Нить, что нас соединяет.

      - Норман, посмотри. - Девушка улыбнулась спокойно и довольно нежно, рукой указывая куда-то на небо. Сердце рыжеволосой билось с бешеной скоростью. Воздух заканчивался, но это создавало чувство эйфории. Плевать.       - Что, мама? - Мальчик почесал затылок, кинув один мало-заинтересованный взгляд туда же, куда и его родительница. Сейчас его волновало другое.       Эмма поняла его вопрос. Она на секунду сжала пальцы, едва заметно, но достаточно, чтобы придти в себя. Пришлось встать в полный рост и на пару секунд задержать дыхание. Затем она выдохнула и потрепала сына по макушке. Тот сморщил носик в довольной улыбке.       - Сказала: «Гарри, посмотри». На небе сейчас радуга. - Она напоследок нежно погладила мальчишку по щеке, словно собирая кончиками пальцев его веснушки россыпью по всему лицу. После убрала руку, надеясь на скорый конец диалога.       - Ох, мне послышался какой-то «Норман»! - Он как-то по-детски улыбнулся, на секунду сжав мамину чёрную юбку. В его глазах непонимание перестало играть ведущую роль, штурвал передавая озорству, - А радуга действительно красивая! - Он вновь одарил девушку радостной улыбкой, пустившей мурашки по телу второй. Как же мало этот мальчик знает. Он и все остальные в этом доме. Они заслужили? Эмма была уверена, что нет, но ногти, что в её же ладонях оставляли за собой раны-полумесяцы продолжали настаивать: «Они даже не переживают. У них прекрасная и веселая жизнь перед смертью, и конкретно они заслужили» - «А я? Я заслужила?». Голос в голове всегда молчал. Он не находил ответа. А ранки к тому времени начинали щипать и покалывать, приводя Эмму в чувство.       - Я побегу, мама! - Мальчик бросился к лесу, у которого ребята махали ему рукой со скакалкой.       - Конечно, родной… - Эмма смотрела в спину уже убежавшего пятилетнего сына, что-то кричавшего своим друзьям у леса. - Беги. Я не стану отвлекать.       Она развернулась, с натянутым спокойствием и улыбкой следуя через детей, взрослых и не очень, к дому. Все они так молоды. А она? Ведь тоже, некоторых старше всего на семь лет. Она была готова к роли Мамы? Но с другой стороны, ее спрашивали?.. Когда тебя ставят перед фактом, напротив твоей груди держа острый наконечник цветка, тебе остаётся лишь смириться, до последнего держа в себе слёзы.       Каждый ребёнок здесь - жизнь. Насыщенная и интересная, с друзьями, с любящим окружением. Здесь всегда вкусно пахнет с кухни, на столе лежит аппетитная еда. На улице будут ждать скакалка, мячик, воздушный змей, ракетки… да вообще, что угодно! Любишь читать - целая библиотека для тебя и твоей фантазии! Любишь играть? - Прятки здесь получаются отменными! Любишь рисовать? - Твои работы оценят и повесят на стену, все будут тебя хвалить за них! Любишь учиться? - Замечательно, нам только в пользу! Нам… Нет, Эмма не мы. Им это в пользу. Любишь учиться - станешь более важен им, а заодно протянешь своё счастье сроком в 12 лет, если постараешься. Любишь читать и рисовать? - Они это оценят, ведь фантазия тоже важна, и мышление, и смекалка, стратегия… Ты будешь учиться, а они твоё имя перемещать все выше по столбцу, пока в последнем не возникнет цифра «11». Ты любишь играть? - Игра начинается, ты начинаешь свой последний год. А после, игра, как и счастье, оборвётся, но ты даже не поймёшь. Это ведь хорошо? Твои друзья даже ничего не прознают. Ты просто окажешься на рынке. Выходит, каждый ребёнок - продукт. Каждый ребёнок - мясо. Каждый ребёнок - смерть.       Но сейчас - нет. Кто-то плел венки из одуванчиков, кто-то просто болтал, гуляя вокруг дома, кто-то бегал с мячиком по более-менее ровной поверхности земли, а кто-то читал под дубом. Кто-то делал вид, что так же увлечён книгой в руках товарища.       Первой от строк взгляд подняла Сибилла. Наткнувшись глазами на улыбку мамы, она приветливо склонила голову, чем вызвала внимание Николаса и Лилит, так же направивших теперь глаза на родительницу, неловко помахавшую им пару раз ладонью. Не выдавать себя - главная задача каждого из четверых.       