Веселые будни в Фонде

      Элиты Фонда славились своими, так называемыми, особенностями. К примеру, доктор Кондраки прекрасно ладил с SCP-408, и практически считался их королем; Айсберг тоже был, в каком-то смысле, королем — ледяным, а еще бумажной работы; Джек Брайт отличался в фонде больше всех — бессмертие при помощи SCP-963 и главный организатор почти всех вакханалий в Фонде и так далее…       Вот только Доктор Гнус тоже числился в числе элит, но только практически никто не знал почему, даже Клеф понятия не имел. Все ошарашились три года назад, когда Гнуса приняли в Фонд и сразу же его повысили до четвёртого уровня допуска на равне с трёхглазым, от чего даже невозмутимый Чарльз Гирс сделал свои глаза с размером мяча для пинг понга. Но абсолютно никто, кроме совета О5, не знал, как он этого добился, ведь такое явление было сопоставимо с марафоном по горящим углям.       Все эти три года учёные ломали голову над этой загадкой. Некоторые даже напрямую пытались спросить Гнуса об этом явлении, на что он спокойно отвечал одно и тоже:       — Скажем так, у меня «очень внушительное красноречие».       Однако, это ничего не давало, и даже самые продвинутые умники в Фонде не могли понять, что он имел в виду.

***

             — Блин, — протянул Прохоров, — какие же нудные эти отчёты! Но Айсберг мне голову открутит, если я ему еще и свои отчёты скину! Ладно, в любом случае, это последнее, что мне нужно за день сделать.       Вскоре, последний лист документа был написан. Димитрий обрадовался, что Айсберг не будет пи**ить его за отчеты, как других. Однако, эта рутинная писанина заставила его голову болеть, а ведь она еще болела с утра, когда была очередная лекция по безопасности и чего Брайту снова делать нельзя.       Вскоре, эта нудная для Гнуса писанина закончилась и он вскоре лег на кушетку, почти такую же, как у Кондраки в кабинете. Только цветом отличается.       Просто один раз Митя умудрился заснуть прямо на кушетке в кабинете Бена, откуда его чуть ногами вперед не вынес хозяин кабинета на пару с его безумным «другом». Потом уж Гнус запросил себе такую же кушетку, только другого цвета, чтобы, не дай SCP-343, не подумали, что он у Кондраки кушетку спёр.       Дима глубоко вздохнул, закрыл глаза и медленно выдохнул. Резкий и громкий разбитого стекла быстро вывел его из небольшого духовного равновесия, затем послышались выкрики тех самых «заклятых друзей» и лязг их шпаг. М-да, как говорится: «Вспомнишь про дрянь — она и всплывет».       Рий решил долго этого не терпеть. Подошел к рабочему столу, достал из верхнего ящика пистолет, направился к двери и, дождавшись нужного тайминга, резко открыл дверь и выстрелил между Клефом и Кондраки, всадив пулю в стену.              Фехтовальщики с шокированными лицами медленно повернули головы в сторону Гнуса, а тот с сверлящим взглядом почти спокойно сказал им:       — В следующий раз будет на десять сантиметров правее или левее. Пошли отсюда нах**!       Бенджамин, конечно, мог возразить, но когда Порох был таким злым, даже смелый Брайт закрывал варежку и не возникал лишний раз. Клеф и Кондраки спокойно опустили шпаги и ушли с этажа. Димитрий закрыл дверь и вновь лег на кушетку, надеясь, что больше ничего не произойдет…       По крайней мере, в ближайшие минут десять так все и было.

Взрыв и короткая тряска здания

      — Айсберг… — Гнус вылетил из своего кабинета, и целеустремленно направился к «ледяному королю взрывов».

***

             — Кхе-кхе, — Айсберг лежал верх ногами у стенки, к которой он отлетел от взрыва, — неплохо так рвануло!       — Ага, — ответил проживший не в одном теле, решившись помочь ледышке из-за накатившейся на скукоты, — это точно должно уложить…       Не успел Брайт договорить, как дверь распахнулась и чуть не впечаталась в стену. Брайт и Айсберг в тот час убрали свои улыбки с лица, когда увидели человека, из-за которого бедная дверь чуть с петель не слетела.              — О, Гнуси, — усмехнулся Брайт, — мы тут немного экспериментируем. Давай с нами.       Неизвестно было автору и бете, что Дима с ними сделал или напел в итоге, но после его визита к Брайту и Айсбергу от этих двоих ни единого шума не было произведено в последующие минуты. Вернувшись в свой кабинет, Гнус наконец-то смог лечь обратно на свою кушетку и блаженной улыбкой протянуть ноги.

