли у нее получится. – Северус, так нельзя делать! Ее руки коснулись его предплечья в попытке удержать, однако Снейп лишь снисходительно посмотрел на нее сверху вниз, качая головой: – Я же сказал тебе, что все уже решено. Чтобы я поверил тебе, на столе лежит моя записка самому себе, дай её мне. Если не поможет и это, просто расскажи мне какой-нибудь личный факт из моего прошлого… Например, что в шестнадцать лет на летних каникулах я выпил оборотное зелье с волосом сварщика с соседнего завода, а потом нашел своего отца в пабе и избил его по-магловски. – Северус, – предупреждающе произнесла Гермиона, но на это Снейп лишь поднял руку, сжимающую колбу, выше, а после поднес ее ко рту и сделал глоток. – Господи! Но несколько секунд, казалось, ничего не происходило. По крайней мере, Снейп вполне осознанно двинулся к рабочему столу, куда аккуратно поставил лабораторную посуду, после чего обернулся к ней. Его лицо было странно расслабленным, когда он наблюдал за ней с чем-то, похожим на любопытство. Гермиона не решалась пошевелиться, выжидая, что будет дальше. Черные глаза осматривали ее, скользя по лицу, плечам и дальше, вниз, а после он огляделся по сторонам. – Северус… Когда он вновь посмотрел на нее, его зрачки расширились, а рука взметнулась к волосам, проводя по ним пятерней, зачесывая черные пряди назад. Гермиона видела, как постепенно им овладевает растерянность. – Как ты? Он открыл было рот, но вот что-то, какая-то мысль, судя по всему, окончательно смутила его, возникнув и ускользнув. Его губы упрямо сжались, а брови нахмурились. В эту секунду Гермиона поняла, как отвыкла, на самом деле, от профессора Снейпа, привыкнув к Северусу. Сейчас он смотрел на нее с неподдельным гневом, смущением и неприятием. А где-то в самом сердце всего этого, должно быть, скрывался страх. И как обычно, когда этот мужчина испытывал подобные эмоции, выходом для них послужила злость: – Что вы здесь делаете, мисс Грейнджер? – прозвучало холодно, требовательно. Он медленно двинулся к ней, угрожающе сжимая в пальцах волшебную палочку. Аура вокруг него стала отчётливо враждебной. – И… – тут он завертел головой, и не сдержавшись, уточнил: – Где мы? Наверное, последний вопрос, сорвавшийся с его губ, заставил Снейпа ощутить досаду на самого себя, потому что он плотно сжал свой узкий рот, прежде чем опять обратиться к ней: – Отвечайте. – С… сэр, – она решила не поражать его воображение больше необходимого своей фамильярностью, – что вы помните про Аранский университет? Снейп нахмурился, захваченный этой внезапной мыслью и ее обдумыванием. Он взглянул на Гермиону с большим подозрением, видимо, не зная, насколько может быть откровенен с ней. – Как вы нашли меня? – требовательно спросил он, вместо того, чтобы дать ей ответ и опять уточнил: – И где мы находимся сейчас? – Мы находимся на территории университета, сэр, вы преподаете здесь, а я учусь. – Вы изучаете зелья? – скривился Северус в отвращении, истолковав ее слова по-своему. – А они еще говорили о высоких стандартах этого учреждения… Тут он осекся, словно сказанное им заставило его всерьез озадачиться. Он вновь кинул на нее крайне подозрительный взгляд, очевидно размышляя о том, стоит ли вообще говорить что-либо в ее присутствии. – Они, сэр? Кто они? – Гермиона решила прощупать пределы сохранившейся у него памяти. Однако этот вопрос не понравился ему. Снейп вновь двинулся к ней, на этот раз так стремительно, что она не успела даже отшатнуться, и схватил ее за руку чуть повыше локтя. – Что вы сделали со мной, невыносимая девчонка? – прошипел он. – Вы работаете на министерство? Шеклболт подослал вас? Гермиона постаралась чуть отстраниться, силясь оглядеть его лицо полностью, поскольку в данный момент с этого расстояния видела лишь его хищный нос и черные глаза. Как и при первой их встрече во время ее поступления, она почувствовала, как его слюна оказалась на ее щеке после его яростных слов. Снейп, и сам смутившись такой их близости, легко оттолкнул ее от себя, отходя на шаг, чтобы вернуть приличную дистанцию между ними. Однако кончик его палочки был по-прежнему направлен на нее. – Я помню, что преподавал в Аране, но на этом все. А вас в последний раз я видел, когда умирал на полу Визжащей хижины. Сейчас же вы выглядите, – он оглядел ее с ног до головы, и в этом взгляде не было никакого удовольствия от того, что он видит перед собой, – старше. Спрашиваю в последний раз, что вы сделали со мной? Гермиона закусила нижнюю губу, окончательно расстроенная. Она надеялась, что пусть он и не помнил ее, но какие-то чувства, эмоции, связанные с ней, помогут им найти общий язык. Но, казалось, утратив конкретные воспоминания, Снейп полностью откатился к состоянию изначальной настороженности, даже враждебности. Что очень расстраивало само по себе, конечно, но сейчас не было времени обдумывать это всерьез. – Сэр, вы выпили воду, которая лишила вас памяти. Вот, минуту, – она прошла мимо него, хватая со стола листок, на котором было