1. Без вины виноватые

Даменсток, 26 марта, 1045 год

Время 14:04

Весеннее тепло. Пышные изумрудные причёски деревьев колыхались от ласковых прикосновений ветра, блестели под солнечными лучами подобно драгоценным камням. Родион, Уайт и Винин вышли из переполненной забегаловки: мальчишка бежал впереди, а друзья шли следом. – Завтра мы с Уайтом и его семьёй уезжаем в Иафос, – сказал Родион, поправив шляпу и спрятав руки в карманах. – Надолго? – До тридцать первого. Мне выделили парочку выходных, поэтому могу себе позволить отдых вне столицы. – Ха-ха, а к первому апреля успеешь вернуться? – Конечно! – музыкант осклабился. – Ой, как не поздоровится Уайту со Стюартом... Утро у них будет весьма весёлым. – Надеюсь, мне не стоит ожидать от тебя подвохов. – Кто знает, кто знает. Они засмеялись. Уайт, изображая самолёт, «полетел» в объятия Винина, крепко обвёл руками его туловище и прижался к холодной груди, слушая неровный стук сердца. Веснушчатое лицо озарила счастливая улыбка. – А Родька уже сказал, что мы вечером уезжаем? – В Иафос? – Ага! Там раньше бабушка жила, пока с дедушкой не познакомилась. – А зачем уезжаете? – Да так, посмотреть, как город изменился. Бабушка там уже лет десять не была, а я никогда не был. – Вот и посмотришь город, достопримечательности, гостинцев купишь... Знаешь, что Иафос славится своими целебными источниками? – Конечно, знаю! Там ещё желания загадывают. – Будешь что-нибудь загадывать? – поинтересовался Родион. – Да! Попрошу, чтобы Модька моим папкой стал. – Ты же в курсе, что это невозможно? – Пф! Возможно всё! Уайт посмотрел на стаю голубей, на цыпочках подкрался к ним и прыгнул в середину птичьего круга. Голуби тут же разлетелись. – Какая прелесть, – вздохнул музыкант, смотря на мальчишку. – Давно я его в ребячестве не видел. Обычно он, как взрослый, серьёзен и мочалив, а тут бегает да птиц распугивает. – Да, он веселей обычного. Это же хорошо? – Ещё бы! Лучше, когда дети ведут себя как дети: веселятся, скачут, смеются... После смерти дедушки он долгое время ни с кем не говорил, кроме тебя, а сейчас всё стало на свои места. Аж легче на душе стало! – Рад, что Уайт вышел из меланхолии. Последующие полтора часа они бродили по парку, переполненному детворой и прохожими в майках, шляпах и сандалиях. Пока Уайт всё кружился и распугивал птиц, Винин с Родионом разговаривали о чём-то своём и смеялись с анекдотов. Вскоре они вышли к Одинокому бульвару, где показалась мороженая лавка с безымянной дамочкой в розовом летнем платьице. Заметив их, она помахала рукой и воскликнула: – Ах, знакомые лица! Добрый день, добрый день! – она обратилась игривым взглядом к Винину. – Давно я вас не видала! Чего ж не заходите? – Как-то всё не выходит по бульвару погулять. – А должно, чтобы всё выходило! – дама оглянулась. – А где же ваш сыночек? – Да он неподалёку гуляет. Родион недоумённо нахмурился: – Что? Какой сын? – Мы про Уайта. – А когда он?.. Винин отмахнулся, и Родион понял, что ему лучше не задавать вопросов. Дама облокотилась о стойку и кокетливо улыбнулась ему. – А с вами мы никогда не прощаемся! Как вам утренний кофе? – Очень вкусный. Только у вас его и покупаю. – Рада, что вы мне не изменяете! Музыкант хмыкнул и жестом подозвал мальчишку к себе. – Уайт, будешь мороженое? – Да! Хочу шоколадное, – он повернулся к даме и кивнул в знак приветствия. – Здравствуй, малыш! А ты подрос за то время, пока я тебя не видела! – она потрепала его по голове. – Ты своего папу почаще выводи гулять, а то он всё времени найти не может! – Хорошо, тётенька! – Ути мой хороший! Держи! Дама протянула ему шоколадное мороженое и обратилась к Родиону: – А вам сделать кофе? – Да. Мне, пожалуйста... – Двойной ристретто? Я угадала? – Да, угадали. – А вы что-нибудь будете, дорогой папенька? Винин смутился. – Да, можно мне... – Латте? – А как вы?.. – Сию минуту! Дама быстро приготовила им по кофе и мечтательно вздохнула, подперев румяные щёчки руками. – Ах, какая сегодня погодка замечательная! Как раз началась пора поездок! Вы-то никуда не собираетесь уезжать? – Мы в Иафос поедем, – ответил Уайт. – А, на целебные источники! Какая прелесть! Обязательно попробуйте тамошний чаи и свекольный борщ, – вкуснотища! А вы, – она обратилась к писателю, – господин Винин, почему никуда не поедете? – Я... что?.. – он замер в изумлении. Разве она знала его фамилию? Он ведь ни разу не представлялся. Может, ему послышалось? – Что вы спросили? – Почему вы никуда не поедете? – Я... да вот... не выходит. – И тут не выходит? Знаете, я думаю, что иногда свои планы нужно менять, а то планы всякие бывают... страшные и несуразные. Винин побледнел. – Что? Планы?.. – Думаю, вам стоит куда-нибудь съездить, а не оставаться в Даменстоке, даже если у вас есть планы. Вам надо развеяться! – Да... развеяться. Мимо них прошёл шарманщик в чёрном плаще, шляпе с широкими полями и пел, крутя потёртую ручку:  

