Цветок для императрицы

      Этим жарким днём в Лок Грим, летней резиденции Эмгыра вар Эмрейса, было оживленней обычного. Ещё до рассвета над убранством и праздничным обедом начали хлопотать многочисленные слуги. С раннего утра Эмгыр был на ногах, между придворным распорядком дел контролируя готовность резиденции к приезду императрицы. Во время прогулки по саду, отдыхая от череды аудиенций, император вдруг остановился возле куста синих роз из Меттины — гордости его сада. Такие цветы могла позволить себе не каждая монаршая особа на континенте.       «Цветы на несгибаемом стебле практически без шипов и с лепестками цвета ясного неба летним днём. Ей должно понравиться».       Эмгыр достал кинжал из ножен на золотом поясе и присел на одно колено. Острый шип пронзил его палец, но император не почувствовал боли физической, а ощутил моральный укол. Тряхнув головой, дабы отогнать странные ощущения, он срезал цветок и по-варварски положил его во внутренний карман, близко к сердцу.       «Надеюсь, здесь ты меня никогда не ранишь».       Эмгыр Деитвен встал и, выпрямившись, продолжил прогулку. Проходя мимо зелёных кустов, стриженных по форме его портрета в профиль, император был доволен тем, в какое великолепие превратился сад за этот год. И всё ради удовольствия новоиспечённой императрицы, которая, как оказалось, предпочитает прогулки скучным будуарам. По крайней мере, так Лже-Цирилла сказала ему сама.       Солнце близилось к зениту, а это означало, что прогулку пора заканчивать — утром роскошная карета императрицы была на границе провинции в сопровождении одной из его лучших кавалерий, так что совсем скоро Лже-Цирилла вновь прибудет в златоглавый Нильфгаард, в Лок Грим, в её новый дом.       С их последней встречи с императором минуло, кажется, слишком много времени; приближаясь на карете в Лок Грим, Лже-Цирилла прокручивала в голове тот день, когда впервые оказалась в этом месте и услышала данную ей клятву, попутно разглядывая пейзажи за окном кареты своими грустными глазами, обрамленными светлыми ресницами. Дорога проходила практически в полном в безмолвии: помимо кавалерии Эмгыра вар Эмрейса, её неизменно сопровождала наставница Стелла Конгрев, которая уже свыклась с кротким характером воспитанницы и даже в некотором смысле стала ей матерью. Время в Дарн Роване не прошло даром: Лже-Цирилла с завидным усердием училась правилам дворцового этикета и, конечно же, манерам, которые преподавала ей графиня Лиддерталь, и стала больше соответствовать статусу возложенного на неё имени. И хотя это имя легло на её плечи тяжким бременем — власти или роскоши она никогда не желала — она отнюдь не была несчастна. Как же можно быть несчастной, когда у тебя есть самое главное — дом и тёплые отношения с теми, кто окружает? Сердце в груди Лже-Цири томительно трепетало от предстоящей встречи с императором.       «Не знаю, смогу ли полюбить тебя».       В её голове невольно пронеслась фраза, высказанная тогда императором, отчего дыхание затруднилось, будто и без того неудобный корсет неведомым образом ещё крепче сковал грудную клетку. Глаза заблестели от нахлынувших слёз, которые девушка сразу же попыталась подавить, боясь, как бы никто этого не заметил. Она всё понимала и не смела допускать и мысли о том, чтобы желать что-то сверх того, что у неё уже было, но предательская слеза всё же скатилась по её щеке, и она мигом смахнула её.       Из размышлений Лже-Цириллу выдернула остановка кареты, а затем оповещение от одного из сопровождавших её кавалеристов о том, что они прибыли в Лок Грим. Предстояло не самое приятное для девушки испытание: выдержать нападки от знати, которая, должно быть, не упустит шанса как-либо задеть юную особу, которую император почему-то предпочёл всем другим, возможно, более выгодным партиям. Но ничего не поделать: она смиренно приняла свою судьбу двойника и подделки и сделала шаг вперёд, покидая карету, и ей тут же подали руку, помогая аккуратно спуститься на землю.       «Теперь… я буду здесь хозяйкой?»       Лже-Цирилла слегка пощурилась из-за солнца, после чего ей в глаза бросился раскинувшийся неподалёку живописный сад, на котором она ненадолго задержала внимание.       Эмгыр вар Эмрейс не любил ждать, но церемониал торжественной встречи императрицы переносил на удивление спокойно, как и все прочие придворные условности. Стоя на самой высокой ступени в окружении свиты, состоящей из ближайших соратников и офицеров бригады «Импера», Эмгыр Деитвен прожигал взглядом огромные, посеревшие от старости ворота, что были последним защитным оплотом Лок Грим. Он вдруг подумал, что их построили так давно, что ни одна статуя в его владениях с ними не сравнится, и менять каменную кладь в стене рядом всё равно, что нацепить на маленькую каменную грудь древней статуи длинноволосой Aen Elle современный корсет из китового уса.       