написано: “Верь Гермионе. Выпей воду еще раз, чтобы воспоминания вернулись”. Она сунула бумагу ему в руки, внимательно наблюдая за ним. – Почерк похож на мой, но его можно подделать, – с вызовом заявил он, поднимая взгляд от написанного. – У меня нет оснований доверять вам. Гермиона печально улыбнулась в ответ, качая головой. – Неужели ты совсем ничего не чувствуешь теперь? – прошептала она невольно. Брови Снейпа приподнялись, когда он с холодным удивлением посмотрел на нее. Гермиона вздохнула, все же не удержавшись от того, чтобы выказать свое сильное огорчение. – Ладно, – поджала она губы, вновь глядя на него. – Нет времени на сантименты. Я расскажу вам факт, который… – Что я должен чувствовать? – нетерпеливо прервал он ее, на этот раз странно напряженный. И тут же сам затряс головой, будто дезориентированный. – Черт, в голове какая-то каша. Мне надо окклюдировать, немедленно… Теперь он, казалось, говорил сам с собой, прижимая кончики пальцев к вискам. Она не на шутку испугалась такой перемены в его состоянии. Лучше не медлить, все остальное – сердечная блажь, сейчас неуместная… – Послушайте, вы рассказали мне о том, как однажды, когда вам было шестнадцать, выпили оборотное зелье с волосом какого-то сварщика, а потом нашли своего отца в пабе и избили его. По-магловски. – Грейнджер? – он взглянул на нее так, как будто ее образ двоился или у нее вдруг выросла вторая голова. – Это ты? Что ты здесь делаешь? – Вы слышали, что я только что рассказала вам? – Да-да, о моем пропащем папаше… Очень приятно тогда было сломать ему пару ребер. К сожалению, до того времени, когда я стал способен сделать это в своем настоящем теле, он не дожил несколько лет… А за колдовство вне Хогвартса могли исключить… Он резко осекся, явно вспоминая, что и кому говорит. Однако его взгляд не стал вновь враждебным, теперь слегка растерянный, когда он посмотрел на нее. – Профессор Снейп… Северус… – позвала она его, беря со стола колбу с остатками воды и подходя ближе. – Вам надо выпить это. Тогда вы все вспомните. Его лицо стало задумчиво-грустным, почти меланхоличным – необычное выражение, совсем непривычное для него. В голову ей пришла идея: – Вы же можете посмотреть мои воспоминания! По крайней мере о последних часах. Наверное, этого хватит, чтобы убедить вас. Снейп странно улыбнулся в ответ на это предложение: – Могу. Однако вместо того, чтобы произнести заклинание, он медленно поднял руку вперед, протягивая её к женскому лицу. Гермиона невольно сделала шаг навстречу, кладя свои пальцы поверх его, и прижимая мужскую ладонь к своей щеке. Его черные глаза стали совсем-совсем тревожными, их взгляд был болезненно-уязвимым. – Ты говоришь, тогда я вспомню? – указал он на колбу подбородком. – Да. Он мягко вытянул стекло из ее захвата, сразу поднося горлышко к своим губам. На долю секунды его вновь охватило сомнение, и она ободряюще улыбнулась ему. И на этот раз Снейп сделал глоток. Гермиона перехватила его руку, держащую сосуд, чтобы подстраховать тот от падения на пол. Тем временем Снейп неподвижно застыл, его челюсть отвисла, а глаза расширились. Она подскочила к нему, как раз вовремя, потому что он пошатнулся, прижимая пальцы ко лбу, словно испытывая боль. – Тише, тише, давай присядем, – Гермиона отвела Северуса к дивану, присаживаясь рядом сама. С тревогой она наблюдала за тем, как память, казалось, возвращается к нему: Снейп глухо застонал, сгибаясь пополам, прижимаясь головой к коленям и шипя сквозь стиснутые зубы бессвязные ругательства. Гермиона опустила ладонь на его спину в попытке принести хоть какое-то утешение. Сердце ее отбивало стаккато. Вдруг что-то пойдет не так? Вдруг ничего не выйдет? Однако, когда он выпрямился и посмотрел на нее, в его глазах на этот раз явственно читалось узнавание. Волна облегчения, нахлынувшая на нее, была такой сильной, что у Гермионы перехватило дыхание. Она широко улыбнулась ему, и он вернул ей кривоватую улыбку. – Не смей так больше делать, Северус Снейп! – стукнула она его по плечу. – Такие решения не принимаются в одиночку… Снейп рассмеялся, касаясь губами уголка ее рта, подбородка, щеки, тем самым мешая продолжить обличительные речи. Он обхватил ее ладони, и приблизив их к своему лицу, поцеловал сначала одну, потом вторую. – Как же хорошо помнить тебя, Грейнджер. Даже если это значит лицезреть твои вечно поджатые губы и слушать недовольный бубнеж. – И кто бы говорил? – парировала она, приподнимая бровь, против воли испытывая глубокое удовольствие от его слов и действий. – Ты хоть понимаешь, как это было рискованно? Он пожал плечами: – Обычный эксперимент. Зато теперь мы, во-первых, знаем как вернуть тебе память в случае чего, а во-вторых, если кто-то решит напоить водой меня, они сделают это дважды, не будучи в курсе, в какой фазе я сейчас нахожусь. А значит, сами же вернут мне утраченные воспоминания. Главное, убедительно сыграть частичную амнезию. – Ты должен рассказать мне, как именно это ощущалось. – Конечно, – он