Королевство дикого зверя

      Тамлин убрал ладонь от пальцев Фейт. От его былой магической силы остались лишь жалкие лоскуты, а восполнялась она крайне медленно. Для полного восстановления необходим был беспробудный сон, длиной в пару дней, да хороший прием пищи, но первое для Тамлина была невозможно, так как такого количества времени попросту у Фейт не было, а от мыслей о еде, его желудок был готов вывернуться наизнанку.       Рисанд сидел на втором кресле подле распахнутых балконных дверей, уставившись в одну точку. Он однозначно с кем-то что-то обсуждал при помощи своих способностей. После известия о том, что во всем замешана Амаранта, всякая напускная спесь Рисанда пропала.       Рисанд показа Тамлину ровно то, что видел в спутанном сознании Фейт. Теперь они знали, что это проклятье, но понятие не имели как с ним бороться.       Тамлин посмотрел на Фейт, чья грудь медленно вздымалась и опадала, только из-за того, что он вливал в нее свою магическую силу. Живот скрутило в тугой узел от ужаса, что он испытал, увидев Амаранту и плененную ей Фейт. Тамлин вновь подверг опасности ту, кто стала ему так небезразлична! Винить кого-то другого в случившемся было бы крайне глупо.       — Она говорила про твою комнату, — Рисанд старательно избегал упоминания имени Амаранты. — Значит источник проклятья, скорее всего, там.       Рисанд поднялся из кресла н прошагал к дверям:       — Мне одному прикажешь обыскивать твою комнату?       Тамлин неуверенно переводил взгляд с него на Фейт.       — Она никуда не убежит, поверь, — чуть мягче заметил Рисанд.       — Иди, Тамлин, я здесь побуду, если что, сразу позову тебя, вы же будете неподалеку, — Ласэн положил руку на плечо Тамлина и мельком улыбнулся.       Рисанд что-то недовольно пробурчал, распахнув двери и выйдя в коридор. Тамлин кивнул и встал с кресла (впервые за последние пол дня), тело неприятно заломило, но он переборол боль и приблизился к изголовью кровати. Нагнувшись, он нежно поцеловал Фейт в прохладный лоб, проведя ладонью по шелковистым волосам на макушке.       В коридоре подле открытых дверей спальни Фейт стояли Даэрон и Ролен, оба уставшие и изможденные, наполненные тревогой и страхом. На Тамлина они бросили вопросительные взгляды, но тот лишь молча покачал головой, направляясь дальше по коридору к двери своей спальни. Рисанд уже нетерпеливо стоял и ждал его там.       — С вторжением в мой Двор на протяжении более пятидесяти лет у тебя проблем не было, а в мою спальню зайти стесняешься? — вряд ли у Тамлина появился бы еще шанс так уколоть Рисанда.       Последний смерил его холодным взглядом, но дверь в комнату так и не открыл, позволяя это сделать Тамлину. Слуги и здесь зажгли свечи на всякий случай. Рисанд поморщил нос, неодобрительно оглядев всю комнату:       — Сарай у свинопасов лучше выглядит, чем твоя спальня.       — Ты сюда пришел давать свои ценные замечания касательно интерьера, или найти источник проклятья? — замечания Рисанда Тамлина не тронуло, скорее вновь начала раздражать манера того вечно оценивать все, что он видит.       Черная магия Рисанда первой «зашла» в комнату, крадучись, она заползала в углы и под мебель. Рисанд переступил порог комнаты лишь после многозначительного хмыканья.       Тамлин наблюдал за его действиями без особого интереса, хоть тревога и разрывала его сердце на части.       — Думаю, это точно не твое.       Тень выдернула из-под кровати небольшой сверток, вытаскивая его на середину комнату. Тамлин приблизился к находке, принюхиваясь, но сверток совсем не пах, хоть и было видно, что он чем-то заполнен.       — Ни единого следа, — досадливо заметил Рисанд, останавливаясь за спиной Тамлина. — Даже не ясно, кто это сюда спрятал. Я могу забрать его, показать Гелиону, может он что подскажет…       Рисанд замолчал, заметив, что Тамлин его совсем не слушает. Тот так глубоко погрузился в собственные мысли, что, когда осознание накрыло его с головой, он вздрогнул всем телом. Не было необходимости в поисках следов того, кто подложил источник проклятья под его кровать. Возможностей было множество у всех обитателей поместья, но нужно это было лишь одной.       