Тень

Александру Ивановичу двадцать семь. Даже когда его нет рядом, напоминания всплывают тут и там: цветные галстуки, которые в Москве начали носить вслед за ним, печатные буквы на афишах, постоянные перешептывания – «А ты слышала, как он поет романсы?», «А вы были на его последнем концерте?»… При всем желании нельзя отгородиться от Александра Ивановича. А желания и не было. Для всех она была Валей, но он почтительно обращался к ней Валентина Николаевна. Хотя они почти ровесники! Обычно секретарей называют просто – по имени, но почему-то приятно быть Валентиной Николаевной. Удивительно – такой человек, и говорит с ней на равных. Собственно, поэтому он и был Александром Ивановичем. Александру Ивановичу тридцать, и в Большом театре все разговоры – о нем. Места в партере выкупаются сразу же, и основная аудитория – девушки, женщины и даже бабушки. У Вали было любимое место – в ложе, откуда она тихонечко слушала и глядела, как толпа свистит и ликует. После спектакля Александр Иванович приносит в квартиру огромное, просто-таки уму непостижимое количество цветов. Ночи после выступлений Валя любила больше всего: в доме обязательно появлялись еще гости, – певцы, режиссеры, оркестранты – и все долго-долго разговаривали и смеялись. Под утро, когда оставались только Александр Иванович и Валя, обычно вспоминалось прошлое. Строго говоря, вспоминал один Александр Иванович, а Валя слушала. Ее все устраивало. Александру Ивановичу тридцать пять, и весь его письменный стол завален открытками. Поклонники шлют их со всех концов большой страны, пишут письма с благодарностями. Разный почерк, разные чернила и бумага, но буквы одинаково улыбчивы. Валя каждое утро разбирает почтовый ящик, складывает письма в аккуратные стопки, читает их Александру Ивановичу. Он всегда внимательно слушает, и взгляд фиалковых глаз неизменно теплеет. Валя радовалась, что другие люди пишут эти добрые слова – у нее самой никогда не хватило бы сил их произнести. Читая строчки вслух, Валя как будто присваивает часть себе, как будто она сама говорит о благодарности, таланте и любви. Александру Ивановичу почти сорок, и через неделю он женится. На самом деле, Валя была рада за него и за невесту – молодую начинающую актрису. Она темноглазая, кудрявая и очень красивая, он – высокий, стройный, всегда элегантно одетый. Александр Иванович и… кажется, Лена правда замечательно смотрятся вместе. Валя это все понимала, но понимание не спасало от ноющей боли где-то в ребрах. Он сказал об этом мимоходом, как будто свадьбы у него каждый день, и таких вот Лен – вагон и маленькая тележка. Впрочем, в последнем Валя совершенно не сомневалась. Они сидели в его квартире: Валя рассказывала, кто звонил и куда просил приехать: –Помните дирижера из Смоленска? Он решил устроить концерт с хором и камерным оркестром. Очень хочет видеть вас в качестве солиста. –И когда же это все планируется? –Через полторы недели, двадцать восьмого числа. –Нет, – покачал головой Александр Иванович, – двадцать восьмого не могу. Женюсь. Вале казалось, что жизнь закончилась в этот момент, просто она по ошибке продолжает дышать. Александр Иванович рассказал ей о Лене, показал их совместную фотографию. Валя даже один раз видела будущую жену любимца публики вживую. Правда, издалека – Лена стояла в фойе Большого театра вместе с Александром Ивановичем. На ней было модное пальто, волосы убраны в красивую прическу. Александр Иванович наклонялся и то и дело шептал ей что-то на ухо, и девушка не могла сдержать смеха. Валя не стала к ним подходить. Точнее, она просто спряталась – картина чужого, не ее счастья причиняла боль. Валя проплакала всю ночь, сжимая в руках приглашение – небольшую картонку, подписанную Александром Ивановичем. На свадьбе она улыбалась и аплодировала молодоженам громче всех. Александру Ивановичу сорок два, и война идет целую вечность. Кажется, она была всегда. Кажется, не было ничего до и не будет ничего после. Большой театр эвакуировали в Куйбышев. Валя, не раздумывая, поехала туда же. Лена осталась дома, в Москве, а личный секретарь нужен всегда. Валя старательно гнала мысли о том, что стала тенью Александра Ивановича, которая всегда таится за спиной. Лена даже не ревновала мужа к ней, несмотря на то, что в доме пары Валя появлялась часто. Иногда по вечерам они ужинали втроем. Лена отлично готовила, но пирожки выходили лучше всего. Еще Лена любила посмеяться, и они с Александром Ивановичем вечно над чем-то – или кем-то – шутили. Александр Иванович мог рассмешить кого угодно, и Лена всегда хохотала до слез: –Ой, Сашка! – и снова заходилась приступом смеха, будучи не в состоянии произнести хоть слово. Валя тоже улыбалась, но в голове промелькнула мысль, что она Сашкой называть его никогда не смела – только Александр Иванович. Но шла война, и посиделки остались в прошлом – а были ли они вообще? Артистов старались держать в безопасности, поэтому все спектакли проходили в Куйбышеве. Однако Александр Иванович не мог сидеть, сложа руки, – кто бы сомневался – поэтому поездки с концертами на фронт не были редкостью. Там ему ничего не грозило, но Валя каждый раз была готова расплакаться. Обычно в такие ночи она не спала. Но Александру Ивановичу Валя этого не показывала – он не любил напрасных