кивнул, поднимаясь с дивана. Оказавшись на ногах, Северус потряс головой из стороны в сторону, словно окончательно сбрасывая с себя наваждение, а после подавая ей руку. – Давай поедим, и я как раз расскажу тебе о своих ощущениях во время, – он поглядел на часы, показывающие семь утра, – завтрака. А после ты поведаешь мне все о своей встрече со старухой. – Я могла бы показать тебе, с помощью легилименции. Думаю, так ты сможешь подметить те детали, которые могли ускользнуть от меня. Признаюсь, я была не в том состоянии, чтобы ничего не упустить. – Отличная идея, Гермиона. И как хорошо, что воскресенье только начиналось. *** Гермиона, несмотря на голод, почти не чувствовала вкуса пищи, которую отправляла в рот, наскоро пережевывая. Судя по тому, что она могла наблюдать, состояние Снейпа было близким к ее собственному – напряженное обдумывание произошедшего, ни на миг не отпускающего теперь. Они оба залили в себя большое количество крепко сваренного кофе, и сейчас сидели, соприкоснувшись коленями под столом, каждый раздумывая с чего начать. – Ты сказал, что все как будто просто закончилось? – вспомнила она его слова. – Что именно ты имел в виду? Снейп потер подбородок, на котором проступала черная, немного неопрятная щетина, которая ему явно не шла. – Я говорил, что осталась последняя собака. Предыдущую мне удалось достать благодаря твоему заклинанию. Силы почти кончились, но… эта последняя тварь в какой-то момент будто потеряла ко мне интерес. И я успел добежать, а вернее, долететь до колодца. Гермиона задумалась. Скорее всего, по времени это происшествие примерно совпало с тем моментом, когда она завершила свой разговор с Белой леди. По крайней мере, так ей казалось. – Старуха сказала, что если бы, – на этом моменте Гермиону аж передернуло от ужаса, – тогда у ручья я согласилась принять ее помощь взамен на гейс, смысл которого не позволить черному человеку следовать за мной, то ты никогда не выбрался бы оттуда. Воцарилось молчание. – Ну что ж, – Северус прочистил горло, чтобы ответить, глядя на нее исподлобья, – хорошо, что ты не оказалась внушаема. – Это заслуга того, что к тому моменту я уже кое-что знала об окклюменции, – Гермиона пожала плечами, слабо улыбнувшись. – Но это тревожит меня. То, насколько большое количество наших решений мы вынуждены принимать вслепую, даже не понимая, на что и как именно они повлияют в будущем. Это все какая-то чертова викторина, от правильных ответов на которую зависит жизнь. – Подобные… сущности обычно преследуют цели лишь кажущиеся людям загадочными. На деле все до страшного просто – подключиться к источникам силы, будь то смерть или страдания, или любые другие человеческие эмоции, достаточно мощные, чтобы питать. В прошлом она сыграла роль рока, в результате которого те, кто жаждал власти, Маэла и Суибни, умерли, как и большое количество других людей. Келлах, бывший исполнителем её воли, её орудием, если хочешь, – продолжил Снейп тихо, не заметив, как вздрогнула при этих словах Гермиона, – получил взамен эту самую власть, трон Тирконнела. Сама ее фигура, кажется, запускает некоторые процессы, что-то вроде самоисполняющегося пророчества. Старуха называла себя властью на этой земле в древние времена… А еще говорила, что проклятие не снять просто так. Всё звучало достаточно плохо, чтобы быть чем-то, что невозможно обойти, а следует просто принять. Гермиона подняла на Северуса взволнованный взгляд. – Она назвала своим орудием меня. И сказала, что взамен даст мне шанс, эту… – Гермиона в смятении махнула рукой, – воду, насколько я понимаю. Значит ли это, что ее намерение таково, чтобы довести всю историю до точки, когда мне сотрут память? Зачем еще она так настойчиво старалась вернуть нас к колодцу, набрать воды? Снейп застыл, что-то напряженно обдумывая, разглядывая абстрактные узоры на деревянной поверхности стола. Когда он вновь посмотрел на нее, вертикальная морщина меж его бровей была глубока как никогда, а голос звучал тревожно и глухо, хотя слова давали надежду: – Знаешь, если рассматривать все это с точки зрения неотвратимого, игры, в которую решила сыграть с нами сама судьба или древнее волшебство этой земли, уставшей от того, что сотни и сотни лет ею пользуются все, кому не лень, изголодавшейся, а сейчас разбуженной, то я бы сказал, ты единственная, в колоде кого есть если не тузы, то, по крайней мере, козырная масть. И лучше быть Келлахом, чем Маэлой, или, тем более, Суибни. А кем станет он, Снейп, вертелся на кончике языка Гермионы вопрос, буквально жаля его. Ей показалось, что эта мысль пришла в голову и самому Северусу. Прикрывая ей спину, следуя за ней в этом странном, запутанном приключении, к чему придет он сам? Понимал ли он, что непреклонно гнул свою линию в одном, хотя в другом полностью вверял свою судьбу в зависимость от прихоти непостижимого? И главное, ради чего? Или, вернее, кого. – Эта вода… она хуже любого Обливейта, – нарушил он вновь затянувшееся молчание. – Ты помнишь