Склеенные осколки

Джон был рад тому вниманию, которое ему уделяли во Франции. Жизнь стала радостной и безоблачной, больше не надо было бояться, убегать. Рядом почти всегда был Гримо, к нему была приставлена няня Мари (женщина средних лет из деревни), все чаще получалось поиграть с детьми провинции, а граф де Ла Фер разрешил (с согласия Миледи) называть его папой. Последнее очень грело душу мальчика, отчим был спокойным, почти никогда не повышал голоса, очень заботился о его матери, а его самого всегда готов был выслушать. Каждый день теперь они играли у дома вместе с Гримо и графом, последнюю неделю к ним еще начала присоединяться приехавшая погостить графиня. Сперва мальчик сторонился её, она задавала много вопросов, на которые он не знал ответа, например, когда познакомились его родители, почему они уезжали на столько лет из Берри. Джон не сразу понял, что она уверена, что он наследник де Ла Фера, но вспомнив наставления матери, не пытался ее переубедить. Миледи объяснила, что пока он маленький и находится во Франции, будет лучше, если его будут принимать за сына графа, чтобы им снова не пришлось убегать, как было в случае с дядей Винтером. Джон предпочитал вообще никаких подробностей никому не говорить, он умело притворялся менее понятливым, когда ему это было необходимо. Постепенно графиня Кэтрин перестала задавать неудобные вопросы, вместо этого принимая участия в играх с ним. Сегодня он решил отправиться в лес при графстве собрать ягод, его сопровождал Гримо. Идею предложила графиня, она сказала ему вчера втайне, что сама найдет их, что ей не по статусу такие прогулки, поэтому это будет их небольшим секретом. Джон полагал, что она врет, он был уверен, что мама бы просто не отпустила его в лес, если бы знала, что он будет проводить время с Кэтрин, он чувствовал, что симпатии к этой женщине его мать не питала, хотя он и мучался в догадках отчего это. Он всегда доверял чутью Миледи, совсем не собирался перечить ей, просто ему так не хватало маминого участия в последние недели, он и раньше виделся с ней редко, но в тайне надеялся, что, как только они начнут жить во Франции вместе, они будут постоянно читать, гулять играть. К сожалению, этого не случилось, Миледи часто отдыхала у себя, отказывалась играть с ним, хоть она и была нежна и приветлива, он ощущал, что этого недостаточно. Графиня Кэтрин напротив, была открыта, готова к любым играм, веселилась с отцом, что почти никогда не делала мама, ему иногда казалось, что она их с Оливье избегала большую часть времени. - Джон, - услышал он рядом с собой голос той, о ком только что думал. Гримо заметно удивился присутствию графини, но лишь уважительно кивнул. - Ваша светлость, вы пришли, вы сказали, что покажите особые ягоды, - воодушевленно начал мальчик. - Конечно, а потом слуги приготовят из них замечательный пирог для твоей мамы, как тебе идея? Она ведь любит сладкое, как каждая женщина? Джон немного смутился, он не знал, любит ли мать ягоды, пироги, он пока мало разбирался в ее предпочтениях, особенно с учетом того, что они в последнее время часто менялись, но говорить об этом не решился, просто утвердительно согласился. - Как у тебя настроение? Ты готов к рождению братика? - Что? - О, мой маленький, прости, я думала, твои родители рассказали тебе. Твоя мама скоро подарит графу де Ла Феру ребенка. Ты, должно быть, заметил, как она поправилась, почти все время отдыхает. Мальчик грустно кивнул, глубоко погрузившись в свои мысли. Теперь все стало ясно, как небо над их головой, вот почему мама так часто оставалась в своей спальне, почему её так часто нездоровилось. Его новые друзья в деревне рассказывали, как их родители переставали уделять им внимание, когда появлялся младший ребенок в семье, как им давали много дополнительных обязанностей, вместо сладкого из-за этого. Джон не был избалован, наоборот, он не был сильно эгоистичен, но было то, что отличало его от друзей. Он ведь знал, что не родной сын графа, скоро у того будет свой ребенок от его матери, скоро про Джона все забудут, может, мама снова отошлет его с няней или кормилицей далеко, а сама будет наведываться несколько раз в год. На