Высока температура кипения воды;

Горит моё лицо от осознания беды.

Я мыслей сторонюсь, их стараюсь избегать,

Но они мне постоянно мешают крепко спать.

И каждый день, и каждый час напоминание о нём

Гудит подобно грозе, в мозгу копается червём.

Свой план в жизнь воплотить меня заставил страшный бес,

А сам я не хотел героем стать трагичных пьес...

Винин резко обернулся, когда шарманщик скрылся за густыми деревьями. Страшная песня, похожая на звон колоколов, ещё долго не переставала звучать в его голове, проникая в самые тёмные углы его разума, и ему стало дурно. – Кто это был? – поинтересовался у дамы Родион, не заметив волнения писателя. – А, это у нас шарманщик Федька! Постоянно по округе бродит да людей завлекает. Странный, да? Но это он так, для образа! – Поражаюсь тому, сколько по Даменстоку бродит чудаков. – Ой, ну это же столица! Как жешь нам без чудаков? Я и сама чудаковатая, как видите! Люди меня побаиваются иногда, потому что я всё обо всех знаю, но такая уж у меня работа! Я ведь с людьми постоянно общаюсь, а люди, как знаете, наполовину состоят из сплетен. – А вам нравятся сплетни? – На самом деле нет, сплетни – дело гиблое, сами понимаете, гиблое, но интересное! – Значит, всё-таки любите? – Люблю, но не люблю. Я сама ещё не до конца определилась... Что с вами такое? Родион с дамой взглянули на бледного Винина, выглядящего хуже мертвеца. Он пустыми глазами искал шарманщика меж деревьев, но не мог его отыскать. Кожа его покрылась пеленой мурашек. Со лба стекал холодный пот. Уайт дёрнул его за руку, и он пришёл в себя. – Пап, ты чё? – Я... Я ничего. Дама пробарабанила пальцами по столу, выпрямилась и пригладила свои торчащие во все стороны волосы. – Ну, не буду вас задерживать! Удачной вам поездки. Друзья расплатились, попрощались и направились в сторону Мармеладной улицы. Дама ещё некоторое время смотрела им вослед с искривлённой ухмылкой на розовых губах. – Удачной поездки... Винин, Родион и Уайт вернулись к забегаловке. – Пора расходиться, – посмотрев на наручные часы, сказал Родион. – Нам ещё вещи надо собрать и вымыться. – Хорошо. Я бы вас проводил до самолёта, но боюсь, не смогу. – Не переживай, провожать не надо. Уайт с тревогой в лице кинулся в объятия Винину, прижимаясь к нему так, будто они обнимались в последний раз. – Уайти, тебя что-то тревожит? – Я буду очень скучать по тебе. – О, Уайти, поверь, ты соскучиться не успеешь. – Успею! Родька-то через дней пять вернётся, а мы с бабушкой и мамой через две недели. Родион нахмурился: – Разве вы на две недели едете? – Да. Бабушка с утра сказала, что решила подольше там остаться, а то «четырьмя днями не насладишься»! – А почему меня никто не предупредил? – Спать поменьше надо, Родька! – Ничего, эти две недели пролетят быстро, – Винин похлопал мальчишку по плечу. – Моргнуть не успеешь, как снова будешь сидеть в забегаловке. Уайт довольно усмехнулся. – А ты ведь нас встретишь, когда мы вернёмся? – Конечно, встречу. – Ловлю на слове! Я тебе из Иафоса гору печенья привезу и... и гору кофе! Во, Родя, запомни, что нам надо там кофе купить! – Запомнил-запомнил, – кивал Родион. Рассмеявшись, Винин вновь обнялся с мальчишкой и потрепал его по голове, затем попрощался с Родионом. Они разошлись в разные стороны.