Сдерживая дрожь во всем теле, Эмма на негнущихся ногах дошла до крыльца. Скрылась за дверью дома, тут же падая на неё, опираясь спиной. Выпуская, кажется, весь воздух из легких, хватаясь за область сердца на груди, пытаясь унять панику, главная задача - остановить это. Глаза бегают по полу, но не ища чего-то, а требуя. Требуя помощи. Голова вскидывается, из глотки вырывается первый всхлип. Надо собраться, не дать сердцу колотиться, словно оно вернулось с пробежки. Сфокусировать внимание…       Вот перед ней висят часы, старые. Стрелки медленно наворачивают круги, а маятник из стороны в сторону путешествует по стене. Не так давно Эдгар их чинил, насвистывая мелодию со старой пластинки, что Эмма с детьми слушали на каждое Рождество. Такую же включала Изабелла. Когда Эмме было девять, она очень любила эту музыку и сама, а Мама брала ее крошечные ладошки в свои и с нежным взглядом, направленным на дочь, кружила с ней по залу в танце, смутно-напоминающем вальс. Эмма была счастлива и улыбалась. Потом Изабелла мягко касалась губами рыжей макушки, отходила, приглашая на танец маленьких Анну, Гильду, всех-всех. Эмма же смотрела на них, качаясь из стороны в сторону в такт музыке, как маятник со старых часов, висящих теперь перед ней. Правда, она уже не маленькая, да и теперь Эдгара в этом доме не появиться… Нет, не так! Думать позитивнее, ну же!       Чуть правее от часов узор обоев - нежная роза с едва заметными лепестками. Кажется, что на ней сейчас лежат капли росы, свежей и бодрящей. Всю их красоту однажды описала Эшли, кроха с рыжими волосами и голубыми, глубокими глазами. Она пальчиком выводила контуры на стене и рассказывала Эмме историю розы, словно сочиняя рассказ. Удивительно, что так и на ходу, она нарисованную розу в подсознании сделала живой, со своей историей. Она, правда, не упомянула, что цветку суждено завять. Видимо, девочка верила в лучшее. До последнего своего вздоха.       Собраться. Надо собраться, иначе будет очень плохо. Ещё один медленный и очень тяжело-дающийся вдох - глаза изучают каждую детальку рисунка Тиффани, заплетающей сейчас во дворе косички своей подруге Кэтти. Хоть они не являются воспоминаниями. На рисунке девушка с рыжими волосами держит в руках большую фигуру огненного сердца, в котором кривыми буквами выведено «Мы». Вокруг девушки россыпь маленьких и больших цветов всех оттенков карандашей, кроме чёрного, что девочка нашла в доме. Немудрено узнать главную героиню композиции. Эмму, с нежной улыбкой и тяжестью в груди. Это огненное сердце, похоже, у неё и вырвали.       У Эммы дрожат колени, кажется, в глазах начинает темнеть. Ей плохо, тошнота подступает к горлу. Как же она ненавидит эти отправки.       Уборная принимает все ее крики и рыдания, поглощаемые кафелем. Слёзы катятся по щекам, пока Эмма вновь нажимает на кнопку спуска, вытирая бумагой остатки рвоты с губ. Все эти дети - ее жизнь. Но они сами - путь к смерти. Так как же должно быть? Эмме могли позволить умереть тогда, в далеком прошлом, но лишь дали титул прилежной испытуемой. Тот же итог ждал Нормана и Рэя? Гильду, Дона, Анну, всех остальных. Они сбежали, так? Другой исход принимать просто не хватит сил. Но ведь он возможен, что всех их просто проткнули и кинули в фургон. Новый порыв тошноты накрывает и девушка вновь склоняется над унитазом. Одна желчь и выходит. Совсем ничего не осталось. Хотелось бы той же пустоты в сердце, чтобы с безразличием смотреть в глаза своим подопечным. С безразличием вспоминать всех, кого покинула она и кто покинул ее. Всех тех братьев и сестёр, отныне сыновей и дочерей. Их взгляды и улыбки, их прекрасные и добрые лица.       Вновь рыдания в ткань юбки, чтобы заглушить их хоть немного. Я виновата. Я виновата! Если бы я тогда сделала хоть что-то… Что изменилось бы? Вероятно, ничего стоящего бы не произошло. Расскажи она правду детям, они бы боялись. А тогда, в те года… Она сделала все возможное для их сохранности. Но это чувство вины за недосказанность конкретным людям поглощает, не давая всплыть на поверхность.       - Норман…       Эмма, я рядом, все хорошо. Вместе мы что-нибудь придумаем, мы справимся.       - Не уходи…       Силы покидают тело, Эмме не остаётся ничего, кроме как остаться на месте и пустым взглядом смотреть в стену напротив. У неё есть ещё час до окончания свободного времени детей, чтобы провести себя в порядок. Она должна хотя бы попытаться выглядеть «как всегда». Чтобы эти милые, веселые дети не переживали за неё. Она не заслужила.       Но все пройдёт. Однажды должно пройти. Иначе же не бывает, так?

