Сказка от Локи

      Мелодичный мужской голос обволакивал, неспешно погружая в сказочный мир книги, раскрытой на коленях. Сидеть на полу возле очага, тесно прижавшись к отцу с двух сторон было самым излюбленным вечерним занятием. Крепкие руки заботливо обнимали пухлых малышей, разглядывающих с открытыми ртами оживающие на листах картинки. Папина магия всегда завораживала. Это было единственным, что заставляло угомониться непоседливых шумных братьев перед сном. Мерное дыхание успокаивало. От папы неизменно пахло чем-то сладким, перебивая запах его свежевыглаженной льняной рубашки. Во время рассказа Нарви любил наматывать на палец прядь длинных волнистых медных волос, спадающих с отцовских плеч. Особое внимание уделялось крупной расписной бусине на кончике одной из мелких косичек. Вали же задумчиво повторял подушечкой пальца замысловатый узор на широких папиных манжетах. Шелковые нити вышивки ложились настолько близко друг к другу, что на ощупь рисунок был невероятно мягким и гладким.       Языки пламени отбрасывали на деревянные стены причудливые тени, превращая родной дом в часть волшебного мира. Дрова тихо потрескивали. Тепло. Уютно. Время сказки.       Далеко-далеко в Мидгарде на окраине тёмного дремучего леса стоял заброшенный дом с низкими длинными стенами и пологой крышей. Слои торфа срослись в плотное травянистое полотно так, что снаружи эта постройка казалась просто небольшим холмиком. Этот домик давно облюбовали духи. Два неугомонных духа, два неразлучных брата Болли и Гуди.       Охочи они были до игр, проказники! Гуди любил водить за нос заблудившихся странников, наводя морок. Тропки становились невидимыми, эхо глумливо смеялось в ответ на беспомощные ауканья, а треск веток, непонятные шорохи и преследующие тени неприятно холодили спину до мурашек, заставляя опасливо оглядываться по сторонам. Поиграет, да и выведет обратно к деревне незадачливых путешественников, вдоволь насмеявшись.       Болли же терпеть не мог чужаков, нахально вторгающихся в его обитель без даров. То к болоту заведёт, то зверя хищного натравит, то плутать вынудит до самой ночи, когда хоть глаз выколи. И давай волком выть в ближайших кустах, отчего волосы на голове дыбом! А иногда и сам покажется во всей своей красе, вынуждая седеть раньше срока. Долговязый, покрытый чёрной шерстью, с короткими ножками, цокающими козьими копытцами. На длинном лысом тонком хвосте — кисточка. Раздутый живот напоминал бочонок, а худые длинные руки заканчивались вытянутыми пальцами с когтями и неестественно гнулись в разные стороны. На большой приплюснутой голове с острыми ушами не было ни одного волоса, зато красовались изогнутые рога, устремлённые вверх. Но больше всего запоминалась улыбка: от уха до уха, с выпирающими острыми зубами, которые никак не помещались в крупную челюсть. Улыбался он, надо отметить, вполне искренне и дружелюбно: наслаждался производимым впечатлением. От низкого утробного смеха тельце сотрясалось мелкой дрожью, глаза суживались до чёрных щелочек, а лицо покрывалось частыми глубокими морщинами. Чудовище, да и только.       Однажды весенним утром Гуди ушёл рубить лес, чтобы пополнить запасы топлива. Болли же остался хозяйничать дома: нужно успеть вымести сор, приготовить мясо на вертеле, да не забыть подсунуть под жаркое испечённые на раскалённых углях лепёшки, чтоб ни капли жира не пропало даром.       Поглощённый домашней работой, он и не заметил, как солнце уползло за горизонт. Тьма постепенно поглощала лес, погружая в сон всё живое. Только он успел к ужину накрыть на небольшой низенький стол, которым служили широкие доски, стоящие на козлах, как его вздёрнутый крохотный нос учуял приближающихся чужаков. Болли невольно оскалился в гневе, сжимая маленькие кулачки. Как эти наглецы разглядели в холмике его жилище? Как посмели они переступить порог его родного дома?       