слез. Валя никогда не верила в Бога, но иногда ей хотелось к нему обратиться. Александру Ивановичу сорок три, и он постоянно подшучивает над Валей. Конечно, это случалось и раньше, но сейчас повод был особенный – появившийся поклонник. Он присылал ей открытки, дарил тюльпаны – где он только их достал? – и сопровождал на концерты. Он был восхитительным виолончелистом, и его звали Николай. –Ах, где же наш Колька… – внезапно начинал петь Александр Иванович, хитро ухмыляясь. Валя только махала рукой и отводила глаза, что смешило его еще больше. Николай был очень хорошим человеком и к Вале питал действительно искренние чувства. Валя ему отказала. –Почему?! – удивился Александр Иванович. Валя лишь пожала плечами: –Не сошлись характерами, – сказала она первое, что пришло в голову. Война закончилась, и после все-таки было. Первые месяцы после возвращения театра в Москву Александр Иванович и Лена всегда и везде были вместе. Вокруг только и было сплетен, что об этой паре. Но сегодня Александру Ивановичу сорок пять, и они с Леной разводятся. Вале больно смотреть на его сгорбленную, поникшую фигуру и опустевший взгляд. Какое-то мерзкое чувство – не радость, но странное удовлетворение от того, что певец не будет вместе с Леной, маячило на периферии черным пятном. Вале самой от себя было противно. Лена продолжала сниматься в кино и уже водилась с кем-то другим. Валя не понимала, как можно жить так легко. Александру Ивановичу сорок девять, и он продолжает работать в Большом и разъезжать с концертами по всей стране. Сначала Вале казалось, что боль от ухода жены прошла, но это было не так. Валя видела его задумчивые, отстраненные взгляды. Знала, что частенько ночью в его квартиру приходит она – бессонница. Валя не хотела этого замечать, но не могла – тени понимают все. Лена – больно, нет Лены – тоже больно. Наверное, проблема все-таки не в ней. Александр Иванович не поднимает эту тему, но загружает себя работой больше обычного, хотя, казалось бы, куда еще больше. –Валентина Николаевна, – говорит он, – мне кажется, мы могли бы устроить небольшой концерт… Обращение по имени-отчеству болтается на ее шее удавкой. Александру Ивановичу пятьдесят два, пятьдесят семь, шестьдесят, шестьдесят восемь… Он давно ушел из Большого, но продолжает давать концерты. Его часто ловят в объектив киноаппарата, и на некоторых съемках даже видно Валю. Оператор никогда долго на ней не задерживается, и кадр снова перемещается на певца. Александр Иванович любит сниматься на камеру, потому что хочет запечатлеть память – о себе, снежно-белой седине, текущем времени и о своем голосе. Который начинает подводить. Александр Иванович ничего не говорит и не жалуется, но Валя слышит все чаще дрожащие ноты и зарождающийся в глазах страх. Александр Иванович боится, и Вале хочется закричать, что его любят не только за голос, что его любят просто так и очень сильно. Но она молчит, как молчала всегда. Александру Ивановичу семьдесят четыре, и холодные руки болезни укладывают его в постель все чаще. Он больше не поет, только слушает голоса других. Сегодняшним вечером они хотели пойти на «Евгения Онегина». Как всегда, места у них лучшие, в партере. Александр Иванович надел свой парадный костюм и цветной галстук – за многие годы немногое изменилось, только волосы стали белыми. Но все оттеняла ужасная бледность. Валя уговорила его никуда не идти. Александр Иванович, на удивление, согласился почти сразу, что было не в его характере. Однако он настоял на том, чтобы Валя пошла без него и обязательно рассказала, что и как было. Она согласилась и позвонила в Большой – попросить поменять билеты в партере на ложу. Вале было неловко в одиночестве занимать такие хорошие места. Александр Иванович вздохнул и погрозил ей пальцем: –Зря ты, Валя, думаешь, что не достойна. Валя. Редко услышишь это из его уст. Александру Ивановичу семьдесят шесть, и он почти не встает с кровати. Вале и самой уже тяжело переставлять ноги, но работа есть работа – продолжают присылать открытки, поздравляют с праздниками, зовут на юбилеи и концерты. Валя почти каждый вечер сидит у кровати Александра Ивановича и читает ему письма вслух – их неизменный ритуал. Иногда она вспоминает моменты из их прошлого – давние-давние, когда они были совсем юны. Александр Иванович молчит, но Валя знает, что ее слушают. Иногда его губы улыбаются, и перед ней снова, как наяву, возникает лицо молодого артиста Большого театра. Валя плачет и сама не знает, почему. Александру Ивановичу семьдесят шесть уже два года подряд, и Валя не появляется в его квартире. Может быть, Лена забрала оттуда все вещи, а может, с тех пор там ничего не изменилось. Валя не знает. За последнее время ее снимают так часто, как никогда в жизни. Теперь уже ее стол завален письмами – просят прийти на передачу, просят показать старые фотографии, просят, просят… Валя на самом деле не против, но каждый раз речь спотыкается на слове был. Она оставила участь вспоминающих Лене и всем остальным – певцам, дирижерам, режиссерам, актерам и множеству других людей, которые сквозь осколки стекла собственных глаз рассказывали об Александре Ивановиче. Тень не может существовать без того, кто ее отбрасывает. Александра Ивановича больше нет, и Вали не стало вместе с ним.