***

Даменсток, 27 марта, 1045 год

Время 18:24

С раннего утра шёл сильный ливень, омывая пыльные дома и дороги. Анастасия Чук с двенадцати дня гостила у Винина, одетая в его брюки и рубашку, ибо по дороге её зонт сломался, и она вымокла до ниточки. Прикрываясь портфелем, ей пришлось бежать до дома писателя, чтобы бумаги и стихотворения не пострадали. К счастью, до содержимого портфеля вода не добралась. Анастасия сидела на ручке кресла и наблюдала, как Винин допивал кофе. Настольная лампа подобно нимбу освещала его профиль, отчего он становился похож на святого с иконы. – Ты точно не хочешь чай? – спросил он, заметив, как на него смотрит девушка. – Точно. Мне хватило борща; до сих пор ни есть, ни пить не охота. Как ты так вкусно готовишь? – Разве я вкусно готовлю? – Очень. Я вот до сих пор не научилась готовке. Мама мне боится кухню доверить, потому что я уже несколько раз чуть не сжигала её; постоянно забываю про кастрюлю или сковородку на плите. – На самом деле готовить не так уж и сложно, тем более такие примитивные блюда, как борщ или макароны. Просто следуешь согласно рецепту и всё. – Надо как-нибудь понаблюдать за тем, как ты готовишь. Винин смутился, вышел на кухню и вернулся с новой порцией крепкого кофе. Лицо Анастасии очерствила тревожная серьёзность. – Уже четвёртая кружка по счёту! Ты и так плохо спишь, так ещё и хлебаешь кофе вёдрами! – С чего ты взяла, что я плохо сплю? – У тебя уставший вид и жуткие синяки под глазами! Он сел обратно и в ответ взглянул на её бледное лицо и мешки под прикрытыми глазами. Девушка не хуже него выглядела измученной, однако не хотела обращать внимания на своё состояние, ибо оно было временным. – Не смотри на мои мешки, они-то у меня от отца по наследству достались, – строго отчеканила она. – Сколько ты спишь? – Достаточно, чтобы выспаться. Сама-то сколько спала? – Часов шесть, может больше... Знаешь, мне хватает и пяти часов, чтобы быть бодрее всех, а вот тебе стоило бы ложиться пораньше. Я знаю, как ты, мой дорогой гений, каждый день встречаешь рассвет, сидя за столом в окружении рукописей и кофейного тумана. – Насть, не беспокойся о моём сне. Я в порядке. – Говоришь одно, а на деле другое. Тебя глаза выдают, – но, заметив, что Винин не хотел развивать эту тему, она пересилила своё беспокойство и перевела разговор в иное русло. – Вчера снова Хамлов приходил. – Зачем? – В театр всё звал, да я ему отказала. Он, конечно, весьма интересный мальчик, но, к сожалению, не в моём вкусе. Не люблю гордецов и грубиянов, а уж тем более таких, как он, – она придержала паузу, ломая себе пальцы. – Между вами что-то произошло? Вы, вроде, раньше дружили, а сейчас он даже имени твоего слышать не хочет. – Я и сам не до конца понимаю, что между нами случилось. Кажется, он тебя ревнует ко мне. Анастасия прыснула в кулак. – Ревнует? И всего-то? Господи, а я-то думала! – Да, он очень сильно ревнует и всё страдает от этого. Даже представить не могу, как сильно он в тебя влюблён... – И не представляй! Я открытым текстом ему заявляю, что никогда не отвечу на его чувства взаимностью, но он не унимается! – Это и показывает всю силу его любви. – Это уже не любовь, а одержимость! – возмущённая Анастасия встала на ноги и зашагала от угла к углу. – Он думает только о себе и не хочет подумать обо мне. Если бы он действительно меня любил, он бы учитывал моё мнение и считался с ним, однако всё, что он делает, так это вымаливает у меня мелкую надежду на взаимность, чего я ему не могу дать, ибо никогда не любила и не полюблю его! – она подошла к Винину, облокотившись о спинку его стула. – Он тебе не угрожал? Ты сказал, что он меня сильно ревнует, а зная этого полудурка и видя, как он относится к тебе, он может сотворить что угодно.  – Нет, между нами обычная немая... вражда? Я бы это даже враждой не назвал. – Значит, он тебе не угрожал? – Нет. – Вот и отлично! Если начнёт возникать, скажи мне об этом сразу, – я разберусь. – Ей Богу, Насть, я и сам могу разобраться, если между нами что-то произойдёт. Лучше за себя побеспокойся. Кстати, почему ты не перервёшь все связи с ним, если он тебе противен? – Отец запрещает. В отличие от меня, ему Хамлов нравится как будущий зять. Только из-за отца я продолжаю общаться с ним, хотя, думаю, скоро это кончится. Ярко-жёлтый свет от лампы падал ей на лицо и освещал пунцовые щёки. Анастасия со спины обняла Винина, уткнувшись носом в его побагровевшую шею. – Завтра мы уезжаем в Олгнию. – Сколько планируете там провести? – Месяц, может больше. Я впервые побываю за границей... – Да? Мне казалось, ты уже большую часть стран объехала. – Это пока что! В будущем я обогну весь мир!.. – она провела ладонью по воздуху и хихикнула. – Какой сувенир тебе привезти? – М-м... Давай какой-нибудь магнитик. – Магнитик? И всего-то? – А что мне ещё просить? – Давай я тебе привезу красивую статуэтку, и ты ей украсишь свою полку. О, я знаю! Помимо статуэтки жди от меня горы книг! Прочтёшь свои любимые романы в оригинале. Ты ведь знаешь иностранный? – Частично. – Значит, подтянешь уровень языка! Анастасия задорно смеялась, крепче обнимала Винина за плечи и нежилась. Внезапно он, отпив кофе, шёпотом спросил: – Насть, могу я тебя попросить кое о чём? – Конечно. – И довериться тебе могу, да? – Да, ты же меня знаешь. Если это какая-то тайна, то знай, что мой рот будет на замке. – Это не тайна, а нечто иное. Он вытащил из нижнего выдвижного ящика вручную прошитую рукопись; на титульном листе дрожащим рваным шрифтом темнело название: «Бесы». Анастасия удивилась. – Что это? – Это рукопись. – Я вижу, что рукопись. Зачем ты её вытащил? – Я хочу тебя попросить на время взять её к себе. Спрячь её туда, откуда её никто не сможет достать, и не открывай, даже первые строки не читай. Пожалуйста, не спрашивай, зачем это всё. – Хорошо, если просишь... – Анастасия опасливо взяла рукопись из его трясущихся рук и посмотрела на название. – Разве ты уже не писал «Беса»? – То был «Бес», а это – «Бесы». Это совершенно другое. – То есть ты даёшь мне на хранение свою новую рукопись? – Да. Когда придёшь домой, спрячь её и не открывай. – Не буду. Но ты же потом дашь мне почитать? – Да. Винин в раздумьях затих, поднялся и отошёл к зашторенному окну. Тьма комнаты тёмной вуалью скрывала его лицо, а желтковый свет касался лишь его спины и плеч. Скотос с Лукой сидели в креслах, наблюдая за представшей пред ними картиной. – Что же ты задумал, Модест? – недовольно вопрошал Скотос. – То кастрюлю прикупил, то какую-то рукопись отдаёшь! – Модест, я тоже начинаю переживать... – прошелестел Лука. Винин даже не обернулся в их сторону, сложив руки за спину и потупив туманные глаза в стену. Ему было очень больно от тяжести трёх пристальных взглядов, прожигающих его затылок в ожидании, когда он им всё объяснит. После тягостного молчания он, не меняя позы, решительно обратился к девушке: – Насть, возьми с меня клятву, что мы прочтём эту рукопись после твоего возвращения. – Взять клятву с тебя? – Да, никак иначе. Прошу тебя. – Хорошо. Винин повернулся к ней болезненно-бледным лицом и ожидающе посмотрел на неё. – Поклянись мне, что мы прочтём эту рукопись, когда я вернусь с Олгонии. – Клянусь. Часы пробили девять вечера.