***

             — Твою мать! — завопил «Агент Укулеле» так же громко, как и сирена во всём Фонде. — «Неуязвимый чемодан» опять свалил из камеры содержания!       — Ни чё, сейчас я оседлаю. — «украшения» взобрался по лестнице на выступающую площадку и подождал, пока разбушевавшаяся рептилия не окажется рядом. — Й-и-и-ха-а! — Бессмертный доктор вцепился пальцами в шею рептилии, которая сразу же попыталась его скинуть с себя. — Давай, давай, всё равно не скинешь!       Вдруг, рептилия повернула голову так, что её открытая пасть на всей скорости устремилась на Клефа, которые не успел нацелиться на него.              — Поберегись! — крикнул доктор с минусовой температурой тела, подлетев со скоростью марафонца в это самое время, через правое плечо Альто кинул в пасть рептилии свой любимый коктейль Молотова.       Взрыв не заставил себя долго ждать, только получилось так, что бутылка с горючей смесью рванула раньше времени, прямо перед мордой рептилии, а Клефа и Айсберга отбросило к стене. Брайт от взрыва немного потерял равновесие и, по итогу, SCP-682 смог скинуть всадника со своей шеи. К счастью или к сожалению, бард и «Льдинка» поймали его своими телами и теперь трое лежали на полу и разными болями в телах.              — Всё, пацаны. — Клеф выдохнул, спокойно глядя, как объект несётся прямо на них, — Пи***ц нам.       — Лишь бы эта дрянь не надела SCP-963, — сказал Брайт, — вот тогда точно будет пи***ц.       Как только та оказалась слишком близко к ним, они разом зажмурились, а рептилия ехидно улыбалась. Но вдруг, её победная улыбка сменилась, на большое удивление, диким ужасом, и она резко перед учёными остановилась.       Джек, Альто и Айсберг приоткрыли глаза и увидели перед собой Гнуса, стоявший к ним спиной с помятой, скрученной в кулон газетой, но больше их удивило то, как рептилия смотрела на него. Её морда буквально говорило эти слова: «Боже, нет, только не он!».       — Ну здравствуй, сапоги сорок третьего размера! — грозно начал Эйнштейн. — Ты знаешь, что я, бл***, только четыре часа спал! Я так надеялся, что выполню свою работу, и хоть часочек посплю… Но нет, бл***! Один придурки дуэль посреди рабочего дня устроят, другие — взрывами разнесут всю лабораторную; а тут ещё ты, мать твою, орёшь, крушишь и мочишь всех!       Пока черноволосый толкал свою речь о недовольстве, тот шёл к чешуйчатой, размахивая газетой по её передним лапам и морде. Некогда неуязвимая и страшная рептилия превратилась в трусливую ящерку, которая все сильнее и сильнее пятилась назад с каждым новым шагом Гнуса и махом его газетки. Она пыталась атаковать его, хотя бы напугать своим рёвом; но ему, как будто что-то мешало это сделать, не сколько физически, сколько ментально. Зверь видит эти злые, сверлящие его взгляд глаза, которые, как ему казалось, в любую секунду испепелят его.       Хоть у неё и была неуязвимость, но первобытный страх и оцепенение возникали и поглощали почти каждую секунду, когда исследователь смотрел на неё такими глазами и тут же замахивается на неё газеткой.       В итоге, виновница торжества шла назад так далеко, что оказалась в своей камере содержания и веющий ужас вошел за ней в камеру.              — Всё, разговор окончен! — закончила причина испуганности одного из самых грозных объектов Фонда и запер камеру содержания.              Кажется, будто сама рептилия рада, что находится внутри той коробки, а не перед этим учёным.              — Да иди ты уде отсюда, извёрг! — заревела рептилия.       — Ещё раз за сегодня услышу про тебя — припрусь с ремнём! Цыц, я сказал!       Гнус вышел в коридор, где на него глядело пара аномальных объектов, немного прифигевшие от увиденного, на что гнусный грубо и устало ответил:       — Чё вылупились, я вам памятник, что ли?! А ну пошли все по своим камерам!       В ту же самую секунду никого к коридоре не осталось, только послышались звуки раскрывающихся изнутри дверей. Прохоров развернулся обратно к своим товарищам, знатно офигевших от увиденного, даже сам Клеф на ряду с Брайтом. Про Айсберга можно и не говорить.              Митя только устало прошел мимо них и сказал:       — Я же говорил, что у меня очень внушительное красноречие.       Троица провожала его выпученными глазами, не зная, как прокомментировать такое событие.              — Да ну, нафиг! — возмутился Клеф.