Последний дождь

«Какой же это бред», - думал арранкар, лежа на крыше и смотря на серое небо. Сегодня, как и вчера, и позавчера, было пасмурно и сыро, а холод пронизывал насквозь, обжигая свежие раны. Дождь шел с перебоями – то моросил, то лил как из ведра. Ветер же услужливо дул с такой силой, что капли на землю не падали – их сдувало - стекали с крыш невысоких домов, со стекла многочисленных окон и больших листьев деревьев. Из-за луж, порой, было проблематично выйти из дома, да и не особо желание было. В такие дни только и хочется, что лежать на диване, укутавшись в теплый, немного колючий плед да читать любимую книгу. Погода была ужасная. Она, кажется, все понимала, сочувствовала, и плакала, плакала, плакала… …только вот никто из них не обращал на нее внимания. Кто-то, отчаявшись, старался спрятаться от себя, от своего страха, а потом, стыдясь, безуспешно пытался воспрянуть духом. Большинство таких было из числа рядовых шинигами и офицеров, а ведь некоторые из них даже не знают, насколько все плохо. Кто-то тренировался – долго, упорно – на руках появились грубые мозоли, колени уже подгибались, а глаза покраснели, потому что спать тоже иногда нужно. Они – знали. Знали, как ужасна война. Знали, как ужасно терять своих товарищей, друзей, любимых. Знали. Боялись. Но шли вперед. Те шинигами, чьи банкаи безвозвратно потеряны, почувствовали, наконец, свою слабость и беспомощность. Отклика души – нет. Занпакто – самые близкие и понимающие – перестали отвечать. Страшно, ужасно, безвыходно. А он просто каждый день поднимается на крышу и лежит там, будто отрезанный от этих проблем, от шинигами, ненавидящих себя за свою трусость и вечно ноющих о том, как несправедлива жизнь. Он кожей ощущает холодные капли дождя, которые стекают от подбородка к шее, получая от этого какое-то мазохистское удовольствие, и думает, думает, думает. Думает о том, что все бессмысленно. О том, как ненавидит этот мир. О том, как ненавидит шинигами. - Гриммджоу, я… О том, как он ненавидит Рукию, арранкар старался не думать – просто прогонял эти мысли, с раздражением смахивая уже надоевшие капельки воды, неприятно щекочущие кожу. Каждый вечер, после тренировки, маленькая шинигами, выходя из магазина Урахары, неуверенно поглядывала на крышу небольшого здания, и чуть испуганно, но придавая своему голосу уверенность, пыталась заговорить с ним. Зачем, Джаггерджак не знал, да и все равно ему было. Он просто взъерошивал непослушные, влажные волосы, наблюдая, как зажигаются фонари, и медленно, словно нехотя спускался вниз. Низкий голос Кучики стал ему сигналом, которому Гриммджоу повиновался, словно надрессированная собака, возвращаясь в реальность, от которой пытался уйти целый день. Уэко-Мундо больше нет. Для таких же пустых, как и он, пустыня перестала быть домом. Рукия же всей душой хочет стать сильнее, чтобы отомстить. За друзей. За погибших. За Общество Душ. Тренируется каждый день до потери сознания, чтобы убить этих тварей, сломавших ей жизнь. Она не спала нормально уже больше недели. Стоило ей закрыть глаза, как внутри что-то обрывалось - она начинала падать в какую-то бездонную пропасть и мигом просыпалась, напрягшись от ужаса. Это произошло три, четыре, пять раз, пока Кучики все это не надоело. Надоело лежать в этом душном шкафу, надоело тренироваться каждый день без отдыха, надоело ждать. Рукия тихонько приоткрыла дверцу шкафа и бесшумно выскользнула наружу. На улице шел дождь, но сейчас ее это совершенно не волновало. Она просто шла. У девушки была настолько невыносимая потребность в движении, что ей казалось, остановись она сейчас – просто умрет. Она устала, невыносимо устала притворяться. Притворяться сильной, верить в победу, в Ичиго. Устала. И эти каждодневные тренировки, от которых и толку-то нет, тоже были нужны лишь для поддержания духа, для видимости. Противно-Приторное Притворство. Как глупо. Рукия уже не хотела мстить. Рукии уже было все равно. Рукия всей душой хочет стать сильнее, чтобы выжить. Кучики всей душой хочет вернуться в Общество Душ, пусть там и никого не будет, кроме нее. …она, ведь, тоже лишилась дома, и, как бы глупо это не звучало, но… Сейретея больше нет. Для таких же шинигами, как и она, Общество Душ перестало быть крепостью. Джаггерджак же никогда не притворялся - он в открытую говорил, что все бесполезно, впрочем, говорил арранкар таким тоном, что складывалось впечатление, будто ему наплевать. А может, так и было в действительности. Тренироваться его никто