Тамлин надавил пальцами на глазные яблоки, ненавидя собственную неосмотрительность и самоуверенность. Они с Фейт были убеждены, что все что касалось Элинора и его дочери находится у них под контролем, но на самом деле их легко обвели вокруг пальца.       Когда Фейт находилась в забытье, казалось, что ее окружало знакомое тепло и запахи травы и дождя. Поэтому, когда холод вырвал ее из приятной неги, она едва не закричала, если бы, конечно, вообще могла.       Фейт дернула затекшими крыльями. Звук шелеста перьев успокаивал н напоминал о доме. Не о Дворе весны, а о родном острове. Отчего-то перед глазами заплясали воспоминания детства, обучение полету, первые уроки и разгромные неудачи.       — Память — такая интересная вещь, — голос Амаранты словно стал грубее, сама правительница Подгорья медленно прохаживалась между колонн своего тронного зала, в этот. раз на ней было надето темно-изумрудное платье, расшитое драгоценными камнями. — В ней хранится даже то, что ты видела в возрасте, о котором ничего не помнишь.       Фейт выпрямила спину и краем глаза посмотрела на трон, через подлокотник которого был небрежно перекинут и не закреплен второй конец цепи. Амаранта не смотрела в сторону своей пленницы, она скользнула пальцами по выпуклому рельефу ближайшей колонны и продолжила свой рассказ:       — Ты всю жизнь так гордилась своим происхождением и статусом! Считала, что твой отец тебя воспитывал наравне с братом из большой любви и уважения к тебе. Неужели ты так плохо понимала историю собственного острова, что не могла сделать выводы? В этой огромной вселенной с тысячами миров не найдется ни одного местечка, где бы мужчины добровольно преклонились перед женщиной. Только хитростью и силой можно завладеть троном, либо из-за неотвратимости судьбы, как это произошло с тобой, малышка королева.       Фейт настороженно слушала слова Амаранты, не понимая куда она клонит. Фейт скользнула взглядом по овальным стенам зала и насчитала по меньшей мере десять черных проходов. Но стоило ей мысленно представить, как она стремглав бежит к одному из них, как цепь на шее начала стягиваться. Дрожащими от холода пальцами, Фейт вцепилась в затягивающуюся на ее шее цепь, а тихий, полный злости смех разнесся по всему залу.       — Неужели ты до сих пор ничего не поняла? Это мой мир и все здесь подчиняется мне, в том числе и способность видеть каждую крошечную мысль в твоей голове, — голос Амаранты прозвучал гораздо ближе. — Каждое доброе и трепетное воспоминание твоей жизни, — холодные пальцы сжали кожу на шее Фейт. — И в моих силах обратить все светлое, что есть в тебе, в сплошную боль и разочарование, чем я и займусь. пока ты полностью не подчинишься моей власти!       Затуманенный рассудок озарило слепящим светом, прежде чем Фейт оказалась в совершенно другом месте. Цепи на шее не было, а тело не сковывало от холода. Фейт огляделась, тут же признавая, что оказалась в своем родном доме в Ефраде.       В небольшой светлой комнате с видом на плещущийся океан было немного мебели: белый платяной шкаф, широкий светло-розовый диван и кресло, да маленькая белая колыбель, на которую ниспадала крошечный шелковый балдахин.       В комнате помимо Фейт было двое. Сердце в груди бешеной птицей забилось в приступе радости, когда она узнала своего отца, что стоял у окна, спиной к колыбели. Второй же была Энна, что склонилась над кроваткой и тихо напевала колыбельную, ее серебристое одеяние переливалось в свете свечей. Оба выглядели несколько моложе, чем Фейт видела их в последние разы.       Фейт подошла к отцу, хотела коснуться его сильной руки, но он резко обернулся и бросил холодный взгляд в сторону жрицы:       — Ребенок здоров? — от холодности его тона Фейт отступила в сторону.       