Браконьер

Родители - без преувеличения странные люди. Даже мои. Хотя не так - особенно мои. По их, не побоюсь этого слова, безупречной логике, того, что мы с Теттой ровесники и ходим в один класс было достаточно, чтобы разглядеть в нас каким-то бракованным биноклем супер-мега-ультра-гипержелание стать самыми что ни на есть лучшими друзьями. Странно - возможно решите вы, являющиеся свидетелями того, что происходило между мной и очкастой нечестью. И будете правы! Но ведь родителям не объяснишь, что мне стоит как можно реже маячить перед злобнючим карликом. От того, вспомнит ли обо мне Кисаки в переходном возрасте зависит моё здоровье и целостность костей.  Не думайте, что я так просто сдалась. Нет. Содержание предлогов, под которыми я пыталась отбраковать идеи родителей о совместном времяпрепровождении с соседским овощем варьировались самой фантастической, витиеватой лжи до банального "не пойду". Клянусь, я могла бы заполнить ими треть национальной парламентской библиотеки! Вопреки всему мои предки (вот уж спасибо, удружили), скооперировавшись с матушкой Тетты, устраивали нам рандеву.  - "Хорошо хоть не ходят нас проверять каждые пять минут," - думала я, философски залипая жука, упрямо взбирающегося по дереву, растущему во дворе Кисаки. - "Не приходится притворяться, что глистëныш мне симпатичен..." Под тенью кроны, пропускающей сквозь яркую листву, тонюсенькие полосы солнечного света, было прохладно и спокойно. Несмотря на жару и желание доказать Тетте, преспокойно читающему энциклопедию по ботанике на крыльце, что я вообще-то тоже взрослая, я убегалась в край. Ничего не могу поделать с хлещущей из моего незрелого тела энергией.  Сначала я исправно сидела неподалёку от мальчишки, делала вид, что мне совсем не хочется погоняться за стрекозами с голубым сачком, одолженным матушкой червеобразного отростка слепой кишки, и у меня даже получилась, но как вообще можно бездействовать, когда видишь, как на забор вползла погреться ящерица!  В общем, я сорвалась и носилась по всему двору так, что потеряла одну из многочисленных заколочек с пластмассовыми фруктами и ягодами. Кажется, не хватало черники. Да и на красном сарафанчике и рукавах белой футболке тут и там виднелись пятна от травы. А Кисаки сидел чистëшенький так, что мне даже грешным делом захотелось ему муравьёв за шиворот насыпать.  Невидимые антенны в башке мальчишки видимо настроены на негативные волны, потому как стоило мне только подумать о расправе над ним, как он тут же поднял голову и подозрительно прищурился, уставившись на меня. Или просто очки неправильно подобрали и Тетта просто пытался разглядеть моё лицо.  - "Неужели ему совсем не хочется подвигаться?" - подумала я, вертя в руках сачок.  Пристыженная своим же чересчур активным поведением, я вздохнула и, подойдя к мальчику, села рядом. Тот не обращал на меня внимания вчитываясь в сплошную стену текста с малюсеньким, черно-белым эскизом растения. Боже, какая-то неправильная энциклопедия. Где яркие цвета? Огромные картинки? Ерунда какая-то.  - Чего ты вечно головы от книжек не поднимаешь? - потребность в движении была восполнена, а вот в болтовне - нет. - У тебя шея крючком изогнется.  - Не думаешь, что это ты гиперактивна? - отозвался Тетта, переворачивая страницу.  Вообще - да. Энергии у меня хоть отбавляй. Но от того, каким взрослым тоном Кисаки это сказал, мне стало обидно. Что плохого в подвижности?  - Я собираюсь попросить маму взять меня к ней на плаванье, - пробурчала я, надув губы и поправив ткань сарафана на цветных от синяков коленках.  - Тебе это не помешает, - отстранённо согласился мальчик, погружённый в чтение.  Почему он даже не отвлекается от своего талмуда? Мы же разговариваем. Я нахмурилась и хлопнула ладонь на страницу, озаглавленную "Passiflora alata".  - Тебе тоже, - сказала я, когда Кисаки перевёл на меня сдержанно-недовольный взгляд. - А то останешься дохляком. Девчонки таких не любят.  Тетта явно был раздражён моим вмешательством, но ругаться видимо ссался. Полагаю из-за его мамы, которая могла бы услышать нашу ссору.  - Отстань, прищепка, - мальчик скинул мою руку ледяными пальцами; капец он холодный. - Я не умею плавать.  - Не умеешь? - насмехаться над будущим злодеем, возможно, не самое умное, что когда-либо приходило мне в голову, но... - Ты провел девять месяцев буквально бултыхаясь в пузе своей матери и не научился плавать?  Кисаки смерил меня раздраженным взглядом, кажется, пытаясь всем видом показать, что он выше ругачек с такой пигалицей, как я. Мне уже начало грешным делом казаться, что это действительно так, однако, когда я начала подумывать извиниться, дабы в будущем Тетта самолично не утопил меня аквариуме, мальчик захлопнул энциклопедию и язвительно передразнил меня:  - Вот как? Раз такая умная, называй вещи своими именами - не в пузе, а в матке.  Сарказм - штука уважаемая и я даже чутка прониклась.  - Неплохо, - покивала я. - А три околоплодные оболочки назовëшь?  - Амнион, хорион, аллантоис, - слëту ответил мальчик.  Очкастый умник. Но такой эрудицией в его-то года трудно не восхититься.   - Я думала, ты только в цветочках и матеше шаришь, - кажется, я смогу покрыть штрафные баллы, если немного похвалю его.  - Не удивительно, - легко пожал плечами мальчик. - Думать - явно не твоё.  Сами понимаете, что после этих слов покрыть мне захотелось только Кисаки. Матами.