Усмехнувшись глупости, о которой подумал, Эмгыр ощутил воодушевление, когда ворота со скрипом поднялись, и знакомая карета въехала во внутренний двор. Окна по правилам приличия были завешены. Эмгыр сорвался с места и, приструнив нетерпеливость, сбавил шаг. Карета остановилась прямо в конце красной ковровой дорожки. Эмгыр понял, что гул дворянского роя стих, словно перед бурей, но как обычно не ощутил и толики тревоги. Отогнав церемониймейстера в очередной раз, Эмгыр открыл дверь кареты сам. Он подал руку, и в ней тотчас оказалась маленькая ладонь в белой перчатке, которую он не смог бы перепутать никогда в жизни. Лже-Цирилла спустилась из кареты и начала рассматривать окружение, словно совсем не замечая своего мужа.       — Приветствую, жена, — окликнул Эмгыр неожиданно даже для самого себя ласковым тоном, и незаметно для окружающих сжал ее пальцы сильнее, будто совсем не желал отпускать её руку.       Наконец после долгой разлуки Лже-Цирилла посмотрела на мужа, что держал её за руку. Уголки её губ дрогнули в сдержанной улыбке, скрывающей за собой душевное смятение, которое она старалась запрятать как можно глубже.       — Благодарю за радушный приём, дорогой муж, — ответила девушка, слегка склонив голову в приветствии. — Эта терраса, как и всё здесь, прекрасна. Я очень счастлива наконец оказаться здесь, с… Вами, — она запнулась, чувствуя, как Эмгыр сжимал её пальцы.       Неужели она не заметила, что слишком забылась? Император вновь захочет наказать её? Тогда, во время их последней прогулки он, кажется, очень рассердился на неё, когда она не рассказала о своём настоящем имени.       «А теперь… Теперь я его законная жена… Он может сделать со мной всё, что захочет».       Стелла Конгрев, спустившаяся из кареты вслед за Лже-Цириллой, сделала книксен в знак приветствия императора. Тишина вокруг прерывалась лишь тихим щебетанием птиц и шелестом листвы от дуновений ветра. Казалось, верхушка дворянства, оказавшаяся в Лок Грим по случаю прибытия императрицы, заняла выжидающую позицию. Даже маленький шаг вперёд, который сделала Лже-Цири, вызвал волну тихих перешептываний.       «В каком свинарке её обучали манерам?»       «И всё же он променял нильфгаардских красавиц на это грязное северное отродье?»       «Должно быть, она охмурила нашего императора ведьминскими чарами!»       До Лже-Цири доносились отрывки колких фраз. Было заметно, что нильфгаардские вельможи не так уж сильно старались скрыть своё недовольство даже от императора, словно не страшась его, чего быть не могло. Лже-Цирилла же не подавала вида, что услышанное хоть немного задевает.       Эмгыр не без удовольствия оценил, как элегантно жена сделала шаг и пропускала мимо ушей колкости, которые будут преследовать её до конца жизни, даже если император распорядится отрезать языки самым отъявленным сплетникам. Взгляд карих глаз, отливавших ореховым блеском на солнце, медленно поднимался от кончиков пальцев, скрытых перчаткой до локтя, пока не достиг оголенной ключицы, дрожащей от каждого вздоха в плотном корсете изумрудного платья. Ощутив мимолётное желание избавить девушку от мук одежды, Эмгыр заставил себя отвернуться, потому что сейчас не место и не время думать о таком.       Он медленно повёл ее ко дворцу, краем уха продолжая слышать обрывки мышиных перешёптываний. Помимо всего до него донеслись красноречивые «северянка», «тощая» и «прелестная Дервля». Из-за последнего Эмгыр не смог сдержать ухмылку, вспомнив, как после череды её попыток вмешиваться в его дела он попросил Ваттье де Ридо, своего ближайшего соратника и шефа разведки, вежливо отправить фаворитку в родные места, где она всю оставшуюся жизнь будет наслаждаться провинциальным обществом коров, свиней и, что самое страшное, мужа. Четверо офицеров военной разведки с полчаса запихивали разъярённую даму в карету. Подавив ухмылку, Эмгыр посмотрел на спутницу.       — Поездка прошла без приключений? — спросил Эмгыр вполголоса, когда они поднимались по ступенькам, чтобы наконец закончить церемонию и удалиться в императорскую столовую, в которой их ожидает обед наедине. Подумав об этом, он обрадовался временному отсутствию публики, но вдруг пожалел, что решил покончить с традициями как можно скорее, и объявил праздничный бал сегодня ночью. Возможно, стоило бы задуматься о её благополучии и подарить девушке денёк-другой отдыха.       От того, как Эмгыр «поедал» её взглядом, Лже-Цирилла стала слегка подрагивать, а её грудь, сдавленная корсетом, — вздыматься от учащённого дыхания. Должно быть, он оценил её одеяние, которое, как и в прошлые разы, тщательно подбирала Стелла Конгрев, но в этом взгляде было что-то ещё. За год в Дорн Роване Лже-Цири обучили не только манерам и этикету, но и посвятили в подробности биографии императора, а также немного поведали о его страсти к женщинам.       Оказавшись во дворце, девушка почувствовала себя на порядок спокойнее, как будто его стены олицетворяли собой крепость и, пускай ненадолго, своего рода защиту от негодующей знати, оставшейся снаружи. Несмотря на то, что внешне она, наверное, казалась невозмутимой, в глубине души она всё же испытывала дискомфорт.       — Благодарю за беспокойство, — тихо отвечая, Лже-Цири улыбнулась уже более естественно. — Это была самая приятная поездка в моей жизни. Всё благодаря Вам…       Дверь в императорскую столовую распахнул один из придворных, кланяясь высокопоставленным персонам и приглашая пройти внутрь. Лже-Цири с удивлением для себя отметила, что стол был сервирован лишь на двоих.       — Приятно слышать, — ухмыльнулся Эмгыр и добавил: — Раз ты так довольна, может, нужно вместо отдельной комнаты в моём личном крыле приказать переделать карету под твои нужды?       Император славился незабываемым чувством юмора среди придворных. По заверениям некоторых, порой оно было на редкость смертоносным, а потому вместо смеха в большинстве случаев вызывало неподдельный ужас. Однако сейчас Эмгыр иронизировал без злого умысла, преследуя две цели: посмотреть, насколько хорошо Стелла выдрессировала девушку, и намекнуть, что к лести, какой бы сладкой она ни была, он относится не слишком доброжелательно.       Усадив лжепринцессу за стол напротив своего места, император уселся и жестом велел нести первые блюда. Это было его любимое с молодых годов мясное рагу, которое, как он помнил ещё в Цинтре, нордлинги ели руками и вытирали их о скатерть, а цивилизованному южанину полагалось пользоваться столовыми приборами. «Что ж, посмотрим, возьмёшь ли правильно вилку в руки, цинтрийка», — подумал Эмгыр, заметив неторопливость спутницы, хотя, казалось бы, она провела в пути несколько суток и наверняка соскучилась по нормальной пище.       Отпустив слуг после подачи первого блюда, Эмгыр сам разлил Сангреаль по серебряным фужерам, попутно вспомнив, чего ему стоило маленькое разграбление погребов истеричной туссентской кузины, и что через несколько часов ему предстоит зачитать очередную пацифистскую тираду её авторства перед военной элитой государства, которая, вопреки этикету, будет громко ржать в унисон.       — Если того пожелает Ваше императорское величество… — голос Лже-Цириллы слегка дрогнул.       Она по-прежнему чувствовала себя маленькой, никчёмной подделкой, не имеющей никаких прав в этом императорском доме, хотя должна быть хозяйкой.       Девушка задумалась о том, что последние несколько лет в связи с военными событиями ей было довольно туго совсем одной, без родных, а об удобствах временами задумываться не приходилось. Однако император, должно быть, был не слишком осведомлён о прошлом спутницы — и ему это было необязательно знать. Впрочем, сейчас тоже особого выбора не было. Во всяком случае уж лучше так, чем скитаться по чужим землям, не будучи уверенной, что доживёшь до завтрашнего дня и не умрёшь от голода.       Оказавшись за столом, Лже-Цирилла одарила императора улыбкой, выражающей благодарность. Есть хотелось неимоверно, и от запаха мяса желудок болезненно сжало, но она не торопилась, боясь испортить впечатление о себе. Отказаться от привычек и научиться правильно пользоваться столовыми приборами было не слишком просто, но Стелла Конгрев, пусть поначалу была, мягко говоря, очень недовольной, позже стала хвалить свою ученицу за проявленное усердие. Перед императором ударить лицом в грязь было совсем нельзя, поэтому Лже-Цирилла аккуратно взяла приборы в руки после того, как тот разлил вино по фужерам и вернулся к своему месту. Приступать к трапезе вперёд Эмгыра она не торопилась.       Эмгыр заметил дрожь в голосе Лже-Цириллы и слегка нахмурился, но потянулся к фужеру с вином, дабы скрыть это от ее глаз.       «Надо будет приказать Стелле навязать девушке нескольких лояльных барышень, чтобы она даже помыслить не могла остаться наедине в обществе придворных», — подумал Эмгыр, устремив взгляд в окно напротив, из которого был виден императорский сад, а вернее, небольшая терраса, которую из-за невыносимой жары он предпочел холодным каменным стенам Лок Грим.       — Как тебе город? — решил он перевести тему. Нынешний Нильфгаард представлял из себя город, поделённый на три района: в центре, за самыми древними стенами, стоял замок императора и дома немногочисленной знати. За ними, за мостом через Альбу — мелкие дворяне и купечество. Окраины занимал всякий сброд, которые плодился как тараканы, но был способен обеспечить себя хотя бы минимальным куском хлеба благодаря рабскому труду. Была ещё четвёртая каста — те, кто жил за стенами города, потому что они оскверняли златоглавый Нильфгаард одним своим существованием. Всё перечисленное Лже-Цирилла не могла не видеть, будучи в столице не впервые. Эмгыр перевёл оценивающий взгляд на жену, наблюдая за её поведением за столом.       Лже-Цирилла повторила за императором и сделала небольшой глоток вина, тут же отмечая про себя его вкус.       — Вы, должно быть, сочтёте это за гнусную лесть, — начала девушка, — но… я правда думаю, что он очень… красив. И оживлён. Мой родной город выглядел немного иначе…       Пить спиртное на голодный желудок было не самой лучшей затеей, поэтому даже после небольшого глотка Лже-Цирилла, не искушённая таким питьём, почувствовала, как что-то слегка ударило ей в голову.       — Видно благосостояние народа, — добавила она. — Быть может, я не права, но люди, которых я наблюдала, выглядели… счастливыми.       