Они явно ее не видели.       — Да, девочка полностью здорова. Лекарь сказал, что с крыльями все тоже в порядке и в положенное время она сможет научиться летать, — Энна нервно отбил дробь пальцами по краю колыбели. — Эрдан, принцессе надо дать имя и представить ее народу. Мы все понимаем твою боль и траур по королеве никто отменять не будет, но…       — Я не могу, — напускная холодность в голосе исчезла, осталась лишь глубочайшая печаль. — Я не могу даже смотреть на этого ребенка!       Фейт почувствовала, как земля начала уходить из-под ног, как никогда захотелось потерять сознание и не видеть всего этого.       — Она — твоя дочь, Эрдан, и этого никак не изменить, — Энна шагнула к королю, протягивая ладонь и кладя ему на плечо. — Ее нарекли «надеждой всего Ефрада» еще до ее рождения. Народ жаждет увидеть ребенка, что знаменует их надежду на то, что не все кончено, что мы не прокляты и на нашей земле еще будут рождаться дети, особенно крылатые.       Король поднял голову и уставился пустым взглядом на жрицу.       — Народ так вдохновлен этой «надеждой», что совсем не скорбит по так рано ушедшей королеве, даже на ее похороны некоторые из них пришли лишь из надежды увидеть младенца.       — Ты себя накручиваешь и хочешь видеть во всех врагов, — Энна неодобрительно качнула головой и вернулась к колыбели. — В том числе в совсем безвинном ребенке.       Фейт переводила взгляд с отца на Энну. Так вот, что имела ввиду последняя, когда говорила о том, что королю требовалось время после смерти королевы, чтобы признать собственную дочь. Сколько же еще прошло времени после ее рождения, прежде чем отец взглянул на нее и дал имя?       — А так ли она безвинна? Может ли ребенок, рожденный через смерть, нести надежду и вдохновлять целый народ? — каждое слово отзывалось болью в сердце Фейт, пока она шаг за шагом приближалась к колыбели.       — Только через страдания мы познаем истину, Эрдан, этому нас учит Мать, — в голосе Энны осуждения не было. — Я бы сказала, что твоя дочь — самое очевидное послание Матери.       — Я хочу в этом убедиться, — король тряхнул головой, словно отгоняя от себя какие-то мысли. — Докажи мне, что твоя Мать не ошиблась.       Энна возмущенно втянула воздух:       — Ты хочешь выбрать судьбу за свою дочь!       — Если ты права, и этот ребенок — благословение, то большая часть возможных путей ее жизни должна вести к процветанию и развитию Ефрада и его жителей. Я прошу лишь это мне доказать, — это было сказано тоном холодного и властного правителя, нетерпящего возражений.       — Как скажете, Ваше Величество, — Энна зло оскалилась. — Мне нужен нож. Необходимый предмет тут же появился в раскрытой ладони жрицы, мерцая серебром. Та сомкнула свои тонкие пальцы на рукоятке и провела лезвием по второй своей ладони, поморщившись.       Фейт, затаив дыхание, смотрела, как жрица склоняется над колыбелью и протягивает нож вниз. Судя по резкому детскому плачу, жрица получила то, что хотела — кровь.       Продолжения ритуала Фейт не увидела, вернее даже не хотела видеть. Лишь побледневшее лицо Энна и ее участившееся дыхание говорило о том, что магия творится. Минуты тянулись мучительно долго, прежде чем жрица выпрямилась и затуманенным взглядом посмотрела на короля. Пальцами не пораненной руки она скользнула по кровавой полосе, а после вытянула их, в сторону правителя. Тот немного нагнул голову, позволяя жрице начертить на его лбу кровью замысловатый узор.       Злость и боль в душе Фейт затмили всякую скорбь. Всю свою жизнь Энна твердила Фейт, что ее дар крови она не будет использовать в угоду чьих-то прихотей, только в самых крайних ситуациях.       Воспоминание, что так искусно и реалистично было воссоздано вокруг Фейт начало рушиться, словно кто-то кинул камень в стекло, пока не осталась сплошная холодная пустота.