Верная кровь

Шутку не оценили, ну да к этому Джон Чанлер уже привык. Недодал Господь некоторым — что ж, бывает. Чего с ним никогда прежде не бывало, так это чувства, что он ошибся, поступил неправильно. Не в том смысле, что правильно было бы оставить зануду Уортропа в покое, а к учебным пособиям относиться уважительно и хотя бы ради наставника совесть иметь. Нет, это было другое, непонятное, а потому неуловимое, и оно грызло Джона Чанлера изнутри. А снаружи от зануды Уортропа пахло кровью. Нет, от того самого ведра не самой свежей крови он давно отмылся, и тухлятиной от него больше не воняло... а кровь осталась. Иногда намёком, иногда — остро и резко так, как от свежатины, хотя ничего подобного Уортроп и близко не касался. Вещи его не пахли — Джон как хороший охотник и следопыт проверил, — а обнюхивать самого Уортропа было бы уж слишком. Джон порадовался собственному здравомыслию, а на воображаемый запах решил не обращать внимания. И коварный грызун, угнездившийся не то в воображении же, не то где-то пониже грудной клетки, притих. Только изредка — глянет зануда вскользь, рассеянно так, мол, ничего ты не знаешь, Джон Чанлер — отзывалось… нехорошо. "Врёшь, тварь, — думал Джон. — Знаю". И получше некоторых, Уортроп сам признавал! Но вот снился, облитый кровью и с разочарованием во взоре. И пусть его, Джон вообще редко запоминал сны. Однажды сон изменился: Джон приволок поверженное, но ещё живое крупное чудовище к ногам Уортропа, перерезал зверю горло, и Уортропа с ног до головы окатило свежайшей, ещё дымящейся… И лицо у него сделалось вдохновенное такое, как бывает у учителя, когда ученик почти понял, почти сумел, ещё совсем чуть-чуть!.. "Подумаешь, принцесса, — сплюнул сновиденный рыцарь Джон. — Не угодишь ему!" ...И думать забыл. Таким снам быстро объяснение нашлось: он же монстролог — истребитель чудовищ, с чудовищами так и надо, а Уортроп — что ж Уортроп. Подвернулся, бывает. Джона Чанлера манили экспедиции, далёкие горизонты, за которыми обретались свобода, и слава, и дивные звери с горячей кровью, которых надлежало добыть и изучить. Он оказался абсолютно прав: в сравнении с реальностью сны померкли, а после женитьбы и вовсе сошли на нет. Да и Уортроп хорошо если раз в год попадался на глаза… Видение настигло его в проклятом канадском лесу, обречённое и несуразное, как весь этот поход не пойми зачем не пойми куда. Уортроп во сне выглядел моложе — впрочем, кто знает, Джон его сто лет не видел. Одной рукой поперёк шеи он удерживал Уортропа у стены, в другой руке был нож, которым он — по словам того же Уортропа — владел мастерски. — Нет. Никаких. Чудовищ, — говорил Джон, подкрепляя свои слова тычками ножа в стену в дюйме от уортропова глаза. — Понимаешь ты, нет! Не осталось! Ни одной… твари… — он всхлипнул, чтоб не завыть от одиночества и безнадёги. — Н-ни-ко-го. Только м-мы-ы! — Вот видишь, — сказал Уортроп тепло и спокойно, на пережатое горло несмотря. — А ты говоришь "никого". И тогда Джон наконец понял, выдохнул облегчённо — и полоснул… На следующую ночь вендиго позвало его по имени.