некоторые вещи, факты, но они совершенно пусты. Не наполнены ни образами, ни эмоциями, ничем. Я знал, что преподавал в Аране почти два года… и где-то на краю сознания постоянно мелькало что-то, за что невозможно было ухватиться. Это сводило с ума. Я смотрел на тебя и не помнил ничего с того момента, как вы с Поттером обнаружили меня на полу в хижине, а потом, в какой-то миг… Нет, я так ничего и не вспомнил, конечно, но желание знать тебя стало поистине нестерпимым, почти мучительным. Не верни ты мне память, я не берусь сказать, до чего бы дошел в итоге. На улице буйствовал снег вперемешку с дождем, и если бы не уютный, теплый свет лампы, на кухне царил бы полумрак, усиленный задернутыми наглухо шторами. Гермиона, которая к моменту этого рассказа уже встала из-за стола, чтобы отлевитировать посуду в раковину и немного прибраться, обернулась к Северусу. Этот их мирок, тихий и комфортный, вдруг показался искусственным, отделенным от внешнего беспорядка тонкой картонной перегородкой, но от этого почему-то еще более приятным. Еще более бледное после пережитого, чем обычно, лицо Снейпа было обращено к Гермионе, и его ресницы показались ей почти неестественно темными. Нестерпимо захотелось коснуться их, так же как и этих губ, чья прорезь бывала сардонически изогнута или скорбна, или стоически сомкнута, но так редко улыбалась. Она исполнила свое желание, сделав к нему шаг, и, коснувшись подушечками пальцев кончиков ресниц, оказавшихся на редкость колючими, скользнула по спинке носа к губам, которые тут же мягко сомкнулись вокруг ее указательного пальца. Язык нежно коснулся подушечки, а черные глаза напротив были совсем не спокойны. Сколько всего неправильного, спорного, обидного произошло между ними за последнее время. И каждый раз все это было полностью перечеркнуто для нее такими вот моментами. Был ли у этого какой-то неиссякаемый запас прочности? – Не отталкивай меня больше, пожалуйста, – произнес Северус на пределах слышимости, глядя на нее снизу вверх, невероятно уязвимый сейчас, на этой полутемной кухне. Гермиона поняла, что он имел в виду ее поведение в последнее время. Конечно же, он заметил, пусть и не подавал виду. Она могла начать объяснять ему, что все это – результат его собственных действий, ее, пусть запоздалый из-за внутреннего смятения, ответ на его манипуляции. Но какая-то необъяснимая мягкость сковала ее в этот миг, не давая нарушить зыбкого очарования. Или, может быть, это была простая женская слабость? Она вряд ли знала ответ прямо сейчас. Конечно, не стоило обманывать себя, что подобное было надолго, но именно сейчас ей захотелось продлить это состояние. И она действительно, как бы то ни было, больше не желала его отталкивать, тратя время на все те глупости, в которые сублимировала свое недовольство в последнии дни. Это не было выходом, а лишь тупиком. Гермиона медленно кивнула в ответ, проведя рукой по его волосам, заправляя выпавшие вперед масляные пряди за уши. – Думаю, сейчас тебе следует посмотреть на мою встречу с ней у колодца, – она легонько постучала пальцем по своему виску. Они перешли в гостиную, где Гермиона села в центр дивана, подложив руки под свои бедра и выжидающе глядя на Снейпа. Тот установил с ней уже привычный для Грейнджер зрительный контакт, прежде чем мягко провалиться в ее сознание. Да, при ментальном взаимодействии он теперь действовал деликатно. Куда деликатнее, чем зачастую в постели с ней. Не то чтобы она сильно жаловалась, конечно. Образы у колодца Огмы замелькали перед ним. Гермиона не знала точно, сколько прошло времени, но когда все закончилось, Снейп перед ней выглядел даже более измотанным, чем прежде: под его глазами залегли глубокие тени, а скулы заострились еще сильнее. – Знаешь, – задумчиво начал он, проведя пальцем по щетинистому подбородку, – что меня напрягает больше всего? Гермиона ненадолго задумалась, приложив ладонь к виску: все же такая пристальная легилименция, даже самая мягкая, была опытом не слишком приятным. Как быстро, однако, она успела об этом забыть, а ведь не так уж давно регулярно выходила из его кабинета в зельеварском флигеле с дикой головной болью, с едва ли не помутившимся сознанием. К хорошему, даже если оно заключается в отсутствии плохого, быстро привыкаешь. – Ее слова о том, что проклятие не снять ничем, пока она не взыщет плату? – догадалась Гермиона, следуя какому-то наитию. Снейп удовлетворенно кивнул. – Именно. Он прошелся по лаборатории, заложив руки за спину, прежде чем сесть с ней рядом. – Это напоминает мне, как я уже сказал, теорию самоисполняющихся пророчеств. Это проклятие… как будто определенное событие послужило спусковым крючком, и теперь все, кто так или иначе замешан в этом, не остановятся, пока не случится неизбежная развязка. – Как будто ситуация набрала силу инерции, да? – Очень точно подмечено. Гермионе вновь стало сильно не по себе. Желая как-то подбодрить себя, она усмехнулась, натянуто улыбнувшись: – Ну, по крайней мере, у нас есть