***

      - Она в панике.       - Почему?       - А ты не видел? У неё глаза из стороны в сторону бегали, конечно же, у неё атака!       - Нет, не обладаю сверх-зрением, если соизволишь уточнить! - Огрызнулся мальчик, скрещивая на груди руки.       - А значит и не мои проблемы, что ты такой балбес! - Девочка демонстративно и с большей силой, чем, вероятно, это действие требовало, захлопнула старый учебник по биологии, коим им пришлось прикрываться. Разумеется, никто из них даже не думал вчитываться в тип того или иного растения, что им предоставила нечаянно-открывшаяся 234 страница.       - Что могло случиться, что мама запаниковала? - Сибилла, наконец, втиснулась между девочкой и мальчиком, сидевшими от неё по бокам и скалившимися сейчас друг на друга, как собаки.       - Мне откуда знать? - В обиженном тоне произнесла Лилит, снова откинулась на дуб за спиной и запрокинула голову. Со стороны раздалось насмешливое «Обиженка!», но Николас тут же получил легкий подзатыльник от Сибиллы, что тут же стала извиняться.       По задумчивому взгляду Лилит можно было представить вращающиеся в голове брюнетки шестеренки. Спустя около минуты еле-слышного бурчания Николаса, все ещё негодующего от Лилит, и бормотания Сибиллы, что никогда не любила ссоры двух лучших друзей, девочка повернула на парочку вопросительный взгляд:       - Отправка?       - Звучит разумно. - Кивнула ей Сибилла, дотронувшись при этом до плеча мальчика, чтобы ввести его в сознание и заодно в надвигающийся разговор. - Никки, что скажешь? - Вторая девочка специально заметно скорчилась при умилительно-ласкательной форме имени товарища, но тем не менее продолжала ожидать его слов.       - Гарри был озадачен, когда мама с ним говорила. Можем у него спросить. - Наконец выдвинул Николас, почесав щеку и переводя нежный взгляд с Сибиллы на Лилит, тут же делая его холоднее.       - Иногда умеешь быть умным, если захочешь, - Брюнетка фыркнула в усмешке, уже поднимаясь с земли, с гордостью за свой ответ и отряхивая белую юбку, - Пойдём. Братишка-то нам правду и раскроет.

***

      Вновь шуршание листвы, столь приятное для слуха, редкий скрип деревьев. Шуршание бумаги, пока карандаш плавает по ней, оставляя за собой грязные линии. Где-то вдалеке сейчас шёл дождь. Это было видно по тучам. Зато на Анну падали веселые лучи солнца, вечернего и заходящего. Ее носик временами смешно морщился, стоило ветру подуть чуть сильнее, чем прежде. Тем временем на бумаге начинала проявлять целая история, жизнь. Мягкая улыбка коснулась губ девушки, набрасывающей последние детали. Ресницы сделать пышнее, румянец живее, последние тени наложить на изгибы белой рубашки. Волосы затемнить в определенных участках, взгляд сделать как можно более точным - усталый, но все равно улыбчивый. Карандаш замирает над поверхностью, пока блондинка большим пальцем легко ведёт по силуэту в руках, чтобы не размазать графит. Этот эскиз получился довольно неплохим, даже хорошим.       - Очень красиво, Анна. - Голос раздаётся внезапно, девушка легко вздрагивает, оборачиваясь на парня сзади и смущенно улыбается. Словно по привычке, как защитный рефлекс, ладонью прикрывает линии. - Я всегда удивлялся, как ты так точно передаёшь характер каждого через бумагу.       - Это как-то само пришло, просто взяла в руки карандаш и… вот. - Она неловко пожала плечами, пока Норман садился рядом, смотря куда-то вдаль и подтягивая к себе колени.       - Выходит, талант и прекрасное внимание. - Он перевёл взгляд на по-прежнему неловко-улыбающуюся девушку. - Взгляд действительно, как у Рэя.       - Я с ним слишком много общаюсь, чтобы не заметить подобное, - Наконец она слегка расслабляется, поворачиваясь к своему завершенному эскизу. - Да и к тому же, его взгляд я считаю особенным. - Она молчит, вглядываясь в изображение, пока к ней не приходят эхом сказанные слова и щеки не заливаются краской. Резко вскинув голову, она начинает несвязно бормотать. - Ну, то есть, разумеется, он у всех не такой, как у других, и…       - Особенный… это какой? - С неподдельным интересом спрашивает блондин, вновь повернувшись к подруге. Ее глаза на секунду загорелись паникой. Она смущенно опустила голову.       - Вы же с ним лучшие друзья, боюсь того, что он узнает…       - Эй, мне можно доверять. Ты ведь знаешь это, так? - Он пытается улыбнуться, и этого достаточно для спокойствия Анны, что ответила на его улыбку, прекрасно понимая, как тяжело она ему далась.       - Хорошо. - Один глубокий вдох, - В общем… - Выдох. Норман заслужил доверия. Он может знать все мысли девушки. Да и к тому же, Анна просто расскажет своё видение, а блондин, как случалось обычно, лишь скажет своё. - Он всегда уставший, ты замечал? Сам взгляд. Рэй же может быть полон энергии. - Норман кивнул неопределённо, пока она продолжала, - Может, я одна это замечаю, но я уверена в своих наблюдениях. Когда он смотрит на меня, взгляд мало-изменчив, но тепло из него так и струится. Мне кажется, даже когда мы кричим, капля той нежности остаётся. - Она тяжело вздыхает, делая паузу и вновь смотря на черты лица перед собой, аккуратно выведенные карандашом. Улыбнувшись тепло, она поднимает глаза на Нормана. - Со стороны кажется, что Рэй закрыт и холоден, но его глаза… Они совсем другие.       Норман молча смотрел на девушку, даже слегка изучающе. Рассматривал ее глаза, ресницы, губы. В какой-то момент от неловкости Анне пришлось отвернуться на тучи перед собой, все ещё поливающие далекие земли. Норман тоже отвернулся, глядя потерянными глазами.       - Ты права. - Неожиданно заключает он. - Знаешь, я тоже замечал нечто подобное, но никак не мог сформулировать. Ведь и правда, его взгляд - иная сторона эмоций. - Легкая ухмылка посетила его губы, пока глаза опустились на небольшие цветки около ног. - Я так даже подумал… - Он прикрыл глаза, кладя голову на колени и улыбаясь так нежно, что Анна вначале засомневалась в правдивости своего зрения. - У Эммы ведь тоже были особенные глаза. Глубокие и своего рода открытые. Но вся суть Эммы была не снаружи, не в этих глазах. Таилась где-то внутри и отражалась в ее эмоциях. И обычно, самое сокровенное - в слезах. Взгляд-то всегда был добрым, что бы не происходило вокруг. - Он обернулся на слегка потускневшую от такой темы Анну, приподняв одну бровь. Грустная улыбка не сходила с его лица, - Что думаешь?       - Ты знал её явно по-лучше меня, Норман. - Она кивает головой, не в силах перестать смотреть на его столь-редкий изгиб губ. Его слова пока не до конца разложились по полочкам. В формулировках своих мыслей Норман, похоже, был не силён, и к его высказываниям в комплекте шли эмоции, расставляющие точки в произнесённых им мыслях, - Но в одном и я уверена - она не такая открытая, какой казалась.       Норман ещё пару мгновений просто прислушивается к листве, затем поднимает голову, ладонями проводя по лицу, будто отгоняя сонливость. Раздаётся вначале почти-неслышное бурчание.       - Извини меня, что я заставляю тебя волноваться. - Ладони возвращаются на колени, а пустой взгляд на блондинку, вздрогнувшей от понимания: минуту назад, ещё всего минуту назад Норман был искренним и живым. Сейчас он снова был скорее вынужден существовать. - Прошу, не переживай так сильно. Я знаю, что работаю много, но, если тебя это успокоит, это не предел моих возможностей и работаю я не на последнем издыхании.       Ложь.       - О, не надо извиняться, - Нервно посмеивается Анна, вставая с земли и отряхивая чёрные брюки от заметной, похоже, лишь ей грязи. - Я верю и понимаю, всего лишь прошу просить о помощи, когда она нужна, и не пытаться справиться самому. Ты же понимаешь?       Парень кивнул, поднимаясь следом.       - Спасибо за твою заботу. Обещаю беречь себя.       - Но Рэй говорил, что ты не спал уже сутки. И это ещё можно понять, но я же знаю, что и сегодня ты работу предпочтешь сну. - Анна смотрит ему в спину, сжимая между пальцев карандаш, но в сохранности держа рисунок.       После короткого молчания он произносит:       - Рекорд человека - 11 суток без сна. Будь уверена, Анна, я даже побить его смогу, не то что достичь. - Она жалобно прикрывает глаза. Опять не получилось. - И попроси Рэя не записывать мою жизнь и не считать мои прожитые дни. Если вы так близки, как ты сказала, он должен хотя бы постараться тебя услышать.       - Я попрошу, конечно, Норман, но, знаешь, Эмма бы не обрадовалась.       Он снова замирает на месте. Ветер стал холоднее, чем был прежде. Обернувшись, парень заставил свой плащ колыхаться, а мурашки бежать по спине Анны. Взгляд был не такой, как всегда. Девушка успела тысячу раз пожалеть о сказанном.       - Не опускайся так низко, сестрёнка, - Это было холодно. Больно прошлось по сердцу, ещё больше вселяя в разум чувство вины. - И не приплетай сюда Эмму. Речь идёт сейчас о вас с Рэем и вашем синдроме родителей. Я в опеке не нуждаюсь, а Эмма в упоминаниях. Конкретно сейчас. - Он ещё пару мгновений грозно пялился на девушку, но после опустил плечи, тяжело выдыхая, видя испуг и сожаление в глаза напротив. - Идём. А то нас потеряют.       Анна равняется с ним, уже когда Норман следует через лес. «Извини» почти срывается с губ. Но ей не за что извиняться. В любом случае, Анна продолжает себе это внушать на протяжении всего пути.

