Твари дрожащие

– Дыши. Вдох дался не сразу. В полной мере – по мере сил и возможностей. Руки тряслись от адреналина, а воздух влетал в легкие со свистом. По щеке шлепнула пощечина. Потом ещё одна, и ещё. – Дыши! Воздуха было недостаточно, как она ни старалась. Глаза, несмотря на попытки привести её в чувство, закатились. Гортань жалобно засипела. – Наркотики, – прошептали, как ей казалось, губы где-то рядом с левым ухом. Звук доносился так, словно её прежде окунули готовой в чан с водой, а вытащить из металлического «колодца» забыли. – Без них она она не перенесет процедуру. – Она и так её не перенесет! – истерично кто-то взвизнул. Она была уверена – мужчина. Булькнула от забавного сочетания интонации и половой принадлежности, но никто не заметил. Она задыхалась, и тело настолько свело судорогой, что она не чувствовала, что кто-то вырезал её печень. «Пигмалион» обещал вынуть её завтра – они шли на опережение. Запахло кровью. Её, без сомнений, собственной. Она слышала её – то, как она журчала, толчками выплескиваясь за края раны; как стекала по ножу, небольшому и тонкому, но всё равно слишком крупному, чтобы быть скальпелем. Она постепенно проваливалась в небытие, опустившиеся веки поддрагивали. – Ещё немного, – кто-то зашептал жарко и отчаянно. – Держись, девочка. «Никакая я тебе не девочка», – подумала она в ту же секунду, и рука её дернулась конвульсивно и бесконтрольно. Она почувствовала, как отцепили провода, вживленные в плоть. Через секунду, кажущуюся вечностью, прицепили новые – другая модель. Устаревшая, но, из плюсов, не являющаяся собственностью корпорации. – Заливай, – её снова похлопали по щекам, размазывая идущую изо рта пену. – Заливай, я сказал! В рану потекло что-то вязкое и теплое. Она подумала отчего-то о цементе – её «цементировали», не давая умереть. «Зачем?» – вдруг подумала она с искренним изумлением. – «Почему вы не даете мне умереть?» Наркотики, служащие заменой анастезии, затуманивали мозг. На неё нахлынула меланхолия, вдруг тело расслабило и обмякло, обвисая в чужих руках. Кто-то проверил её пульс. – Слабый, но бьется, – вынесли вердикт. В её ушах шумело, но она не подавала признаки жизни. – Живая. Кто-то скупо похлопал. Она посуществовала ещё несколько мгновений – и провалилась, наконец, в благословенное небытие.