Их было трое — охотник и его сыновья. Заплутали в сумрачном лесу, да и вышли на огонёк свечи, маячивший в окошке заброшенного дома. Дверь осторожно скрипнула, приоткрывшись, и через порог переступил крепкий мужчина в годах. Длинные светлые волосы, стянутые узорчатой заколкой, закрывали шею, а на подбородке красовалась заострённая бородка. Незнакомец с почтением поклонился пустому дому и произнёс приветственную речь невидимым хозяину и хозяйке с просьбой остаться на ночь. Юнцы с пшеничными чёлками, спадающими на глаза, неуверенно переминались с ноги на ногу, пока отец не заставил их поздороваться одним только строгим взглядом. Болли выразительно хмыкнул в ответ из угла комнаты. Хорош охотник — без добычи даже! Показываться внезапным гостям он не собирался, так и не решив, что с ними делать. По испуганным округлившимся глазам мальчишек он понял, что его короткий смешок был услышан. Отец же расценил это как приглашение, и снял с себя перчатки и плащ, подбитый овчиной. Одежда гостей выглядела добротно: рубахи были выкрашены в синий, на тканых поясах — маленькие кожаные мешочки, а ноги обуты в сапоги из недублёной кожи. На массивной охотничьей шее дух приметил большую одиночную бусину с замысловатым рисунком.       Огонь приятно потрескивал в закопчённой каменной печи. Свечи догорали, оставляя после себя запах дыма. Пахло жареным мясом. Дух наблюдал в сторонке, как гости, усаживаясь на украшенные резьбой скамьи, тихо перешептывались за столом. Они вели себя настолько тихо и уважительно, что Болли решил: не тронет их точно так же, как они не посмели без разрешения притронуться к готовой пище. В следующий миг изумлённые люди увидели, как деревянные миски пронеслись мимо них по воздуху вместе с ложками и ножами, с гулким звуком опускаясь на стол. Поблагодарив за гостеприимство, семья принялась уплетать сочное блюдо за обе щёки.       Дух позаботился и о месте для сна, приготовив лежанки. Постель из набитого соломой матраса и перьевых одеял пропиталась запахом лежалых шкур. Усталые путники в мгновение ока погрузились в сон, стоило им коснуться головой мягкой подушки. Свечи полностью потухли, превратившись в огарки. Комната наполнилась мерным сопением. Солнце вновь озарило землю своим появлением, ласково пробуждая теплыми ясными лучами. Проснувшись, Болли согрел гостям воду для умывания и приготовил молочную кашу. Миски опустошились без промедления. В тишине только ложки вразнобой постукивали по стенкам, жадно собирая остатки сладкой каши.       — Покажись нам, приветливый хозяин! — попросил глава семейства, впечатлённый радушием.       Это странное желание заставило озадаченно замереть на месте. Не исполнить прямую просьбу дух не мог. Но явить свой истинный облик означало бы напугать их. Они моментально забудут любезность, с которой он их встретил, и объяснят её по-своему. Предположат, что доброжелательность была лживой, и он обманом заманил их к себе, чтобы съесть. Да мало ли версий, с таким-то ликом!       Болли и Гуди были мастерами морока. Поэтому хозяину дома ничего не стоило показать людям прекрасного юношу с белокурыми локонами. На манжетах белоснежной рубашки, будто сотканной из самого снега, плясали лесные звери, складываясь в узор. Аромат сплетённого из свежей травы пояса распространялся по всей комнате. Начищенные лазурные сапоги блестели, словно гладь озера в погожий денёк. А взор больших голубых глаз в обрамлении белёсых ресниц казался таким чистым и ясным, как если бы в них отразилось само безоблачное летнее небо.       Поражённый отец поклонился в пояс видному красавцу. В благодарность за ночлег он оставил в дар свой охотничий топор с рунической вязью на рукояти, и снял с шеи льняную нить с приглянувшейся Болли расписной бусиной.       Сегодня они точно не будут охотиться, понял дух. Подарок пришёлся по нраву — оружие было его слабостью. Тепло попрощавшись, он мысленно указал путникам дорогу в деревню, направив их в нужную сторону.       Дом опустел, и только запах мужских потных тел ещё долго ощущался в воздухе. Непонятная тоска свернулась в сердце скользкой змеёй. Дух задумчиво потрогал подушечками пальцев новую бусину на шее и вернул себе прежний облик. Отчего вдруг стало так печально, будто все краски мира померкли? Отчего не хочется ни играть, ни смеяться, словно всю радость выпили до дна? Дверь хлопнула, впуская внутрь поток свежего ветра и запах древесины. Кисточка тонкого хвоста приветственно щёлкнула по полу, раньше разума откликнувшись на возвращение брата. Копытца торопливо зацокали навстречу. За большой стопкой дров, которую с трудом удерживали худые руки, виднелась только пара острых рожек. Вместе разгрузив принесённые дрова в поленницу, они принялись завтракать.       Молочная каша почти остыла, и крупинки склеились друг с другом. Ложки неторопливо ковырялись в склизкой жиже. Но это казалось самым вкусным кушаньем. Было очень приятно молча сидеть друг напротив друга и слушать клацанье приборов по мискам. Солнечные лучи заливали весь стол, заставляя жмуриться. Где-то за окном завывал ветер, и шумели деревья, а дома было по-семейному уютно.       