Тропинка в небесах

Джаал Ама Дарав падал в небо. Космос призывно сиял тысячами глаз, а от падения его удерживала только хрупкая маленькая ладонь в его ладони. Он чувствовал эти тонкие пальцы, ощущал под собой твёрдый пол своей маленькой комнаты и падал ввысь. За дверью гомонила семья, рядом тихо дышала девушка и кажется, тоже падала в небо. Таошей… В тот день, когда чужой корабль смог пройти через Скверну к самому сердцу цивилизации ангара, ожидали чего угодно. Только не одинокой маленькой фигурки странного вида, с поднятыми руками замершей на трапе. Джаал был любопытен. Невероятно любопытен. Любопытство не раз подводило его и не давало стать очередной гордостью семьи. И это любопытство сейчас изо всех сил толкало его к чужаку. Чужак был странный и вызывал странные чувства. Хотелось потрогать голубые, цвета свежей крови, нити на голове, странную бледную кожу и одновременно хотелось уйти как можно дальше, никогда не видеть, убрать это с их любимой Айи, на которой нечего делать чужакам. А потом Джаал потерял дар речи, осознав, по разговору, по голосу, что перед ним — женщина. Под прицел сотен ружей, на чужую планету, договариваться с явно враждебно настроенными хозяевами вышла женщина? Проклятое любопытство захлестнуло Джаала с головой и, шагнув вперёд под недовольный взгляд лидера Сопротивления Эфры де Таршаава, он вызвался наблюдателем от ангара на корабль чужаков. Джаал оторвал взгляд от спроецированных на потолок комнаты звёзд и посмотрел на лежащую рядом девушку. Сара Райдер… Бледная кожа, ставшая золотистой под солнцем Элладена, серые глаза, голубые волосы… Джаал уже знал, что на самом деле они у неё белые, как у её брата Скотта, а голубой — это краска. Сара похожа на Воелд. Лёд, голубые тени на белом, а где-то подо льдом жизнь, главное прислушаться и понять. В первое время на корабле чужаков Джаалу было тяжело. Невыносимо тяжело. Чужие, чаще всего неприятные, запахи, чужие звуки, непонятные инопланетяне, которых казалось очень много и все они были разные и как-то уживались между собой. Выдержать помогало только любопытство. И она. Сара приходила к нему каждый день, пыталась разговорить, пыталась понять. Кажется, это была не только необходимость наладить отношения с представителем коренной расы. И не только сочувствие. Это было то самое любопытство, которое вело Джаала по жизни. И он начал понимать их. Тех, кто был ведом настолько сильным любопытством, что шесть сотен лет провёл в ледяном сне. А потом Сара спасла Мошаэ. И вернула ангара надежду на победу, хоть и вместе со страшным знанием о кеттах. Страх и недоверие давно растаяли. Джаал был в восторге от маленькой юной девушки, несущей бремя человеческого Первопроходца. Единственное, что его пугало — это то, что эта инопланетянка с тонкой шеей и растущими на голове нитками вызывала у него желание. Сара оторвала взгляд от звёздного потолка и потянулась губами к Джаалу. Невероятно странно, что за миллионы световых лет разумные существа тоже целуются губами. Невероятно, что такие разные и далёкие — они оказались похожими в чувствах, любви. Он видел, что то, что между ними происходило — было сложно для обоих. Он видел, как Сара, слишком сдержанная и холодная, учится и разрешает себе чувствовать, осознаёт влечение, понимает то, что он понял раньше неё, тянется к нему, как сейчас. А для Джаала всё было еще невероятнее. Его тянуло к существу другой расы. К инопланетянке с далёких звёзд. И ладно бы только дружеская близость, но ему хотелось трогать её удивительно бархатистую кожу, эти странные нитки-волосы, он хотел обладать ею и отдавать ей всего себя. Но как это было возможно, если они — из разных галактик?! Корабельный врач Лекси, тоже инопланетянка, но не человек, а азари, представительница удивительно красивой и нежной расы, заперла дверь в кабинете и рассказала — как. Джаал чуть не терял сознание от эмоций, синел от прилива крови к лицу, сипел, пытаясь словами отбиться от разговора, но Лекси была непреклонна и даже выдала на последок записи фильмов «не документальных, но правдоподобных». За дверью раздался грохот, затем лёгкая перебранка и Джаал с вздохом сожаления оторвался от губ своей таошей. Однажды они останутся только вдвоём. Он уже в этом не сомневался.