***

      - То есть, ничего не произошло?       - Совсем-совсем? - Сибилла жалобно хлопает ресницами. Должны быть зацепки.       - Совсем-совсем, - Кивает Гарри, пальчиками теребя лепестки сорванной ромашки. Невинно моргает, смотря на старших. - Мама просто показала радугу. Ой! А вы ее видели?       - Да, Гарри, красивая была радуга, яркая, - Впервые подаёт голос Николас, улыбаясь брату. Тот улыбается в ответ, хихикнув. - Но все же, отчего ты так смутился тогда?       Пару мгновений мальчишка молча разглядывает цветок в своих руках. Затем поднимает изучающий взгляд на рыжеволосого. Тот неосознанно начинает нервничать.       - А почему вы спрашиваете?       - Мы…       - Мы просто заволновались за тебя, а мы старшие, несём за тебя ответственность! - Вступила Лилит, раздраженно смотря на Николаса.       - Я бы сказал то же самое! - Гневно вскидывает руки мальчик, привлекая внимание всех троих, а вместе со вниманием и нахмуренные брови Сибиллы. Она волнуется. - Зачем надо было перебивать меня?       Блондинка лишь поджимает губы, отворачиваясь, но в глазах не отражалось разочарования. А ее тёплая рука нежно гладила пальцы руки Николаса. Мальчик сильно покраснел, по началу с непониманием смотря на этот жест, но затем отвернулся, изучая лес.        - Вообще, мне могло показаться. - Пожимает неопределенно плечами Гарри, жмуря глаза под солнцем, - Но, вроде, мама сначала назвала меня другим именем. Норином, что-ли…       - Норином? - Задумчиво переспрашивает Лилит, пока ее взгляд пустеет, погружая хозяйку в мысли.       - Или Ниман, я правда не помню! - Тут же начинает оправдываться мальчишка, но взгляд старшей сестры его заметно успокаивает. Лилит улыбается поддерживающе.       - Ничего-ничего, это не так важно. Спасибо тебе.       - Угу! - Гарри улыбается почти во все свои молочные тридцать два зуба с несколькими пробелами. - Пойдёмте играть в мячик?       - У нас ещё остались дела, извини. Может, в следующий раз. - Вступает в диалог Сибилла, переглянувшись с темноволосой подругой.       - Ну хорошо! Я пошёл тогда!       - Ага. - Сибилла похлопала брата по плечу перед тем, как он направился к друзьям, ждущим его в нескольких метрах. Все трое почти одновременно тяжело выдохнули. - Что нам теперь остаётся?       - Ха-ха, узнавать что-то про Норина или Нимана, - Почесывает затылок вторая девочка, глядя на зелёную траву под ногами. - Минимум, стоит узнать его точное имя.       - Или хотя бы внешние признаки, - Замечает Николас. Сибилла вздрагивает, оборачиваясь на него и лишь теперь вспоминая о том, что держит мальчика за руку. Ее глаза смущенно отводят взгляд в сторону, пока ладонь аккуратно отпускает Николаса, наблюдающего на ее щеках румянец. Сибилла неловко отвернулась обратно, пробормотав «Ну да».       - Займёмся этим вопросом чуть позже, - На выдохе говорит Лилит, уже следуя к дому, из-за чего друзьям пришлось вначале добежать до неё, и только затем уже пойти наравне. - Для начала проводим малышку Мию.       - Эй, а её же поведут через ворота? - Неожиданно спрашивает Николас, остановившись. Его губы поджались и пальцы сжались в кулаки. В глазах играла паника.       - Да, как и всегда. - Хмурится Лилит, обернувшись, - А что не так-то?       - Кто-то из нас должен проследить за мамой, - Тут же говорит Николас, задумываясь, - Или втроём. Я знаю, что надо.       - Звучит безрассудно… - Тихо шепчет блондинка, заметно напрягаясь.       - Согласна! Что за идеи такие, нам нельзя к воротам!       - Сибби, ты знаешь, почему я предлагаю это. - С надеждой смотрит он на подругу, и та стыдливо прикрывает глаза. Ее пальцы теребят края юбки, пока Лилит поднимает в немом возмущении брови. На несколько секунд эта обстановка становится неподвижной, как фотография. Ещё мгновение тишины, и все же возмущение выходит наружу:       - Чего я не знаю?       - Многого. - Обреченно бормочет мальчик, подходя обратно к подругам. Лилит мрачнеет, видя, что разговор будет тяжёлым. - В общем…