Два совершенно одинаковых духа. Два брата. Два сердца, бьющихся в унисон. Не нужно притворяться, не нужно казаться кем-то другим. Не нужно даже разговаривать, чтобы тебя поняли. Разве не в этом счастье?       С тихим мелодичным перезвоном колокольчиков волшебство рассыпалось разноцветной сияющей пылью на страницы. Тишину нарушало только частое детское дыхание и треск пожираемых огнём поленьев в очаге. Две маленьких ладошки синхронно опустились на обложку закрытой книги с изображением домика в дремучем лесу, чтобы ощутить её невероятную гладкость.       — Понравилась вам сказка? — вкрадчиво поинтересовался приглушённый мужской голос.       Сыновья имели привычку отвечать одновременно, и этот раз не стал исключением.       — Да, — не раздумывая, ответил Вали.       — Нет, — отрезал Нарви.       Локи любовно приобнял обоих, потрепав по медно-рыжим головам.       — Солгал дух людям? — спросил он.       — Да! — без колебаний заявил Вали.       — Нет, — резко замотал головой Нарви, отчего кудряшки смешно дрогнули.       — Почему? — поинтересовался папа, с нежностью переводя взгляд с одного на другого.       — Потому что он притворялся другим, — объяснил Вали, разводя пухлыми ручками.       — Потому что он показал им свою душу, — с укором покосился на него брат, выглядывая из-за папиной спины. Тот в ответ высунул язык, начав дразниться. Отец еле успел перехватить маленький кулачок, приготовившийся от души стукнуть в лоб.       — И соврал, и нет, — подвёл итог Локи, — он знал, что насколько бы не был добр к людям, они не смогут принять его в этом облике. Поэтому показал им то, что они хотели увидеть. Но он и в самом деле прекрасен. Просто у них разное представление об этом.       Братья замолкли, глубоко о чём-то задумавшись.       — Какие выводы вы сделали? — прервал их размышления папа.       — Люди — тупые, ненавижу блондинов, хочу себе такого домового! — с готовностью перечислил Вали, загибая на руке маленькие пальцы.       Нарви сидел неподвижной статуей и молчал, погрузившись в себя, исступлённо кусая губы. Эта сказка про двух братьев. Что, если она про них? Про то, как им придётся до конца своих дней лгать и носить маски, чтобы другие смогли их принять? Что, если на самом деле его душа такая же чудовищная, как истинный облик Болли?..       — Нарви?.. — тихо окликнул его Локи, осторожно тронув плечо. Большие зеленые глаза ребёнка наполнились слезами.       — Меня никто никогда не полюбит! — горько зарыдал он, яростно вырываясь из отцовских объятий. Босые ножки торопливо пробежали через всю комнату, громко топая. Малыш с разбегу бросился на родительскую кровать и зарылся носом в подушки. Здесь — самое лучшее место в доме. Здесь он всегда в безопасности. Глухие рыдания прерывались сокрушительными всхлипами. Слёзы предательски текли ручьём, отчего постель становилась мокрой.       Сигюн, возившаяся с выпечкой хлеба, резко прекратила своё занятие. Развернувшись, она с укором посмотрела на супруга исподлобья. Белый фартук присыпан мукой, отчего набивной узор казалась бледнее, чем был на самом деле. Русые волосы стянуты на затылке узлом, что придавало милому личику слишком суровый вид. Локи невольно поёжился: он не очень любил, когда на него смотрели, сердито сжимая в руке скалку.       Переглянувшись с удивлённым Вали, провожающим взглядом брата, он кивнул ему в сторону кровати: пошли! Ребёнок радостно побежал вприпрыжку: это было и его любимым местом. Обогнав отца, он ловко забрался на кровать с резными спинками, примяв покрывало с вытканным по краю сложным орнаментом. Вали нравилось разглядывать переплетающихся зверей, чьи перекрученные лапы и тела свивались и перехватывали друг друга, образуя строгий ритмичный рисунок.       Ладошка осторожно легла на голову брата в попытке погладить. Волосы мягкие, блестящие, совсем как у папы! Тот дёрнулся, не желая принимать сочувствие, и не собираясь успокаиваться. Он пришёл сюда плакать, и не уйдёт, пока слёзы не кончатся! Тогда братец нашёл себе новое интересное занятие: медленно вытягивая пальцами рыжую прядку, отпускал её, наслаждаясь тем, как волосы снова сворачиваются пружинкой.       Присевший на край кровати Локи опустил свою ладонь на подрагивающую от рыданий спину. Вали приложил рядом свою ладошку, сравнивая: до папиной ещё расти и расти! Большая, во всю спину брата, с длинными узловатыми пальцами, она подозрительно напоминала ладонь духов из сказки. Когти ласково царапались, разглаживая складки льняной рубашки.       