Она аккуратно вытерла губы и обратила взгляд к окну, в котором виднелся тот самый сад, который она приметила сразу же после того, как покинула карету.       Эмгыр Деитвен самодовольно улыбнулся, когда услышал мнение жены. Он получил Нильфгаард после долгих лет борьбы за власть — сначала подпольной, затем — открытой, и она не пощадила старинный город. Эмгыр получил его в состоянии разрухи и всего за несколько лет превратил в процветающий регион, в столицу, достойную самой могущественной империи на континенте.       — Твой город? — уточнил он, решив подловить лжепринцессу на слове. Эмгыр давно хотел узнать хоть что-нибудь о жене, и ни разговоры, ни разведсводки не проливали свет на тайну происхождения этой девицы. Почему же она так упорно молчала? И, быть может, пора переходить к более действенным методам добывания информации? Например, к традиционному нильфгаардскому развлечению — к пыткам? О нет, никакого насилия или морального давления. По взгляду Эмгыра, бесцеремонно елозящему по открытым местам взрослой сформировавшейся девушки, было понятно, какого рода это будут, кхм, пытки.       Щеки Лже-Цириллы покрылись едва заметным румянцем: то ли от вина, то ли от того, что она сказала лишнего, будучи под воздействием спиртного, ей стало немного жарко. Нестерпимо хотелось открыть окно и вдохнуть свежего воздуха.       — Мой город, — повторила девушка после небольшой паузы. — Нет, конечно же, он не мой… Я не принцесса и никогда ею не являлась… Я провела в том городе значительную часть жизни.       Давно забытые образы родных мест и родных людей стали возникать в голове; хоть она никогда и не упоминала о прошлом, играя роль другого человека, как и было ей приказано, — с чем, впрочем, справлялась вполне успешно, выбросить из головы воспоминания не представлялось возможным.       По щеке скатилась маленькая слезинка, которую она с невозмутимым видом вытерла тыльной стороной руки, надеясь, что это выглядит так, будто она пытается избавиться от соринки в глазу.       — В народе бытует мнение, что северяне неопрятные, грязные, как животные, — произнесла наконец она без единой эмоции, что стоило ей больших усилий. — Едят руками, моют тело раз в месяц. Это слышал каждый. Быть может, тот город и те земли и не были настолько же красивы, как те, что находятся под владением Вашего императорского величества… Но одно я знаю точно: они всё равно будут дороги моему сердцу. И тем не менее я бесконечно благодарна за каждое мгновение, проведённое здесь, в Нильфгаарде. И смею сказать, что лелею надежду полюбить Нильфгаард так же сильно.       Лже-Цирилла отчего-то не боялась реакции императора на её признание, как будто бы доверившись ему, но даже при этом осторожно подбирала слова.       Эмгыр задумался, наблюдая за собеседницей немигающими глазами.       — Я ценю твою откровенность, но пообещай мне не сказать ещё кому-либо подобные вещи. Мне хватает проблем с глубокоуважаемыми князьками на почве одной только нашей женитьбы.       Лже-Цирилла коротко кивнула головой в ответ на просьбу императора и улыбнулась уголками губ.       — Я всё понимаю… Ваше императорское величество. И простите…       Повертев фужер в руке, Эмгыр лёгким движением руки поставил его на место и вдруг заметил, что, несмотря на приказ оставить их наедине, за ними пристально следят.       — Ах вот ты где, наглая морда! — сказал Эмгыр жирному рыжему коту по кличке Сигизмунд. Несколько лет назад его, совсем крошечного, нашли в крыле военной разведки и хотели выкинуть, но Эмгыр забрал его себе, оставив за Ваттье де Ридо право придумать имя. — Всё утро на моего карпа охотился, а теперь пришёл здесь кусочничать?       Лже-Цирилла слегка вздрогнула, когда Эмгыр заговорил с кем-то, кто находился вне поля её зрения, ещё и применяя столь красноречивые эпитеты. Наконец, проследив за его взглядом, девушка поняла, что это был всего лишь кот. Тихо мурча, он быстро просеменил к хозяину и принялся бесцеремонно ласкаться об его ногу, очевидно преследуя лишь одну цель: получить какое-либо угощение со стола.       — А можно мне… — начала Лже-Цирилла, а её щёки вновь покрылись слегка заметным румянцем — то ли от смущения, то ли от страха получить осуждение за столь глупый вопрос, — поинтересоваться, как зовут этого кота?       — Наглую морду зовут Сигизмунд, иногда откликается на Сиги. Как закончим трапезу, можешь попытаться погладить, если его котейшество сегодня в хорошем настроении. Обычно он невыносимо вредный, жрёт за троих и, что самое ужасное, наотрез отказывается носить на груди медаль с моим портретом.       Такого вопиющего неуважения к императору давно не выказывали. Эмгыр насупился и хотел было пнуть идейного оппозиционера от мира животных, но затем поддел вилкой предпоследний кусок мяса и брезгливо скинул под ноги. Судя по довольному урчанию, стряпня имперского повара пришлась коту по вкусу.       Губы Лже-Цириллы расплылись в улыбке, и она, прикрыв рот ладонью, звонко рассмеялась. В этот момент она почувствовала себя настолько расслабленно, насколько это было возможно.       Кто бы мог подумать, что сам Эмгыр вар Эмрейс может быть вот таким? По крайней мере, девушке очень хотелось верить в его искренность.       — Говорят, что животные чувствуют людей с добрым сердцем, — произнесла она. — И мне определённо кажется, что он тянется к Вам не просто так…       — Конечно не просто так, — ухмыльнулся Эмгыр. — Он знает, что на десерт у нас будет его любимое сливочное мороженое.       Эмгыр поерзал на стуле, посмотрел в пустую тарелку жены и вновь спросил:       — Желаешь насладиться вторым блюдом или можем переходить к десерту?       Еда была настолько вкусной и настолько желанной, что тарелка перед Лже-Цириллой достаточно быстро оказалась пустой. А вот желудок, так как порция оказалась большой, и перед обедом она очень долго ничего не ела, немного ныл.       — Можем переходить к десерту, — кивнула она, наблюдая за котом, который, наевшись мяса, вальяжно развалился возле ног Эмгыра.       Император щёлкнул пальцами, и слуга появился в комнате тотчас, будто дежурил перед дверью в ожидании зова хозяина. Распорядившись о десерте, Эмгыр, не вставая, отодвинул свой стул от стола и закинул ногу на подлокотник, как любил это делать в любом обществе. Несмотря на приятную компанию, Эмгыру захотелось оказаться сейчас около любимого пруда, в котором плавал новый зеркальный карп, отогнать прислугу и стражников и в тишине, закинув удочку, посидеть, подумать, накатить от души. Рыбалка — единственное, что помогало ему расслабиться. «И когда теперь удастся выкроить время для неё?» — подумал Эмгыр и понял, насколько ему осточертели эти придворные сборища, встречи, балы и прочие лицемерные развлечения.       — Стелла научила тебя танцевать? — как бы невзначай спросил Эмгыр, теребя пальцами гладкий подбородок.       Атмосфера в столовой постепенно менялась: если ранее Лже-Цирилла ощущала себя не в своей тарелке и несколько побаивалась императора, то сейчас ей было уже значительно легче находиться в его компании. Почему — она не понимала, про себя отмечая, что ей хотелось, чтобы момент разлуки не наступал как можно дольше. Совершенно не хотелось вновь погружаться в череду серых будней, каждый из которых ничем не отличается от предыдущего, даже наставления Стеллы Конгрев всё одни и те же…       И одновременно не хотелось вновь оказаться среди аристократов, каждый из которых внимательно изучает абсолютно всё в её внешности и ищет, как бы уколоть несчастную побольнее своими едкими комментариями.       — Танцевать? — невзначай повторила Лже-Цирилла, оторванная от своих мыслей. — Конечно, Ваше императорское величество. Госпожа Стелла учила меня всему, что должна уметь дама моего статуса. И даже очень хорошо.       — Хотелось бы перед балом оценить твоё умение, — как бы невзначай бросил император, думая, что, возможно, сегодня пошлёт подальше какого-нибудь посла северного филиала старых жопок или слишком льстивого придворного ради ещё хотя бы получаса в обществе жены.       — Я бы с удовольствием станцевала с Вами. Это большая честь для меня.       — Рад, что твоя прямая обязанность тебе в удовольствие, — самодовольно улыбнулся Эмгыр и отвёл взгляд, чтобы не встретиться с женой глазами. Ему показалось, что сейчас он не сможет сдержаться и под натиском нежности и обожания Лже-Цириллы обнажит истинное лицо, спрятанное под придворной маской холодного спокойствия       Лже-Цирилла неосознанно сжала в руке складку платья — отчего-то было волнительно думать о танце. Ведь танец — это не только эмоциональное, но и интимное искусство, а настолько близка с императором она ещё никогда не была. Невольно девушка вновь обратила внимание к окну, как будто бы ища в нём спасение — глоток свежего воздуха, который отрезвил бы её ум.       Эмгыр заметил её взгляд, устремленный за пределы столовой, прямиком в сад, и совершенно серьёзным тоном сказал:       — Учитывая твои обязанности при дворе, после обеда у тебя будет куча времени полюбоваться статуями в саду. Смею заметить, что современные мраморные произведения искусства ни в чём не уступают эльфским древностям. Хотя бы потому, что на современных изображён только я.       Последние годы ему и в голову не приходило, что кто-то мог любоваться садом, в котором нет статуй или хотя бы портретов его императорского величества. В любом доме был его портрет. Городские улицы днём освещало не солнце, а его светлый лик. И Эмгыр воспринимал это как совершенно нормальное явление. Примерно до такой степени окружение разбаловало императора.       — Значит, вот какой Вы человек на самом деле, — прикрывая рот ладонью, произнесла Лже-Цирилла.       Кто бы мог подумать, что император Нильфгаарда окажется настолько… самовлюблённым? Хотя, наверное, на эту мысль должны были уже давным-давно натолкнуть те многочисленные и всевозможные портреты, бюсты и прочие объекты культуры, на которых красовались изображения Эмгыра вар Эмрейса в разных позах. Даже в Дарн Роване практически не было помещений, в которых не висел бы хотя бы один его портрет.       Что ж, если это важно для императора, то и Лже-Цирилла по достоинству оценит современные произведения искусства во время прогулки по саду. В конце концов, кто она такая, чтобы критиковать?       