***

      - Не-ло-гич-но… - Напевает Дон, помещая в маленький рюкзак бинты. - Изначально план был другим. Норман не собирался бежать к Стенам, сломя голову.       - Не нуди, будь добр. - Разносится сбоку. В темноте не было видно сведённых к переносице бровей, напряженного взгляда, лишь отблеск линз очков. Свет падал от настольной лампы, стоящей неподалёку.       - Эй, план был разработан, и разработан идеально, разве нет? - Он вскидывает руки, продолжая убеждать себя, что прав. Хотя внутри закипало чувство недоверия к самому себе. - Это не в стиле нашего Мистера      -расчётливого.       - Ужасное прозвище. - Дон усмехается грустно.       - Черт, - Произносит парень разочарованно, - шесть лет он променял на… - И повисает тишина. Неловкая и гнетущая. Парень морщится от собственных слов. Осознание догоняет его сразу - вот оно, это недоверие.       - Проснулся? - С грустной улыбкой спрашивает Гильда, проверяя в который раз заточенность ножа. Парень зажмуривается, пока его губы превращаются в полоску. - Понял, что нёс сплошную бредятину?       - Перестань, пожалуйста. - Почти неслышно бормочет тот.       - Ну нет, теперь ты меня слушай. - Усмехается недобро Гильда. - Там, за стенами, сейчас сидит Эмма. В роли Мамы. - Секунда тишины на осознание. - Наша Эмма. - Вновь повторяет девушка, - И у неё сегодня отправка ребёнка. Она явно страдает. И Норман не оставит это так. - Снова натянутая тишина, что хочется об неё уколоться. Она казалась слишком острой Дону. - Тебе плевать на Эмму?       - Нет, что за бред! - Тут же вскидывает он голову, возмущённо и в то же время в панике хлопая ресницами.       - Вот! - Гильда подходит к нему, вставая напротив и заглядывая в пустые глаза. Её руки осторожно берут запястья Дона. Потому что Гильда знала эти странные повадки друга, даже подозревая, что то могут быть некие психические отклонения. Потому что часто парень просыпался со слезами, после того, как шептал «Конни, поиграем?». Он ещё тогда убеждал себя во всём, в неправоте самых близких друзей, лишь бы оправдать свою панику и замаскировать её под злобу и разочарование. И никто этого не замечал, кроме Гильды. И она не хотела видеть тревожность своего друга. - А теперь, Дон, - Спокойно проговорила она, - пойми, что у тебя есть шанс избавить Эмму от мучений. Стоит план, прорабатываемый несколько лет, выкинуть из головы ради её счастья?       Молчание в перемешку с катящийся по щеке Дона слезой. Гильда прикусывает себя за язык. Это же не её вина? А если её, как исправить?       - Разумеется, - На выдохе произносит парень. Он стыдливо избегает взглядом подруги, понимая, что за ерунду недавно говорил, каким был эгоистом. Что он банально не хотел изменений, запоминать новые действия и их последовательность, банально боялся и паниковал, забыв про малютку-Эмму, что мучалась за той стороной стены. Он же чертовски неблагодарен.       - Это страшно, но того стоит. - Подтверждает его мысли девушка, облизывая губы, стоя совсем рядом с парнем, но вынужденная смотреть на него снизу-вверх, ведь разница в росте никуда не делась. Он все ещё был выше своей подруги, что часто использовал для шуток при хорошем настроении, так и не успокоившись за шесть лет. Гильда скрывала улыбку на каждый из подколов. Дон всегда слишком нежно называл её коротышкой, чтобы она дулась. Его прозвища были добрыми и ласковыми. Она к ним привязалась. - Не забудь положить ту жидкость, «зарубцовку».       - Которая ещё шипит?       - Ага, - ласково хихикает девушка, - Которая шипит. - Большим пальцем правой руки Гильда стирает с лица друга слезу, выпустив его запястья из своей хватки. Дон молча смотрел, как она отворачивается к своему рюкзаку, кидая туда верёвку сразу после того, как рывком рук проверила на прочность.       Она же была его будильником. Пробуждала от идиотских мыслей и страхов, и осторожно, по шажкам возвращала его обратно в жестокую реальность, придерживая под руку. Ангел-хранитель, не иначе. Про таких однажды им читала Изабелла. Эта культура называлась… Или религия… В общем и целом, Дон точно помнил про крест, про Иуду, и про Ангелов-Хранителей. Гильду он сравнивал именно с последними.       - Я пойду, уточню у Нормана, ничего ли я не забыла положить. - Резко режет тишину её голос.       - Хорошо.       Перед тем, как выйти из пустой спальни, Гильда бросает другу сочувствующую улыбку. Он лишь ловит ее взглядом, мысленно благодаря эту девушку за всё.