Нарви раздражённо повёл плечом: почему его не оставят одного? Разве они ещё не поняли, кто он такой?       — Я — урод, — послышалось сквозь сдавленные рыдания.       Вали изумлённо посмотрел на отца, будто ожидая объяснений: отчего брат так думает? Тот лишь тяжело вздохнул в ответ.       — Нарви, детка. Разве об этом сказка? — мягко поинтересовался он, поглаживая спинку успокаивающими движениями.       Малыш на секунду задумался. Неужели папа намекает на всю семью?       — Мы все — уроды?.. — уточнил он, обречённо всхлипнув.       Локи снова вздохнул, потерев переносицу свободной рукой.       — Дух знал о том, кто он есть. Ему не нужно было ничьё одобрение. Он не выпрашивал любви. Не доказывал, что он её достоин. Он просто сменил облик, чтобы его не убили. Это ведь и обо мне сказка, Нарви. Знаешь, в чём разница между мной и вами? У меня нет брата-близнеца.       Голос действовал гипнотически. Постепенно успокаиваясь, ребёнок, наконец, перестал плакать. Перевернувшись на спину, он вытянул ручки вверх привычным жестом, призывающим обняться перед сном. Опухшие от рыданий глаза сузились в щёлочки. На щеках — мокрые дорожки от слёз. Локи наклонился, чтобы сын крепко обвил его шею.       — Папа! Хочешь, мы будем твоими братьями? — сочувственно предложил он.       Отец сдержанно рассмеялся в ответ, расплываясь в улыбке одними губами.       — Хочу, чтобы вы всегда оставались собой, и не пытались быть кем-то другим.       По дому распространился запах свежевыпеченного хлеба. Перед сном братьев всегда ждала кружка тёплого молока и ломтик вкусной маминой выпечки.

***

      Комната была плотно заставлена холщовыми мешками и деревянными ящиками. Семья часто переезжала с места на место. Вот и в этот раз нужно было забрать с собой всё необходимое. Локи и Сигюн аккуратно укладывали хрупкую кухонную утварь по ящикам, наполненным соломой. Подросшие дети помещали каждую книгу из шкафа в шёлковый мешочек с завязками, и только потом она бережно убиралась в ящик к остальным стопкам.       Вали вслепую пошарил рукой по верхней полке, встав на цыпочки, и в тот же миг его что-то больно стукнуло по голове, упав на пол. Нарви не упустил возможности посмеяться над братом, улыбаясь во весь рот.       — Ого! Я помню эту сказку! — радостно воскликнул Вали, подняв книгу с пола, и тщательно вытер её рукавом рубашки от пыли, — столько лет прошло, а у меня всё ещё нет своего домового, — сокрушенно добавил он.       Брат с интересом покосился на знакомые картинки, и рука сама по детской привычке потянулась потрогать мягкую обложку.       — Ну, хочешь, я буду твоим домовым? — от чистого сердца предложил он. Жалко, что ли, для брата!       — Лучше не соглашайся, Нарви, — подала голос мама, тщательно сворачивая белоснежную скатерть, — он заставит тебя очень много готовить.       Семейство по-доброму расхохоталось, подшучивая над неумеренным аппетитом Вали. Тот понял: лучше поскорее сменить тему.       — Папа, а откуда вы взяли все эти сказки? — поинтересовался он, туго затянув завязки на очередном мешочке. Два ящика уже заполнены целиком.       — Сами написали, — пожал тот плечами, откинув назад тяжёлую рыжую косу, так и норовящую залезть в мешок вместе с тканью. Положив свёрнутую скатерть поверх стопки покрывал, он ловко стянул горловину мешка верёвкой.       — Как это — сами? — удивлённо переглянулись братья, наблюдая за движениями длинных отцовских пальцев.       — Вот так. Я делал основу для книги, потом мы с вашей мамой придумывали сказки, записывали их, и рисовали картинки. Рождения вашего ждали, — Локи рассказывал об этом таким обыденным тоном, будто речь шла о том, что он ел сегодня на завтрак.       Это немедленно добавило книгам ещё большую ценность и заставило взглянуть на них совершенно по-новому. Здесь же столько проделанной работы, и столько родительской любви! Ладони осторожно погладили стопку с шёлковыми мешочками, через которые проглядывались картинки обложек.       — Неужели вы знали, что родимся именно мы? — удивился Нарви, вспоминая сказку о двух лесных духах.       — Ну конечно, — расплылся в тёплой улыбке Локи, — мы знали, что у нас будут чудесные малыши.       Он ласково нажал сыну на кончик носа подушечкой пальца, и тот снова почувствовал себя маленьким ребёнком. Совсем как в тот вечер.