вода. Северус… – она поерзала, желая выразить все то, что ее терзало: мучительное предчувствие того, что слишком многое они делают неправильно; тревожные мысли о Моубреях, Норме, Кендре и судье О’Доннеле. Снейп посмотрел на нее выжидающе, слегка приподняв брови, но она так и не нашла в себе силы продолжить эту мысль, понимая, что вероятность того, что всё в очередной раз скатится в плоскость взаимных, если не упреков, то молчаливых обид, по-прежнему была высока. Они слишком по-разному воспринимали некоторые вещи. – Пойдем спать? – неловко закончила Грейнджер, испытывая странную смесь презрения к себе и одновременно облегчения. Северус, который наверняка понял, что заминка вызвана некой внутренней рассогласованностью, однако не подал виду. Гермиону кольнуло легкое разочарование: лучше бы он настоял на том, чтобы она призналась в своих мыслях. Правда стоило ей подняться на ноги, как усталость, тяжелая, как свинец, придавила ее настолько, что никаких других мыслей в голове не осталось. По виду Снейпа было ясно, что его состояние близко к ее собственному. По очереди они приняли душ, а потом залезли под тяжелое одеяло в его спальне. И хотя Гермиона боялась, что несмотря на полную обессиленность, не сможет уснуть, слишком напряжённая, несмотря на усталость, сон сморил ее настолько быстро, что всё, что она успела, это пару раз поморгать. *** Как будто что-то толкнуло ее в плечо, прежде чем Гермиона проснулась. Приподнявшись на локтях, она заозиралась по сторонам, почему-то не сразу сообразив, где находится. На внутренней стороне век словно до сих пор остались смазанные картины прерванного сновидения: остров Крэб, шум волн, разбивающихся о скалы, и зеленоватое свечение собачьих шкур. Наколдованный темпус показал одиннадцать вечера. Со вздохом, ощущая, как ломит тело от длительных физических усилий и остатков испытанной боли, она перекатилась на правый бок, чтобы увидеть гордый профиль, неясно вырисовывающийся в темноте спальни. Дыхание перехватило, а сердце сжалось. Если это действительно была любовь, то она делала ее очень, очень слабой. Сейчас, наблюдая за ним в тишине ночи, она вспомнила о том, как Северус говорил, что ему нужно продержаться еще год, прежде чем с него официально снимут обязанность отмечаться в Аврорате. Это прозвучало так, будто означало некий рубеж. Конечно, во многом так оно и было, но почему-то сейчас даже этот год виделся ей, в их нынешних обстоятельствах, невообразимо длинной дистанцией. Что уж говорить о почти четырех годах ее учебы. На самом деле, они почти не говорили о будущем, наверное, именно потому, что невозможно было загадывать на такой отдаленный промежуток времени. Не говоря уже о том, что каждый, кто начинал этот разговор, ставил себя в довольно уязвимое положение перед другим. И хотя Снейп недвусмысленно дал ей понять, насколько ему важно, чтобы она осталась с ним, он, казалось, никогда не решался вступить на путь даже умозрительных рассуждений о том, как именно все должно было устроиться. Каждый раз эти темы, пусть косвенно, но затрагивала она, обещая ему, что они найдут решение, когда придет время, или даже выдвигая довольно сумасбродные идеи, которые он, конечно, отвергал. От его фразы о том, чтобы она не молола чушь, признаться, ей до сих пор было обидно. Теперь же, не озвученные ею этим вечером переживания, вновь подкрались к Гермионе. Что будет, если Аврорат сможет прижать Моубрея? Чем еще они со Снейпом повязаны, кроме всех этих университетских махинаций с ингредиентами и варки зелий для деликатных проблем? Учитывая, что он до последнего не делился с ней положением Кендры, смешно было надеяться на то, что она добьется от него настоящей откровенности по всем этим вопросам. Пытался ли он ее уберечь, свято блюл какой-то внутренний кодекс чести или просто не решался признаться, страшась ее реакции? Она даже не знала, какой из этих вариантов был наиболее затрудняющим их отношения. Гермиона протянула палец, легонько проведя по горбинке мужской переносицы. Одно ей было ясно – то, что она была во всем этом до самого конца, каким бы в итоге он не оказался для них и для нее лично. Наверное, просто не стоило ожидать от мужчины, подобному Северусу Снейпу, тех реакций, которые она надеялась, как девушка, получить от своих, по сути, первых серьезных отношений. Не то чтобы даже теперь она была уверена, что сможет довольствоваться малым, но мерзкий комок раздражения, задетого тщеславия и попранной надежды как будто растаял в груди. Ведь действительно, делай, что должен и будь, что будет. Страх потерять его до сих пор заставлял кровь в ее жилах стыть. Она придвинулась ближе к нему, слегка нависая. Даже во сне его лицо не теряло своего жесткого выражения: брови были сведены, а губы плотно сомкнуты. Повинуясь неудержимому порыву, она мягко прижалась к этим губам своими. Какое-то время ничего не происходило, и Гермиона уже хотела отстраниться, когда его рука скользнула к ее пояснице, удерживая на месте и прижимая