***

      - Я… Я так буду скучать по вам всем! И по Лилит… Лили!.. - Девочка шмыгнула перед первым порывом слез, уже бросая чемоданчик на пол и побежав к старшей сестре, севшей перед ней на корточки.       Брюнетка улыбнулась ласково, плечом принимая все невзгоды и слёзы младшей. Она нежно гладит ее по русым волосам, шепчет на ушко совсем ласково:       - Не грусти, малыш, как только я выйду отсюда, мы с тобой встретимся. - Затем оставляет нежное касание губ за ушком сестренки, и та вжимается в объятия ещё больше. Мысленно старшая убеждает и себя в собственных словах. Хмурясь, на них смотрят сверху Николас и Сибилла. Вторая уже вовсю хотела разрыдаться и сама.       - Я не хочу уходить!.. - Взвывает Мия, сжимая в кулачки рубашку Лилит, а та грустно улыбается, уже почти выпуская на волю свои слёзы. Сибилла отворачивается от них, стараясь отвлечься. Пальцы предательски дрожат. - Мы с тобой ещё ту книжку не дочитали! Про мальчика-волшебника!       - Ты о Гарри Поттере? - Лилит нервно усмехается, выпуская кроху из объятий и заглядывая в ее глазки. Хочется вновь прижать ее к себе и отнести в кроватку, попутно рассказывая сказку, чтобы это солнышко не переживало и не плакало. Лилит действительно любила её. - Дочитаешь ещё, попросишь у новых родителей сводить тебя в библиотеку.       - А ты? - После всхлипа спрашивает девочка.       - А я здесь дочитаю. - Уверяюще кивает брюнетка. Ее ресницы дрожат под тяжестью слёз. Но нельзя, чтобы девочка ещё больше грустила.       - Ладно… - Мия шмыгнула носиком, кулачком вытирая мокрые глаза.       - Давай, любимая, удачи. - Улыбается Лилит, и девочка, улыбнувшись ей в ответ, разворачивается и уходит с чемоданом и Мамой. Ее младшие братья и сестры грустно машут ручками.       Лилит смотрит на закрывшуюся дверь с грустью, тревожностью, слезами и горечью расставаний. Эта кроха для неё слишком много значила. Этот ее одинокий хвостик без пробора, вечный звонкий смех и длинные ресницы; сколько раз Лилит будет видеть их во снах, сколько будет мечтать вновь увидеть их?       - Не грусти, Лили, вы же не навсегда прощались, - Николас мягко улыбается подруге, вытирающей слёзы. Он поглаживает своим большим пальцем ее плечо, после убирая руку, но не отходя от вечно холодной, но на этот раз такой мягкой и хрупкой подруги. Надо заверить себя и её.       - Это же и не известно… - С дрожью от слёз произносит девочка, - Даже если оно и не так… Если вы с Сибиллой ошиблись, я просто буду скучать, я… - Она резко поднимает голову, стараясь собраться с мыслями, - Ладно, нам скоро надо будет идти. Готовимся.       - Мы будем рядом, что бы не случилось.       - Да, Сибилла, знаю. - Лилит улыбается, взяв ее ладонь в свою. Впервые она так сильно нуждалась в чьём-то тепле рядом.       Ворота встретили их сыростью и мраком. Фонарь внутри мигал. Ещё слышались чьи-то громкие голоса, иногда смеющиеся. Они были незнакомыми.       - Зайдём внутрь? - Облизав губы, спрашивает Сибилла.       - Нет, нам ведь запрещено, - Тут же отвечает Николас. - Мама нас заметит.       - Что же мы тогда здесь делаем?       - По сути, провожаем Мию и ждём появления тех существ, - Пожимает плечами мальчик, глядя на светловолосую подругу. Лилит напряжённо грызла ноготь большого пальца, осторожно выглядывая из-за стены и заглядывая в ворота.       Висела напряжённая тишина. Не было видно мамы и Мии. В глубине туннеля, который они впервые видели освещенным, стояла машина с кузовом, которые были изображены у них в раскрасках и на обложках книг. Не волновались бы они так сильно - точно пошли бы её пристально изучать.       Надежда, что существо не появиться, плотно сжимала легкие каждого, не позволяя спокойно дышать. Трепет, страх, дрожь по всему телу. Конечно же, Мию уже могли забрать, но все равно было по-прежнему много метаний в груди, как птица в клетке там билось сердце, отсрочивая своим стуком секунды до спокойствия или же полнейшего провала. Все те догадки, да и странное поведение мамы могли давать поводы на размышления вроде «Мы пища?», и ты уже не мог спокойно смотреть на котлеты в своей тарелке.       Трава не шумела, листва не играла с ветром. Даже звёзды не сияли на небе. Ничего не подавало признаков существования. Ничего не предвещало беды.       - Что вы здесь делаете?       Лилит отскочила от ворот, тут же спотыкаясь о вскочившего Николаса, но все же они выстроились в шеренгу, рассматривая маму, как в первый раз. Эмма нахмурилась. Проверила старинные часы. Что-то разочарованно пробурчала.       - Вам следует уйти. Немедленно. - Отрезает их жалобные взгляды девушка, стоя неподвижно, будто ее ноги резко превратились в камни. Сибиллу от такого представления передернуло.       - Мам, мы очень хотели проводить Мию и посмотреть на ее новых родителей. - Судорожно еще раз перебирает в голове свой ответ Лилит. Ее трясёт. Эмму тоже, хоть в темноте и незаметно.       - Её уже забрали. Уходите, живо.       Впервые голос родительницы казался таким грубым и в то же время обеспокоенным. Она неожиданно сдвинулась с места, резво подошла к ним, перед этим повторно осмотрев помещение ворот.       - Даже не пытайтесь остаться стоять здесь. - Шипит девушка, садясь перед детьми на корточки. Их паника в глазах не должна стать ещё сильнее. - Не высовываетесь, идите до дома через лес, понятно вам? - Она едва держит колебания голоса. Ей страшно за них. Как только они догадались высунуться? Самые старшие и так безрассудно поступают. Если их увидят… - Завтра получите наказание.       - Мам…       - Я сказала убирайтесь! - Грубо повторяет она, отходя от них и заламывая на руках пальцы, в тревоге продолжая осматривать округу, - И ни за что не оборачивайтесь. Я ваша мать, вы обязаны слушать меня.       - Эй, Лилит, действительно, ничего не остаётся, - Испуганным и заплаканным голосом лепечет Сибилла, - Пойдём, не перечь маме.       Эмма зашла в ворота, в последний раз глянув на старших детей, скрывшихся в деревьях. Железная дверь открылась, Мия вышла, отряхивая с юбочки пыль. Девушка натянула улыбку.       - Надо было тебе заранее сходить в уборную, милая.       - Извини… А скоро родители придут?       - Родители… - Разносится эхо по туннелю и девочка неосознанно вцепляется своими руками в ладонь мамы, оборачиваясь на голос. Ее рот открывается в немом шоке, глаза округляются. Эмма заставляет себя соблюдать нейтралитет. Заставляет и настаивает отпустить руку девочки, но не выходит. Демон смеётся, ставя в бланке пометку и держа в другой руке цветок. - Я твой родитель, дитя.       Эмма пытается думать обо всем, кроме Мии и её взгляда, сейчас прожигающего лицо мамы. Она требовала объяснений и помощи. Или, хотя бы, обычной поддержки. Но мысли, сходя с Мии, касались лишь тройки, сейчас идущей домой. Они должны успеть и не оказаться замеченными. Иначе не может быть.        Пальцы девочки все ещё сдавливают ладонь, и Эмма опускает взгляд на эти слёзы. Сама тоже хочет кричать. Мия вновь поворачивается к высокому и мерзкому на вид существу, тянущего к ней свои лапы.       - Мам… - Трясущимся голосом зовёт девочка, прижимаясь к юбке родительницы. Она была в панике. Эмма в прострации. Ее слегка колотило.       Улыбка сползла с губ, что так часто целовали Мию на ночь, они затряслись, и Эмма выдавила из себя, отпуская руку дочери:       - Я люблю тебя. Прости маму за все, если сможешь. - Ресницы путались, пропитавшись слезами. Мия уже скорее безнадежно пялилась на маму. На ее платье, на ее руки, на ее кудри и родное лицо. Когда лапа взяла ее хрупкое тельце и подняла над полом, девочка только выдохнула, отводя взгляд от родительницы. Над ней медленно заносился острый наконечник цветка. Внутри копилось чувство обиды и предательства. И большой любви к этой женщине. Слёзы текли из глаз, чемодан с собранными в надежде на лучшую жизнь вещами Эмма держала в руках, опустив глаза и пытаясь хоть как-то подавить рыдания. Мия взглянула на страшное существо перед собой, не пытаясь ни закричать, ни попытаться вырваться. Она уже поняла - это конец. Так всегда случалось в сказках. Ее губы дрогнули в улыбке: «Тогда я принцесса». Цветок неожиданно коснулся груди. По округе раздался оглушающий детский вопль.       - Мия?! - Тут же вскрикнула Лилит уже на подходе к крыльцу, когда Николас спешно зажал её глаза ладонью, не позволяя обернуться. Его сердце уже пропустило много ударов, пока они с Сибиллой под крики протестующей подруги смотрели на ворота. Видно было достаточно, чтобы разглядеть высокий хвостик без пробора. Кровь. Маму. Существо. Сибилла отвернулась, пытаясь вобрать в легкие воздуха через рот. Николас не уследил, как его ладонь стянули с глаз. Наступила тишина, и в воротах, и у них в груди.       Мальчик зажмурился, обняв Лилит так, чтобы губы девочки упирались ему в грудь. Нельзя было попадаться - так говорила мама. Надо было подавлять всю реакцию. Не надо было вообще оборачиваться - ведь и это мама говорила. Но Николас беззвучно рыдал, пока его рубашка становилась мокрой от чужой слюны.       Слёзы стекали по щекам Сибиллы. По щекам Лилит ничего не стекало, глаза были распахнуты и взгляд направлен в неопределённую точку перед собой. Пальцы оттягивали заднюю часть рубашки друга.       Она кричала.