Багровые грёзы

      В ту горькую ночь Пастри долго не могла заснуть, бесконечно обдумывая случившееся в башне Сладкого Хаоса. Грешные мысли о неправильности и несправедливости терзали юную душу, и Пастри, как наказала преподобная мать, молилась о прозрении, что даровало бы ей избавление от них. Но в миг виденья кошмара, когда страшные воспоминания вновь и вновь вертелись перед глазами, вера стремительно угасала, как и желания служить во благо тому, что на самом деле оказалось злом.       Пастри поднялась с кровати и бросила стыдливый взор на дверь; мысленно она уже молила о прощении за будущее содеянное, и окончательно решила, что с тревогами нужно разобраться как можно скорее. Она спешно надела клобук, и словно ловкая птица покинула спальню через окно, устремясь в сторону башни.       Страх, словно осязаемый дух, связывал ноги, а резкий ветер теребил пышную чёлку.       Пастри исключительно хорошо запомнила слова: «…никто не в праве забирать их жизни, просто потому что они другие…». Какая-то часть её пыталась вычеркнуть всю дурь, сказанную тем грешником, а другая часть же боролась, держась за каждый звук. Всё потому, что Пастри не хотела, вопреки церковным учениям, признавать, что во фразе был смысл.       Юная пасторша ступила на запретные земли, и зловещий дух ещë крепче сжал еë в своих пугающе сковывающих объятьях. Пастри вцепилась в вилку, но смело продолжила путь вперёд. По правде говоря, она и сама не понимала, за чем идёт и что хочет узнать. И самое главное — у кого?       Внезапно где-то в тумане послышался лай целой оравы тортомонстров. Пастри, потеряв ориентир, нервно оглядывалась, уверенно держа оружие, упорно ожидая нападения из ниоткуда. На удивление, на мгновение её посетила одна странная, но крайне действенная, по еë мнению, мысль.       Резко из густого, будто крем тумана, на неë вылетел один из разъярённых тортомонстров, и Пастри уже была готова дëрнуть руку, направляя вилку на него, но в ту же секунду передумала и смиренно замерла. — Стоять! — тут же послышался грозный приказ, и тортомонстр вмиг остановился в воздухе прямо перед лицом Пастри.       Пасторша затаила дыхание, глядя на победный результат её мимолётной догадки. Но тот самый голос мгновенно вывел еë из ожидающего транса: — Вновь вторгаешься туда, куда не следует совать свой нос?       Пастри проморгалась, наконец выдохнула и медленно, словно крадясь, прошла вперёд, в самую глубь белоснежного тумана. Вдалеке, в зловещей тени башни прямым силуэтом стоял он, чуть заметно прикрыв глаз, что источал слабое красное свечение. Сзади него щурилась, сдерживая рычание, агрессивная армия тортопсов. Пастри задумалась на секунды, и всё-таки произнесла первые слова: — Я пришла поговорить, — слова её звучали невероятно чётко и уверенно, даже несмотря на страх, что таился в душе. — Что? — лицо его побледнело от неожиданности сказанного. — Я не намерен выслушивать твой церковный бред! Убирайся, пока я сжалился над тобой, и мои солдаты не напали на тебя! — Я пришла не заповеди читать! Мне нужно поговорить с тобой!       Вельвет замер, не имея ни единой идеи для ответа, лишь неясный гнев, перемешанный со скрывающейся глубоко тревогой от еë дальнейших действий, но от чего-то осмелился согласиться на просьбу, медленно опуская меч остриëм к земле. Пастри выжигала взглядом, будто бы опасаясь внезапного нападения. — Да ты боишься меня, — себе под нос тихо прозвучала насмешка смешанная с обидой. Вельвет озлобленно фыркнул, насмехаясь над этой трусостью.       Чёрный, мигающий алым светом, глаз прислужника тьмы настороженно всматривался в белые одеяния девушки, и терпеливо ожидал шагов в свою сторону. Пастри выдохнула, и набравшись смелости, стремительно зашагала вперёд. Тортопсы зарычали, но их полководец лишь прошептал себе что-то под нос, и те мигом затихли. — Чего тебе надо? — грубым криком начал Вельвет, как только между ними с Пастри осталось лишь несколько шагов. — Врать я не собираюсь, и да простит меня преподобная мать, и буду я грешницей, грех свой через столетие нести, но те слова, что ты говорил… — Пастри вдруг замялась, словно потеряла ход мыслей, но быстро собралась. — Теперь я, кажется, понимаю… — Я не верю ни единому твоему слову! — оскалив клыки, Вельвет перебил её и со злости прильнул ближе, чуть ли не впритык оказавшись перед еë лбом. — Ты была готова раскрошить каждый торт здесь, а теперь трещишь о понимании?!       Пастри застыла, и печально промолчав, не в силах ответить, отвела глазурные глаза в сторону. В этот момент в мыслях громким эхом отдалось слово «раскрошила», и Пастри вздрогнула, вспомнив, как безжалостно ранила Вельвета священной вилкой. Стыд и горечь, за столь ужасное и не обдуманное действие, захлестнули девушку. Она захотела провалиться под землю, зачем-то пытаясь утаить своё искреннее сожаление к кому-то, кого она уже и не смела так уверенно называть врагом. — Прошу, выслушай меня! — мольбой отозвались мысли Пастри. Вельвет, кинув на неë обеспокоенный взгляд, шагнул назад и умолк, давая ей шанс высказаться. — Да, я считала их свирепыми монстрами, которым нужны лишь убийства и разруха, но увидев, как ты так обращаешься с ними, твою любовь к ним, во мне поселились сомнения о моей вере! — Пастри положила руку на грудь. — Я всегда верила, что Создательницы добры, но узрев правду, я поняла насколько сильно ошибалась! И мне так бесстыдно лгали, пытаясь наставить меня на путь зла — прислуживать тем, кто вершит плохие деяния, я не прощу этого. Я не хочу, чтобы мою веру использовали во благо злу, во благо лживым мировым установкам! Всю эту ночь я не сомкнула глаз, обдумывала твои слова и то, как ты поступил со своими подчинëнными, и наконец-то могу признаться себе, что я больше не намерена служить церкви, которая погрязла во лжи!       