Рыжий жирный Сигизмунд, словно прочитав на лице своего господина тяжкие думы, потерся о его ногу и развернулся задом, оттопырил пушистый хвост, поднял ногу и нассал на ботинок. Ощутив прилив ушедшей молодости, Эмгыр буквально спрыгнул со стула и, еле сдерживая трёхэтажные выражения в присутствии дамы, погнался за котом и нагнал его близ распахнутого окна, в которое кот улетел с кошачьей руганью пинком под пушистый зад.       Двери открылись, и в столовую наконец прошёл слуга с обещанным десертом, после чего в мгновение ока ретировался, видимо, чтобы не мешать императорской чете своим присутствием.       — Кажется, Сигизмунд так и не сможет отведать своё любимое лакомство.       Не сказать, что поведение животного чем-то удивило девушку: подобного она уже насмотрелась в своей «прошлой» жизни, особенно во время скитаний в поисках нового пристанища. Бездомных животных на улицах было невероятно много, и ей всегда было их жалко, даже несмотря на то, что зачастую они совсем не давались в руки и предпочитали нагадить в галоши вместо того, чтобы поддаться ласкам, и, мурча, выпросить что-нибудь вкусное.       Лже-Цирилла встала из-за стола и проследовала к окну, куда только что пинком ноги рассерженного императора отправился кот.       — Разве… скоро не должен начаться бал? — спросила она, стараясь сгладить гнев императора попыткой сменить тему.       Она неожиданно вспомнила о наставлениях Стеллы, которая во время их путешествия коротко поведала ей о том, как обычно проходят подобные мероприятия. А кот тем временем приземлился на один из роскошных кустов, над которым наверняка долгое время усердно трудился императорский садовник. И садовник, вероятно, не будет рад тому, что всё придётся начинать заново: растение оказалось беспощадно уничтожено котом, решившим ещё и подраться с колючими ветками и бутонами, которые посмели покуситься на него.       — Сегодня вечером. Слуги заканчивают последние приготовления. Придворные наводят шороху с самого утра… — перечислял Эмгыр, сам понимая, что это не только бессмысленный разговор, но ещё и неинтересный. Но что делать, если разговоры с близкими женщинами обычно были о подарках. Если они поглупее — то о должностях для мужа, брата и других родственников. А если избранница оказывалась полной дурой, то Эмгыр с нескрываемой ухмылкой наблюдал за попытками навязать ему разного рода политические шаги. А с женой что? Обсудить погоду? Эмгыр снисходительно улыбнулся, ощутив себя дураком в самом, казалось бы, лёгком деле на свете.       — Получается, у нас ещё много времени. Если, конечно, Вы пожелаете провести остаток дня в моём скромном обществе, и у вас нет никаких более важных государственных интересов, — произнесла Лже-Цири, вновь обратив взгляд к кустам, из-под которых выполз кот.       — Дел много, а интересов ещё больше, — начал Эмгыр после недолгой паузы. — Хотелось бы, но не могу.       Единственное время, которое они смогут проводить вместе — перед сном или во время небольшой прогулки по саду после обеда. А потом — дела. Эмгыр был бы рад, если бы мог избавить себя хотя бы от малой доли писанины или аудиенций, но это означала бы передача власти в руки другого человека, а за этим следовала бы неминуемая смерть. Эмгыр с грустью взглянул на Лже-Цири, когда в его голове промелькнула мысль о том, что с ней могут сделать после его смерти.       Лже-Цирилла слегка поникла, а блеск в её глазах заметно угас. Осознание скорого расставания с императором задело её, заставляя поджать губы. Нет, конечно же, она не могла отвлекать его от дел, и сказала она полную глупость.       Это лишь означало, что вскоре ей придётся вернуться к знатным персонам, которые так сильно её недолюбливают. Она была к этому готова, но по телу всё равно пробежал нервный трепет.       Зрение Лже-Цириллы было отличительно хорошим, и в этот раз, как ей казалось, оно не должно было её подводить: кот будто прихрамывал, и девушке даже показалось, что его шерсть слиплась от крови.       — Кот, должно быть, поранился об шипы, — сменив тактику, она поделилась своим невинным беспокойством с императором. — Он немного хромает. Он оскорбил Ваше императорское величество своим поведением, но ведь он всего лишь кот… что же с него взять?       Наконец встретившись взглядом с императором, она заглянула ему прямо в глаза, едва удержав порыв взять его за руку.       — Нет ничего страшнее, чем видеть боль ближнего своего. Даже если это просто любимый питомец — это всё ещё живое существо, способное на чувства.       Лже-Цирилла прижала руки к груди, ощущая, как она слегка вздымается.       — Это… не кровь, — мягко произнёс Эмгыр, стараясь развеять грустные мысли. — Мой садовник перекрасил розы. Слишком поздно выяснилось, что какие-то иди… — он едва не выругался в присутствии дамы, но вовремя исправился: — Глупые люди закупили семена не того сорта. Пару дней назад выяснилось, что садовник, боясь моего гнева, самоотверженно каждую ночь красил цветы, пока не попался. Что до хромоты. Он притворяется, когда его кто-то видит, чтобы покормили.       — Это правда? — уточнила она. — О нет… Простите мне моё недоверие, я вовсе не имела это в виду, — хлопая ресницами, она прикрыла рот ладонями, будто сказала нечто неподобающее. — До чего же я неловкая…       — Не настолько, как в первый раз, — Эмгыр говорил о ее неловкости, и по его мнению его высказывание было комплиментом. Он искренне удивился, не увидев на её лице и ноты радости.       Ветер, ворвавшийся в столовую сквозь распахнутое окно, растрепал её волосы, собранные в аккуратную причёску, из которой выбились несколько маленьких светлых прядок и опали на лицо.       — Думаю, окно следует закрыть, — произнесла девушка, пряча глаза, полные грусти. — Не следует императору простужаться.       Когда Лже-Цири приподнялась, чтобы закрыть распахнутое окно, оправдывая это заботой о его здоровье, император не стал препятствовать. Он наблюдал за ней, пытаясь отогнать от себя въевшуюся в подкорку мысль о том, что она, да и любой другой человек, никогда и ничего не делает, руководствуясь искренним порывом, а не корыстью. Поняв, что он примерил на эту беззащитную, невинную девушку образ манипулятора, Эмгыр ощутил давно забытое смятение. К тому же заботиться и защищать от всего на свете, пусть даже это будет всесильный ветер, — это его обязанность, а не её.       Ощущая на себе пристальной взгляд, Лже-Цири вздрогнула, по привычке вжала голову в плечи, как будто поняла, что сказала полную глупость, ожидая негативной реакции на сказанное; лицо выражало лёгкий испуг. Это же император, не превышает ли она свои полномочия? Но если посмотреть с другой стороны, разве жена не должна заботиться о муже? Однако ж в самом деле простуда была ни к чему: его ждали важные государственные дела, и он должен быть полностью здоров и полон сил ради империи. Показавшийся ей строгим тон Эмгыра напомнил ей о том, как когда-то её отчитывали за её слишком смелые высказывания. Сейчас, во время обеда, Лже-Цири к удивлению для самой себя открыла свои чувства и душу перед императором. В отличие от их первых встреч, она гораздо меньше контролировала себя, невзирая на данные ей указания быть кроткой и послушной.       — Если ты… — он осёкся, но быстро собрался. Выпрямившись, продолжил: — Обед окончен? Желаешь ли прогуляться по саду? У меня есть ещё немного времени, чтобы показать тебе хотя бы малую его часть. Наверняка найдёшь для себя укромный уголок, в котором можно хоть ненадолго спрятаться от вездесущих придворных…       — Конечно, я очень хочу прогуляться с Вами, мой император, — ответила девушка, тепло улыбнувшись. — Я буду очень рада, если тем, кто покажет мне сад, будете именно Вы. И особенно статуи. Их точно нельзя пропустить, ведь это невежливо.       Она сцепила руки за спиной и задумалась о том, почему он был к ней так благосклонен.       — Я правильно думаю, что… Ох, нет, это неправильно… — одернула себя Лже-Цири, но нем не менее продолжила: — Меня не слишком жалуют знатные господа? Почему же Ваше отношение совсем иное? Или же я обманываю саму себя? Да, должно быть так, ведь кто я такая… Но я буду очень стараться, чтобы не навредить Вашей репутации. Я прекрасно понимаю, что я ненастоящая и никогда не стану настоящей, но я должна прилагать все усилия.       — Во-первых, отбросим наконец формальности, — Эмгыр подошёл к жене на дозволенное этикетом расстояние и подал руку. — Когда мы наедине, ты должна… ты можешь звать меня по имени.       Второй раз за короткое время он, Эмгыр вар Эмрейс, осёкся, словно наивный юнец перед женщиной его мечты. Укоряя себя за столь непозволительную роскошь, он обдумывал дальнейший ответ на ворох вопросов.       — Во-вторых, нильфгаардские аристократы воспитаны в любви к Великому Солнцу и ненависти к северным народам, — начал Эмгыр. — Впрочем, ты должна была узнать это от Стеллы. Что тебе неизвестно, так это то, что моё отношение и к тебе, и к кому-либо ещё основано не на предрассудках и даже не на словах. Поступки, и только они характеризуют человека. И, поверь, последнее, чего бы я желал, — это видеть, что наедине со мной ты притворяться той, кем не являешься.       Сказав это, Эмгыр задумался: а не слишком ли двулично просить её быть собой, когда они только вдвоём, ведь сам он носит маску жестокого тирана так долго, что, казалось, она слилась с его настоящим обликом?       Лже-Цирилла слушала внимательно и не решалась говорить до тех пор, пока он не закончит.       — Как пожелаете, им… Эмгыр, — одёрнула она себя, пробуя имя на вкус.       Прежде она никогда не произносила его вслух — всегда то император, то «Ваше императорское величество»… Это ощущение было для неё в новинку, и некоторое время, как она подумала, ей придётся привыкать.       — Мне неподвластно влиять на Ваше мнение, — начала Лже-Цирилла, глубоко вдохнув свежий воздух, наполненный ароматом благоухающих цветов. — Но я совсем не имею желания как-либо ранить Вас. Последние годы моей жизни, до того, как я оказалась в Ваших землях, были для меня тяжёлыми. Перед тем как предстать перед вами, я боялась. Больше всего меня страшит возвращение обратно, туда, откуда я пришла. Но Вы дали мне даже больше, чем я могла желать. Моя совесть перед Вами чиста, и так будет всегда.       