теснее. – Добрый вечер, полагаю? – пробормотал Северус ей в губы, по-прежнему не открывая глаз. Гермиона улыбнулась, устраиваясь у него на груди и покрывая мужскую шею легкими поцелуями. – Добрый вечер, Северус. Его веки задрожали, и глаза открылись, все еще сонные. По суровым губам скользнула улыбка, делая их изгиб чуть нежнее. – Очень приятное пробуждение, должен признать. Рассмеявшись, Гермиона увлекла его в новый поцелуй, на этот раз по-настоящему упоительный. Снейп издал прерывистый вздох, поглаживая ее спину и спускаясь ниже, к бедрам, лаская их сквозь тонкую ткань сорочки. Они завозились, каждый избавляясь от одежды, чтобы вновь прильнуть друг к другу через несколько секунд. На этот раз, чувствуя его кожу своей наготой, она окончательно расслабилась, буквально ощущая, как покидают ее тело страх и напряжение. Что бы ни было, пока они были вместе, надежда оставалась жива. Ей внезапно отчаянно захотелось выразить свои чувства в каком-то прямолинейном физическом акте. Захотелось развеять весь сумрак последнего времени и подарить ему что-то, что заставило бы Северуса действительно забыть, хотя бы на миг, обо всех проблемах. Их опыт на Рождество, до сих пор рождающий в ней неоднозначные переживания, показался ей подходящим вариантом, чтобы претворить его в жизнь на новых, совершенно ничем незамутненных началах. В конце концов, какому мужчине не будет приятно… На этот раз она сделает все сама, и тем самым, как будто сотрет все тяжелые ассоциации, которые могли появиться в тех обстоятельствах… Ее рот скользнул по худому животу с сухими, не слишком бросающимися в глаза, хотя и вполне ощутимыми мышцами. Северус под ней дернулся, и Гермиона сочла это признаком возбуждения. Ее язык прочертил слегка выступающую вену, тянущуюся к паху… Однако что-то не позволило ее творческому порыву быть оцененным по достоинству. – Гермиона, – голос прозвучал хрипло, очень низко. Гермиона не обратила внимания, двинувшись ниже, беря его, для начала, в руки и нежно сжимая яички. – Гермиона! Она была в миллиметре от того, чтобы провести по нему языком, когда пальцы Снейпа довольно сильно сжали ее плечи, буквально оттаскивая в сторону. Гермиона дернулась, поспешно приподнимаясь на пятки и непонимающе разглядывая Северуса, чьи чаще всего бледные скулы сейчас были окрашены румянцем настолько сильным, что это было заметно даже без надлежащего освещения. Был ли это румянец смущения или гнева?.. Она уставилась на своего любовника в растерянности, чувствуя, как ее собственное сердце подскочило куда-то к горлу. Что-то было не так, но что?.. – Не надо делать того, чего не хочешь, Гермиона, – произнес между тем он с нажимом, сам садясь в кровати и натягивая на свои бедра, очевидно, чтобы прикрыть напряженный член, простыни. Брошенный им невербальный Люмос позволил увидеть друг друга лучше. – Тем более, ради меня. Челюсть Грейнджер отвисла, прежде чем она так резко закрыла ее, что щелкнули зубы. Неприятные подозрения посетили Гермиону. – Что ты имеешь в виду? – голос зазвенел от напряжения. Она слезла с кровати. Вся ситуация была ненормальной. – Тебе же понравилось в прошлый раз? Разве нет? Он посмотрел на нее почти с вызовом, как человек, который на самом деле чувствовал себя уязвленным, когда произнес, скрещивая руки на бледной груди: – И я приношу свои извинения. Ты, наверное, и сама понимаешь, что я сделал это… – он прикрыл глаза и сглотнул, его кадык судорожно дернулся, прежде чем Снейп продолжил, глядя в сторону: – Чтобы наказать тебя и сделать больно, унизить, присвоить, заставить пожалеть, проверить, насколько сильно ты готова под меня прогнуться, – он желчно и вместе с тем как-то болезненно улыбнулся, словно ему было физически тошно от самого себя. – Я не горжусь этим, я раскаиваюсь, и поэтому тем более не понимаю, чем вызвано твое желание добровольно угождать мне способом, который тебе неприятен, сейчас. По мере того, как он говорил, а в голосе его звенела ненависть, направленная, судя по всему, на себя самого, лицо Гермионы все больше вытягивалось. – Ну знаешь, – прошептала она, сузив глаза, когда вновь обрела дар речи, – кем ты себя возомнил, Северус Снейп? Думаешь, я из тех женщин, которые будут отсасывать в жалкой попытке угодить, морально подавленные? Ты забыл, что я тебе сказала в тот вечер, в чем призналась, черт возьми? Он ухмыльнулся, ощетинившись и глядя на нее с ясно читаемым эмоциональным напряжением: – Мне казалось, что ты, ради собственного блага, вскоре рассталась с этим милым, хотя и быстротечным самообманом, судя по твоему дальнейшему весьма отстраненному поведению, – бросил он, силясь скрыть свои истинные чувства за цинизмом слов. – Признаюсь, я был удивлен, что в тот вечер ты вообще осталась. Я почти ожидал, что сразу после душа ты убежишь к себе и больше не захочешь иметь со мной никаких дел. Все внутри нее заклокотало от ярости. Она смотрела на это закрытое и насмешливое лицо, выражение которого так редко бывало мягким даже рядом с ней. Сейчас