Вельвет не проронил ни вздоха, и лишь испуганно глядел на Пастри. Всë настолько сильно перемешалось в голове за эти минуты, что Вельвет буквально не мог произнести ни слова. — И ты не представляешь себе, насколько мне стыдно, что я считала торты монстрами! Вельвет, прошу, поверь мне, я больше не желаю делать ничего плохого для них и для тебя, я клянусь! — Ты только что отреклась от веры… — ошарашенно глядя куда-то вниз, еле слышно произнёс Вельвет, до сих не осознавая того, что происходит. — Да, именно так. Отныне я верю лишь в правду!       По окончании своей речи, Пастри наконец перевела дыхание, и явно ожидала большего от Вельвета, но тот лишь в недоумении посмотрел на неё, абсолютно не понимая, что нужно говорить.       Один из тортопсов, словно понимая всё, о чём говорила девушка, аккуратно подошёл к ней, а после ласково тявкнул хозяину, пытаясь убедить его в правдивости сказанного. Вельвет озадаченно посмотрел на него, словно доверившись просьбе питомца, и уже хотел шагнуть ближе, как внезапно ухватился за правый бок и озлобленно прошипел. Пастри тихо ахнула, понимая, что там было то самое место, в которое она ранила его, и сразу же дëрнулась с места в его сторону. — Не смей приближаться! — резко зарычал он, будто бы позабыв о том, что говорила Пастри минуту назад, а тортопсы обеспокоенно заскулили, пытаясь скрыться от громких звуков. Вельвет закрыл глаза, сдерживая стоны и сильнее прижал рану, которая видимо вновь открылась, рукой, безуспешно пытаясь сохранять хладнокровие и не казаться жалким. — Постой, дай же мне помочь… — Пастри с надеждой посмотрела на измученное болью лицо Вельвета и медленно протянула руки к нему на плечи. — Я больше не причиню вреда.       Вельвет, сам не понимая своих действий, отбросил гордость, и даже не скрывая во взгляде просьбу о помощи, выдохнул и позволил Пастри коснуться его живота.       Пастри присела на корточки и аккуратно, как можно деликатнее приподняла прилипшую к окровавленной коже одежду и увидела безобразную рваную рану. Вельвет зажмурился и отвернулся в сторону, изо всех сил стараясь не заскулить от неприятного ощущения пронзающего холодка и пульсирующей боли во всей нижней области живота. Пастри кинула на него взволнованный мимолëтный взгляд, и жалобно скривила брови, пытаясь придумать как уменьшить его страдания. На руку нежной пеленой внезапно легла молочная ткань части клобука, и Пастри тут же сообразила. Сняв головной убор, и крепко ухватившись за ткань, она резко дëрнула, от чего клобук буквально затрещал по швам, и сумела оторвать часть ткани. Приподняв одной рукой его влажную одежду ещë чуть выше, Пастри умело обвязала ткань несколько раз вокруг подобно бинту и сделала аккуратный нетугой узел. Вельвет даже не открыл глаз, всë также продолжал жмуриться в сторону, сжимая от боли кулаки. — Так кровь не будет идти. Тебе нужно прилечь и не вставать… И ещë нужна чистая вода… Ты слышишь? — в голосе Пастри совсем не осталось сил; она говорила медленно, и довольно тихо, не желая доставлять ещë бóльший дискомфорт громким голосом. — Вельвет, ты в порядке? — И что это значит? — он наконец-таки повернулся к ней, и расслабляя руки, хрипло заговорил. — Тебе нужно отдохнуть, — опуская кофту вниз, она нежно приговаривала будто бы самой себе. — Нет, что это значит?!       Пастри поднялась и устало, но безмятежно спокойно взглянула ему в глаза, без единой мысли о страхе, что были в голове совсем недавно, сказала: — Я не знаю, что случилось у тебя в жизни, но знаю, что ты хочешь справедливости. И теперь я тоже этого хочу. Поэтому, если ты позволишь мне, теперь я бы хотела остаться здесь, на твоëм пути. — Остаться?.. — Да. Я не намерена возвращаться в церковь. Я уже согрешила, мне нечего терять, там же мне будет только хуже. Я не желаю жизни во лжи.       Пастри не стала продолжать в надежде, что Вельвет и сам понимает, что она хочет сказать. Так и было, но то ли от переполняющего чувства неловкости, то ли от неумения говорить по-человечески, он не стал ничего отвечать, и лишь растерянно по-доброму посмотрел на неë, глазами благодаря за помощь. Пастри облегчëнно выдохнула, взяв его под руку и бок, помогая идти, ласково сжимая его ладонь у себя на плече. Тортопсы послушно направились в сторону башни, сопровождая генерала и его новую подругу в белëсом холодном тумане.       Эта ночь была слишком длинна. Но сегодня обоим ещë нужно будет попросить прощения друг у друга.