Украдкой взглянув на Эмгыра, она заметила задумчивость на его лице. О чём же он размышлял в этот момент? Любопытство кусалось, но вот утолять его…       — На возвращение обратно можешь даже не рассчитывать, — Эмгыр тепло улыбнулся и самой девушке, и её искренности и замолчал, не желая говорить всю правду. А она заключалась в том, что ради сохранения жизни ей придётся всю оставшуюся жизнь притворяться той, кем не является, иначе имперские спецслужбы уберут её быстрее, чем она успеет об этом задуматься, потому что на ней и их браке завязаны государственные интересы. А если Эмгыр умрёт, то в лучшем случае её ждал бы новый брак со следующим императором. А в худшем… лучше и не думать.       — К счастью или к сожалению… возвращаться мне некуда, — девушка немного грустно улыбнулась, обратив взгляд к императору. — Этого места больше нет. И никогда не будет.       Всё, что можно было назвать «домом», давным-давно обратилось в пепел, даже воспоминания с каждым днём всё слабели. Осталось лишь щемящее в груди чувство: вся та горесть, что была в ней, превратилась в один большой ком и пряталась глубоко внутри. Сирота, оставшаяся совершенно одна и без ничего во всём этом мире. В глубине души Лже-Цирилла ощущала себя сломленной и всё это время была вынуждена приспосабливаться, однако сейчас ей впервые стало спокойнее, и даже улыбка Эмгыра показалось искренней.       Время было ограничено, а потому Эмгыр быстро, насколько позволяло платье жены, довёл ее до пруда в центре сада. Это было единственное место, где он мог отдохнуть по-настоящему, и потому приводил сюда только тех, к кому имел особое расположение.       — Помнишь ли нашу первую прогулку здесь?       Он вывел её на помост и обошёл, остановившись очень близко, лицом к лицу, так, что ему стоило слегка склониться, чтобы коснуться ртом ее губ. Эмгыр думал об этом, но не решался, наблюдая за реакцией и ожидая ответа.       Оказавшись возле знакомого пруда, Лже-Цирилла осмотрелась. В голове тут же пронеслись воспоминания о том разговоре, в котором фигурировал пеликан, что-то о её смелости, как… у кого-то, кого он так и не назвал.       — Как я могу такое забыть, — неожиданно для самой себя девушка издала тихий смешок, сменившийся удивлением, как только император опасно сократил расстояние между их лицами. Она смотрела прямо ему в глаза и не отводила взгляда, застыв на месте. — Вы хотите о чём-то мне напомнить?       Эмгыр бесстыдно смотрел на её губы, позабыв, что она не одна из его бывших фавориток, каждая из которых не отличалась ни скромностью, ни непорочностью, идеал которых император видел в жене. Скользнув цепким взглядом от шеи до предплечья, Эмгыр поднёс ее руку к губам и поцеловал.       Лже-Цирилла едва вдыхала воздух, будто боясь дышать в такой близости от императора. Этот жест с его стороны застал её врасплох, и её щёки в очередной раз за этот день покрылись румянцем, который невозможно было не заметить на её бледной, почти прозрачной коже. Никто до сего момента ещё не обращался с ней подобным образом, она толком не знала нежности, но очень хотела её ощутить.       — Каждый раз, во время прогулки, когда я подходил к этому пруду, я невольно вспоминал аромат ландыша и шелест зелёного платья, которое казалось блеклым и безжизненным в сравнении с красотой твоих глаз.       — Эмгыр, Вы…       Самозванка, чужеземка, грязная северянка — неужели до такой, как она, не омерзительно касаться самому императору, или же его комплименты являются не чем иным, как проявлением вежливости? Как бы то ни было, Лже-Цирилла, хотя и понимала, что её мысли могли звучать глупо, подумала о том, что в её муже всё ещё можно было разглядеть честность и благородие, а также добрые намерения.       — Ваши слова тронули мою душу, и я… Хотела бы быть той, кого Вы представляете на моём месте, — она слегка склонила голову.       Воспоминания укололи Эмгыра в самое сердце, раскрывать которое даже ей он не мог. Сейчас это было сродни рвать старую рану. Они молча стояли около пруда некоторое время, наблюдая за живностью и любимцем императора — зеркальным карпом, пока Эмгыр решил вернуться к повседневным делам, и напоследок спросил:       — Позволь проводить до твоих покоев.       Любопытство по-прежнему кусалось, и когда император дал понять, что время закончилось, приглашая проводить девушку до покоев, оно наконец пересилило её.       — Не смею отказать вам, — ответила Лже-Цирилла. — Мне вспомнилось, как вы просили меня быть смелее. Я кого-то напомнила Вам, или же я ошибаюсь? Кого же?.. Ах, мне не стоит быть такой любопытной, это очень дерзко с моей стороны. Просто забудьте… Ничего не говорите… Нахлынувшие воспоминания вскружили мне голову, а разум затуманил аромат летних цветов.       — Ты и есть та, — слова вылетели словно сами собой, и Эмгыр вновь подал руку жене, чтобы провести её сквозь сад и череду длинных коридоров и томных кулуаров. Оставшиеся вопросы Эмгыр оставил без ответа, считая, что время ворошить прошлое и старые раны ещё не пришло.