же он и вовсе разговаривал, как будто испытывая к ней антипатию. Только вот ее не всегда было так уж легко провести: – А ты что же, воображал себе, что припугнул меня своей грубостью, всей этой атмосферой нарочитой аморальности? – насмешливо протянула Гермиона, кривя губы в ответной усмешке. – О да, Северус, полный декаданс, браво! – фыркнула она, театрально хлопая в ладоши. – Куда уж мне, скромной вчерашней девственнице до мастера таких перформансов, как ты, а? По твоей задумке я должна была быть полностью деморализована и бежать в страхе? Чтобы дать тебе повод травиться алкоголем и ненавистью к себе дальше? А хочешь скажу, как это было на самом деле? – ее тон невольно повысился почти до визга и Гермиона, недовольно скривившись, сделала шаг вперед. – Мне было смешно, вот что! Ты выглядел смешным! Когда стонал с отвисшей челюстью и чуть не кончил за пару минут! Снейп вскочил, тонкое одеяло соскользнуло вниз, оставляя его таким же нагим, какой, если не считать трусиков, была она. Гермиона невольно отшатнулась, увидев выражение его лица, однако собственная ярость прибавляла сил. – Я сделал это, чтобы выбить из твоей головы ту несусветную блажь… – Да? – рассмеялась она, перебивая. – А зачем потом начал судорожно пытаться сгладить ситуацию? Вел себя так мило… Испугался, что перестарался? Струхнул, что я действительно могу уйти? – его лицо дернулось, и Снейп опустил подбородок вниз, на секунду отвернувшись в сторону, чтобы скрыть собственное выражение. Она продолжила, распаляясь, теперь не в силах удержать все накопленное, что рвалось наружу в последнее время: – Не бери на себя слишком многого, Северус. Если когда-нибудь ты засунешь свой член в мой рот без моего на то желания, я просто откушу его, поверь мне, – в этот момент он вновь посмотрел на нее, и в его темных глазах мелькнуло нечто, похожее на уважение. – В тот вечер я сделала это только потому, что мне было любопытно это сделать. Хотя да, признаюсь, на некоторое время тебе удалось меня деморализовать, этой своей тягой к саморазрушению. Чего ты хотел, испытать меня своим дрянным характером? Ну так вроде я прошла проверку, нет? Пусть меня и ломало некоторое время. И если я делаю что-то сейчас, то только потому, что хочу этого, потому что главное остается неизменным, потому что не смотря ни на что – я тебя люблю! Выкрикнув последнюю фразу она посмотрела на него с откровенным вызовом. Эмоции обуревали ее: раздражение, гнев, смятение, неверие в то, что он может быть настолько слеп и упрям… Воздух вокруг потрескивал от магии, и Гермиона подозревала, что ее волосы, как часто бывало с ней в такие моменты, живут собственной жизнью, напоминая змей на голове горгоны. – Гермиона, – зло бросил он, – не бросайся такими словами вновь… – Я люблю тебя, Северус Снейп, – повторила она почти враждебно и даже немного угрожающе. А потом еще раз, окончательно входя в штопор: – Я тебя люблю! Я… – Грейнджер, – он все-таки подскочил к ней, хватая за руки и силой усаживая обратно на кровать. – Закрой рот! – ладонь плотно накрыла ее губы, не давая продолжить. Гермиона попыталась скинуть мужскую руку, не дающую говорить, но ей не удалось. Снейп прижал ее крепче, не то обнимая, не то обездвиживая. Несмотря на их борьбу, а может и благодаря ей, она сразу почувствовала его возбуждение, упирающееся ей в бедро. Развернувшись особенно ловко, Гермиона все же умудрилась вывернуться, больно лягнув его в бок и тут же вновь вскакивая, злорадно сверкая глазами при виде того, как болезненно он теперь морщился. – Даже не смей думать сейчас ни о чем таком! – гневно воскликнула она, обличительно указывая на его состояние пальцем. – Я ухожу. – И куда же? – прошипел Снейп, злобно поглядывая на неё и потирая ушибленное место. – В гостевую спальню. И если ты попробуешь помешать мне или последуешь за мной, покину этот дом, как на самом деле требует сделать мое самоуважение. Понятно тебе? Северус не ответил ей, сидя на краю кровати и глядя на нее с откровенным неприятием. Однако его молчание было расценено ею как согласие с ее волей. Гермиона прошествовала мимо него, прихватив свою подушку. Тяжесть его взгляда, направленная куда-то в район между ее лопаток, преследовала Гермиону на протяжении всего пути до двери из комнаты. Гостевая спальня находилась рядом. Полутороспальная кровать выглядела одиноко и неуютно, но Гермиона проигнорировала неприятные впечатления, укладываясь в нее. Повертев палочку в руках, она решила все-таки не накладывать на дверь запирающих заклинаний. Ворочаться пришлось долго, сон, конечно же, не шел. Весь разговор настолько выбил ее из колеи, что все остальные переживания как будто отошли на задний план. При воспоминании о том, как она вновь и вновь признавалась ему в любви щеки запекло. Какая же она дура… Наступает на те же самые грабли уже во второй раз. Не она ли еще сегодня рассуждала о том, что отныне не станет ничего требовать? Почему же она вновь опустилась до, откровенно говоря, эмоционального