не заставлял, но и уходить далеко от магазина ему не позволяли. Вот он и лежал целыми днями на крыше, в ожидании битвы, крови и мести. Урахара постоянно пропадал в своей импровизированной лаборатории, а Йоруичи помогала с тренировками другим и тренировалась сама. «Тупые шинигами, чтоб вас. Одни тренировки на уме» День сменила ночь, и дождь немного усилился, а Гриммджоу так и лежал, пока не почувствовал слабенькие всплески знакомой реацу. - Гриммджоу… Вновь раздался знакомый, низкий голос, к которому арранкар почему-то так привык за эти несколько недель. Он не знал, что ей нужно, она его бесила, но сейчас он почему-то был рад ее приходу. - Что? Он ответил, именно сейчас он почувствовал ее волнение, ее боль. Он и сам чувствовал то же самое, хоть и тщательно это скрывал. А еще было чувство, что больше она никогда не придет. Простое «сегодня», вдруг стало каким-то особенным. - Почему ты не тренируешься? Почему ты… Опять это дурацкое слово. Он слышал его так много раз за последнее время, что оно уже начало терять свой смысл. Хотя, скорее всего, это все остальное стало терять свой смысл – остались лишь выматывающие тренировки, дающие надежду. - Зачем? - Что зачем? - Зачем мне тренироваться? Зачем ты тренируешься? А Рукия не знала зачем. Она думала, что это поможет, все так думали, но оно от чего-то нихрена не помогало. - Сюда иди. Рукия покорно залезла на крышу и уселась рядом с Гриммджоу, не забыв сохранить дистанцию. Но зато, забыв, что пустым вообще доверять не стоит. Ей просто повезло, что у Джаггерджака не было желания прикончить ее сейчас же. - Что. Ты. От меня. Хочешь? Гриммджоу не было интересно, но эта заминка начала раздражать его. И только сейчас арранкар понял, насколько он нуждался хоть в чьей-то компании все эти долгие, мучительно-одинаковые, дни. Смешно, ведь по жизни, он - одиночка. - Ничего. Девушка то ли пожала плечами, то ли вздрогнула от холода – было не понятно. Она как-то доверчиво прикрыла глаза, будто наслаждаясь этим мгновением – тихим, спокойным, возможно, последним. Затишье перед бурей. Как избито. А потом она вдруг резко открыла глаза и посмотрела на арранкара. - Я боюсь. Она произнесла это тихо, но с уверенностью отчетливо, слишком прямо. Было ясно, что Кучики долго держала это в себе. И Джаггерджаку вдруг показалось, что больше она никому бы в этом не призналась. Даже своему обожаемому Ичиго. Только Ему. Только Гриммджоу. Хотя бы потому, что ему было все равно. Дождь полил с новой силой, и Рукия снова вздрогнула, что не укрылось от внимательного взгляда Джаггерджака. - Валила бы ты домой, шинигами. Это была не забота, нет, просто желание поскорее от нее избавиться и уйти самому. Девушка не на секунду ни помедлила – слезла с крыши, но, прежде чем уйти, посмотрела на Гриммджоу. Тот тоже спрыгнул на землю и ответил ей тяжелым взглядом. - Вали уже. - Все… будет хорошо? - Не-а. Все будет херово. Рукия зло посмотрела на него, и резко развернувшись, быстрым шагом пошла к дому Куросаки. - Ничего уже не будет хорошо. Тот, вчерашний дождь, был последним дождем в их жизнях. Сегодня, будто издеваясь, погода стояла теплая и солнечная. Наткнувшись на тело мертвой Кучики Рукии, Гриммджоу почувствовал себя неловко. Тела других шинигами не вызывали ничего, кроме отвращения, а тут… Он грубо отшвырнул тело девушки ногой со своего пути. «Вскоре, и я сдохну, види… » Квинси никогда не отличались особой честностью, поэтому удар в спину не был для них чем-то подлым или низким. Один такой удар, одна такая стрела для Джаггерджака - ничто. Но он был слишком сильно ранен, а стрела была слишком лишней. Последний арранкар свалился на землю, истекая кровью. Сегодня Мир Живых пал. В последнее время, Куросаки Ичиго перестал понимать себя. Он не хотел ничего, и в то же время требовал от себя невыполнимого. Куросаки Ичиго видел много смертей, но этого он просто не мог вынести. Они погибли. Все. Чад, Ренджи, Иноуэ. Рукия. Он бросился на Яхве – у него еще остались силы, он еще может бороться… …не может. Сил нет. Даже мстить не хочется, хотя горечью от утраты можно захлебнуться. Он не знал, что происходит. Единственное, что он знал наверняка, это то, что если проиграет, то это конец, но он проиграл. На его плечи, как и всегда, лег невероятный груз ответственности, который, в конце концов, придавил его к земле. Клинки с тихим звоном упали на серый асфальт. Руки опустились. Каракуры больше нет. Сегодня, такие же люди, как и он, лишились не только своей родины, но и жизни.