Там пустота

      Несколько недель Анхелика даже видеть не хотела Шестерки. Он словно бы это тоже чувствовал и не попадался ей на глаза, только иногда Анхелика слышала, как он ходит наверху - шаги тяжелые, шаркающие, словно там, в мансарде, поселилось какое-то привидение. Эти мысли немного пугали, потому что нормального объяснения, почему Шестерки все еще жив, Анхелика не могла найти. Скупой рассказ Шестерки лишь запутывал сильнее:       - Сначала должны были повесить, но господа из Движения добровольцев заявили, что это негуманно, заменили на инъекцию - на самом деле их три, ты знала? - губы Шестерки странно дернулись: то ли усмехнуться хотел, то ли воспоминания были так себе.       - Ну и?       - Повесить тоже пытались, по таблице считали, чтобы голова не отлетела, - улыбка все-таки появилась на лице Шестерки. - Потом отправили в тюремную больницу, а через пару месяцев отпустили.       - Просто взяли и отпустили? - с сомнением проговорила Анхелика. В то, что Шестерки не умер во время казней, она поверила сразу. Разве что было любопытно, оставили бы его в больнице, если бы высоту падения определили неверно - и голова бы оторвалась.       - Не совсем, - уклончиво ответил Шестерки. - И вспомни, я ведь тебя отпустил, хотя ты - убийца.       - Но ты же не умер, - возразила Анхелика.

***

      Риенн десять. Ей страшно. Адвокат говорила, что у Линнегоров они с Шемьеном пробудут всего несколько месяцев, пока решается вопрос с наследством, но по непонятным Риенн причинам месяцы превратились в годы. Риенн и не помнит уже маму, не помнит, как было, когда они жили дома и могли делать, что хотели, не спрашивая лишний раз разрешения.       Сейчас у Риенн нет никого, кроме брата, но и с ним происходит что-то такое, что Риенн кажется, что скоро он пропадет. Риенн смотрит на себя в зеркало и не узнает - в отражении не маленькая девочка, а какая-то измученная карлица, которую почему-то зовут так же, как ее.       - Не грусти, - говорит Шемьен. Он выглядит слишком уставшим, а еще у него дергается глаз - и Риенн от этого жутко, и брата безумно жаль.       - Когда мы уедем? - спрашивает Риенн.       - Когда я смогу распоряжаться наследством, - Шемьен улыбается ей, но улыбка получается неестественная, напряженная.       - Когда ты сможешь распоряжаться наследством? - Риенн сверлит его сердитым взглядом. - Когда?       - Когда мне исполнится двадцать один, - произносит Шемьен легко, и Риенн начинает плакать, ее буквально разрывает от плача. Шемьен хочет ее успокоить, но сил на это у него нет, и он просто смотрит, как сестра задыхается от слез.       Если бы он мог, он рыдал бы сейчас вместе с ней. Ему стыдно, что он ничего не решает, что не оправдывает надежд Риенн - а ведь она верит ему и в него.       Иногда он думает, что им надо сбежать, но каждый раз, когда за его спиной закрываются двери кабинета, он понимает, что это пустые фантазии, что ничего не получится.       Остается только ждать и терпеть.