шантажа… А он, мерзавец?.. Неужели сама мысль о том, что между ними может быть именно любовь, а не какая-то извращенная форма привязанности, желания обладать и контролировать друг друга, так неприемлема для него? Что вообще он подразумевает под любовью? Исступленное служение светлому образу, попытки искупить вину длинною в жизнь? Ну тогда у нее нет шансов, потому что перед ней он точно не дрожит в стремлении угодить. Да ей такое и не нужно. И умирать она точно не собирается. Нет уж, извините, у нее другие планы. Гермиона положила подушку на лицо в нелепой попытке сдержать слезы. Мысли кружились, одна фантасмагоричнее другой. Видимо, ее психика окончательно дала сбой. Позорный всхлип все-таки вырвался из горла. Гермиона не знала, сколько пролежала так, упиваясь жалостью к себе вперемешку со злостью. Она была взбешена и растерянна, однако сил на то, чтобы как-то выплеснуть свое состояние, даже если такая возможность и представилась бы, не было. Когда дверь скрипнула, она лишь сильнее сомкнула веки, для верности еще и прижав подушку плотнее к лицу. Мужские шаги приблизились и затихли где-то совсем рядом. – Гермиона… – Я сказала тебе, чтобы ты не смел следовать за мной, – холодно процедила она, но голос, противно гнусавый, испортил эффект. Снейп замолк. Она уже начала волноваться, что сейчас он просто уйдет, когда движение вокруг нее явно свидетельствовало о том, что мужчина обошел кровать по кругу. Матрас прогнулся под его весом. Гермиона повернулась на бок, отворачиваясь. Его пальцы тут же нырнули в волосы на ее затылке, нежно перебирая пряди и поглаживая кожу. Горячее дыхание опалило висок. – Ты нужна мне, – голос был хриплым шепотом и почти сломался в конце. Его рука перехватила ее живот, притягивая Гермиону к груди. – Ты так нужна мне, что всё внутри рвется от ужаса при одной только мысли, что однажды ты покинешь меня… Она завозилась, против воли готовая тут же оспаривать такой вариант развития событий. Откуда вообще в его умной голове постоянно одни и те же мысли? Разве не очевидно, что… Однако он сам помог ей сохранить остатки достоинства, прерывая: – Нет, послушай… Прошу тебя, только не отталкивай меня больше, – его губы коснулись мочки ее уха. – Все будет так, как захочешь. Прости меня за все жестокие слова, которые говорил тебе в последнее время и за грубость. За то, что вёл себя отчужденно на встрече с Моубреем и О’Доннелом, а главное – после нее… За то, что заставил тебя сомневаться, что я всегда только лишь на твоей стороне. За то, что наказывал за собственные страхи. Скажи, чего тебе хочется, и я сделаю это, Гермиона, – он сжал ее сильнее: – Слышишь меня? Гермиона замерла, не совсем уверенная в том, что правильно поняла. Это было что-то вроде ответного признания? Хорошо, она могла допустить подобное, принять эту форму и пока довольствоваться ею. Но чего же ей действительно хотелось, если не считать желания услышать вместо этой сбивчивой речи всего три слова? Почему-то вновь возникла идея о том, чтобы уехать отсюда. На миг зависнув, Грейнджер все же не решилась озвучить подобное вновь. Сейчас, в темноте спальни, в его руках, ей и самой это показалось чистой блажью. Как она может требовать от него таких изменений, даже если он, скрепя сердце, согласится на них? Отчего ее собственные амбиции, связанные с этим местом, так сильно обесценились для нее, Гермиона пока не решалась исследовать. Это было непоследовательно, а она всю жизнь, казалось бы, презирала непоследовательность. Гермиона развернулась в его объятиях, и они со Снейпом оказались нос к носу, так близко, что рассмотреть было возможно лишь его глаза, слабо поблескивающие в темноте. Она чувствовала на своем лице его дыхание, непривычно тяжелое. – Давай спать, Северус, – Гермиона положила ладони на его скулы, нежно поглаживая их подушечками больших пальцев. – Я никуда от тебя не уйду, никогда тебя не покину. В ответ он прижался к ее лбу своим, глубоко вдыхая, словно хотел вобрать в себя ее запах. Гермиона придвинулась ближе, устраиваясь в его объятиях поудобнее, кладя голову ему на плечо. Уже наступал понедельник, и грядущая неделя грозила захлестнуть делами и новыми проблемами. Кровать в гостевой спальне была менее удобной, но, видимо, физическая усталость и все эти эмоциональные качели так измотали обоих, что ни Северус, ни Гермиона не предприняли ни единой попытки вернуться в другую комнату. Оконные рамы дрожали под натиском ветра, разошедшегося не на шутку. Его тонкие, жалобные подвывания были слышны даже в доме. Гермиона прислушивалась к ним, пока сознание время от времени затухало, постепенно окончательно проваливаясь в блаженную, тяжелую дремоту. Гермиона вдруг подумала, на миг выныривая из полузабытья, в котором за сомкнутыми веками уже мелькали серовато-жемчужные образы сновидений, – и сердце почему-то забилось быстрее от странной надежды, – о том, что февраль – самый короткий месяц, а впереди, совсем скоро, их ждала весна, а после и лето. Конец четвертой части.