Кривое зеркало

Мужская рука нежно, почти невесомо скользнула по бархатной коже. Он знал досконально каждую клеточку на этой божественной спине, каждую ложбинку, каждый умопомрачительный изгиб. Он тысячу раз зацеловывал до беспамятства каждую родинку на этом податливом гибком теле. Всё в ней было таким знакомым, таким родным до слёз, до погибели, до щемящей боли. От нахлынувшей досады руки остервенело смяли влажную простынь. Он откинулся на спину и закурил, блаженно прикрыв глаза. В пелене дыма она казалась ему ещё прекрасней. Абсолютно нагая, она томно поднялась, небрежно плеснула в бокал немного виски, с усталой улыбкой протянула ему и коснулась его губ быстрым, скупым поцелуем.       — От меня сигаретами несёт, — поморщился виновато Жданов, затушил окурок и принял из ее рук стакан. — Спасибо. А ты выпьешь что-нибудь? В холодильнике есть хорошее вино. Родители привозили. Но ты же знаешь, я по крепкому.       — Нет, не хочу, — махнула Катя, скривившись. — Я и так наделала сегодня глупостей. Много глупостей. И вот эта — одна из них, — она указала на их расхристанную после бурного занятия любовью кровать и печально усмехнулась.       — Ты жалеешь? — всё-таки спросил Андрей, бросив на бывшую жену серьёзный взгляд. За его вопросом последовала немая пауза, она прошла к окну и, отодвинув занавеску, погрузилась в изучение ночного пейзажа.       — Крупный какой снег… Как тогда… в первую нашу ночь. Ты не помнишь, наверное… Ты ничего не помнишь! А, между тем, это было прекрасно… — она вздохнула, сжимая ладонью тончайший тюль.       — Катя, — он со стоном прошёлся напряженной ладонью по лицу, вскочил с постели и такой же нагой бросился к ней. — Я всё помню! Пусть я и не предавал тогда такой значимости деталям, но мне было не плевать! Никогда не было на тебя плевать! И если бы в этой умной голове среди экономических графиков и формул ещё бы нашлось место для такой простой информации, это бы многое изменило!       — Жданов, брось! Такой вечер. Что же ты так раздухарился?       — Я пока спокоен. Ты меня знаешь, — пробубнил он, закрывая поплотнее шторы. — Тебя могут увидеть.       — А ты до сих пор охраняешь мое честное имя? — расхохоталась Катя несколько резко и даже цинично.       — Я всегда его охранял. И не надо иронии. Катя, ты пришла, чтобы опять меня упрекать? — он снова лёг и занялся сигаретой.       — Я пришла, потому что ты был мне очень нужен, — ответила она тихо и опустилась рядом с ним на постель.       — Я люблю тебя! Я все ещё тебя люблю! — вырвалось у него под действием ее близости, такой же пьянящей и дурманящей, как и двенадцать лет назад.       — А я тебя не люблю, Андрей. Ты очень противоречив. Ты столько раз кричал мне о любви, но твои поступки скорее говорили об обратном. Ты — эгоист, Жданов. Ты — циник, ты — нарцисс, наконец! — укоряющее хлестала она его, позабыв о том, как ее бывший муж ненавидел критику.       — И ты нашла в точности такого же! Браво! Вот только аплодисментов ты от меня не услышишь. Я предупреждал тебя, Катя! Я говорил, что этот стервятник никогда не появляется просто так. Вот и сейчас он спланировал целое предприятие, чтобы снова засунуть свои мерзкие щупальца в Зималетто!       — Зималетто! — она вскочила и накинула на себя его первую попавшуюся рубашку. — Меня тошнит от вашей Зималетто! Кроме слёз ваша компания ничего мне не принесла! — закричала Катя, с трудом балансируя на грани истерики. Андрей взял ее за руку и потянул к постели, заставил снова сесть и крепко обнял, вопреки ее протестам. В ее словах всё же где-то виднелась истина. Катя, как никто другой, отдавала всю себя их компании, а что же она получила взамен — очередное предательство. В который раз она мучилась и страдала. Из-за Зималетто…       — В курилке висит картина Шагала. Я заберу ее, если ты не против, — проговорила она глухо, уткнувшись в его плечо.       — Да, конечно. Завтра же попрошу курьера прислать ее тебе. А в чем дело? Честно признаться, я не понимаю, о какой картине идёт речь.       — Там она одна. В курилке возле юридического отдела. Эту картину покупала Ольга Воропаева. Раньше она украшала президентский кабинет, когда главой компании был Юрий Борисович. Андрей замолчал и тихонько отстранился.       — Я понял.       — Нет. Ты не понял. Вашу компанию создавали две семьи. Александр имеет на неё такие же права, пойми! Мы поступили гнусно, заставив их продать нам свои акции. Эти деньги ничто по сравнению с памятью! У них ничего не осталось от родителей! Зималетто — единственное, что напоминает им о счастливых временах.       — Ах, вот как! Ты нашла повод оправдать ненаглядного Сашеньку? Молодец! — Жданов взорвался и, опрокинув из горла виски, пустился в атаку. — Да ты понимаешь не хуже меня, что он хотел продать семейное дело! Хотел избавиться от него. Этого человека интересуют только деньги и нажива! А ты, влюблённая дура, пытаешься выступать адвокатом дьявола! Воропаевы не получат ни доллара больше! Зималетто принадлежит нам, Ждановым! И мне очень жаль, что ты так и не подарила мне наследника, который возглавит фирму и продолжит вести ее к процветанию! Катя вскользь посмотрела на беснующегося мужа и решила отмолчаться, чтобы не распалять скандал ещё больше. В чём-то он был прав. С акциями тогда все прошло по обоюдному согласию. Кира держала на Ждановых глубокую обиду, Кристина, как всегда, проявила женскую солидарность, а Александру нужны были деньги после провала в политике. Всё было честно. Да и в том, что она просто влюблённая идиотка, Андрей был прав. Прав! И от этого было ещё тошнее.       — У тебя ещё есть время устроить личную жизнь и родить себе наследника, — бросила она с холодной усмешкой, собирая по полу вещи.       — Останься до утра, — попросил Андрей, немного придя в себя после приступа гнева.       — Нет. Вы с Алёной завтра настроились на зоопарк. Не буду портить вам настроение своей кислой миной.       — На показ хотя бы приедешь? — окликнул он ее с надеждой в голосе.       — Приеду! — ответила она, подарив мужчине благосклонную полуулыбку. — И спасибо тебе, Андрей.       — Картину пришлю, — буркнул с обидой Жданов, но Катя уже не слышала его, захлопнув за собой дверь спальни.