глаза начали выступать слезы, но он сдержался, хоть злость к графу за то, что отнимает так сильно необходимое общение с матерью усилилась стократно. За его спиной Кэтрин, удовлетворенная реакцией мальчика, улыбнулась одними уголками губ и пошла искать необходимые ингредиенты для будущего убийственно пирога. . . . Анна, сидящая на принесенном из дома кресле, наслаждалась хорошей погодой у дома. После вчерашнего разговора с мужем она чувствовала себя уверенней и спокойней. Чувствуя постоянные настойчивые толчки ребенка, она приложила руку к животу и улыбнулась. - Ты уже сейчас причиняешь в разы больше беспокойства и дискомфорта своей маме, чем твой старший братик, а он, между прочим, по всем свидетельствам очень похож на меня. Получается, ты будешь совсем как твой папа. - Какие ужасные вещи ты говоришь нашему малышу, - услышала она голос подошедшего супруга. Он вытащил еще одно кресло и, поставив его рядом, опустился в него. Граф был сегодня улыбчив и расслаблен, подойдя ближе к жене, поцеловал ее в висок и накрыл своей ладонью ее, покоящуюся на животе, кисть. - Это чистая правда, он уже все мои силы выпил, как и ты когда-то. Оливье рассмеялся в ответ. - Он? А, может, она? - Разве не все мужчины желают получить первым сына и наследника? - Сын у нас с тобой уже есть, я буду счастлив как мальчику, так и девочке. Главное, чтобы ребенок родился здоровым. Анна смутилась, как и всякий раз, когда муж признавал Джона своим, но промолчала. - Как твое самочувствие сегодня, тебя ничего не беспокоит? - Успокойся, все в порядке, по мнению Франсуа, я достаточно окрепла, чтобы выносить и родить здорового ребенка. Тебе пора прекратить так волноваться. - Не понимаю, как ты остаешься такой спокойной, дорогая. Я прочитал все, что было в нашей библиотеке про деторождение, это столь опасный процесс, женщины и дети постоянно умирают. Прости, что я тебе это говорю, но не Арамису же с Портосом мне об этом писать. - Им вообще нельзя подходить к больным женщинам, помню, как они пытались помочь после встречи с Винтером, а вам, мой замечательный супруг, не стоило трогать подобные издания библиотеки, мужчинам нельзя ничего этого читать и знать, вы слишком чувствительные, а еще нас женщин называете слабыми. Оливье, я уже проходила через роды, мой сын жив и здоров. Уверена, что наш общий ребенок будет даже сильнее, у него твоя кровь, не забывай это. - Я бесспорно волнуюсь за малыша, но пока мои страхи больше о тебе. Анна, я знаю, ты не любишь, когда я так говорю, но я не хочу потерять тебя, только недавно обретя. - Я абсолютно здорова, со мной все будет в полном порядке, Миледи Винтер не погибнет от родов, это было бы слишком банально, - Анна гордо вскинула подбородок, хоть и не могла сказать, что полностью верила собственным словам. С этой беременностью все было не так, ребенок стал непредвиденной случайностью их с Оливье страсти, сразу после близости она бросилась в Британию выполнять задание Кардинала, просидела больше недели взаперти замка деверя, освобождалась на спине Фельтона, который спускал ее с огромной высоты. Все первые месяцы она была слаба, больна, скачки, погони, убийства, попытки ее казни лишь сильнее подорвали и без того хилое здоровье. Тут в Берри она чуть не отдала душу Богу, потом едва не оказалась зарезанной слугой Винтера, а потом и им самим. Даже сейчас, спустя месяцы относительного покоя и комфорта, она не могла сказать, что вернулась к тому уровню здоровья, который у нее был. Но и признавать это мужу не собиралась, не хватало еще добавлять ему страхов. Он и так уже над ней трясется, как над хрустальной вазой, тронуть ее лишний раз боится. - Графиня де Ла Фер. - Что? - Ты больше не Миледи Винтер. - Оливье, мы же обсуждали, что эта часть нашей жизни не может так исчезнуть. - Да, ты можешь продолжать называть себя Миледи, но фамилия и титул у тебя иные, мне не нравится, когда ты называешь себя Винтер. - Хорошо, не сердись, - Анна наклонилась ближе к мужу, намереваясь поцеловать его, пока рядом нет никого, но услышала топот копыт. - Думаю, это ответ от мушкетеров. - Зная их, это, скорее всего, сами мушкетеры пожаловали, - съехидничала бывшая шпионка.