Коллекционер

— Борюсик, ты покушал? А к тёте Тамаре за молочком сходил? Уже вскипятил? То есть, как — нет?! Обязательно вскипяти и выпей на ночь! И ложечку мёда добавить не забудь, чтобы спалось лучше! Смотри там, допоздна не засиживайся, до двенадцати — и в постель! Ясно тебе? — Работы много, ма! — Не позднее двенадцати, я сказала! И не забудь принять душ! Я ещё позвоню — узнать, как дела! — Да, мама! Конечно, мама! Обязательно, мама!       Борис промокнул белоснежным носовым платочком лысинку и, наконец, перевёл дух. Мужчина не просто любил мать, он её боготворил. И боялся. Очень боялся.       Главой семьи Южаниных всегда была только она, Вера Петровна, женщина сильная, властная, многого добившаяся в жизни. Нет, она не сделала головокружительной карьеры, зато в своё время основательно продвинулась по линии КПСС. Занимая скромную должность заведующего одной из лабораторий, женщина лет пятнадцать, если не больше, руководила партийной организацией НИИ, где трудилась. Привыкшая командовать на работе, матушка и домашних держала в ежовых рукавицах.       Борюсик благоговейно вздохнул: матушка приедет завтра к полудню, и не одна, будет знакомить его с очередной невестой.       К своим сорока пяти Борис Сергеевич Южанин успел обзавестись неплохим образованием, престижной работой, реденькой бородёнкой, лысинкой, округлым пузиком и камнями в желчном пузыре. А вот семьёй не обзавёлся, нет. Матушка никак не могла подыскать ему достойную спутницу жизни.       Острого желания жениться Борис до сих пор не испытывал, но если мама велит, значит надо.       Мужчина распахнул дверь на террасу. В разгорячённое лицо пахнуло свежестью близкого дождя. На дачный посёлок опускалась непроглядная ненастная августовская ночь. Посёлок засыпал. Борис прислушался: в кустах трещали запоздалые цикады, где-то тявкала собака, со скуки, не иначе.       Борис Сергеевич с наслаждением вдохнул полную грудь пахнущего поздними цветами влажного воздуха.       Никого.       Вокруг ни души.       Хорошо, что их дача стоит именно здесь, на самом краю посёлка.       Борис вынул из кармана маленький фонарик, нажал на кнопку. Фонарик выдал тусклый желтоватый свет, очевидно, заряд батарейки был на исходе. Ничего, Борису хватит и этого: чего там светить-то?       Почти на ощупь он отыскал садовую тележку, подкатил её к крыльцу. Отдышался.       Теперь следовало избавиться от трупа.       Кристина и при жизни весила немало, поскольку телосложение имела не самое изящное, так что Борису сейчас предстоит серьёзно потрудиться.       Борюсик не раз убеждался, что носить на руках мёртвую женщину гораздо тяжелее, чем живую. Интересно, почему?       Кристина лежала на кровати полураздетая, неестественно вывернув голову. Он что, свернул ей шею? От этого воспоминания по телу Бориса пробежала сладкая дрожь, но предаваться фантазиям было некогда. Потом. Всё потом. Часы показывали без четверти одиннадцать, он обещал матушке к полуночи лечь спать, а ему ещё молоко кипятить!       Борис аккуратно расстелил на полу большой кусок новенького прозрачного полиэтилена, переложил на него тело Кристины, привёл в порядок её одежду и причёску. Затем он позволил себе несколько минут полюбоваться своей жертвой. Кристина была пугающе похожа на его матушку: невысокая, ладная, с немного резковатыми чертами лица, она так же красила волосы краской цвета «баклажан» и подводила веки зелёным карандашом.       Да, она была прекрасна, покорна его воле и больше не вызывала страха. Борис был счастлив: теперь эта женщина принадлежала ему безраздельно и навсегда!       Он так увлёкся, что едва не забыл о главном. Хорошо, вспомнил вовремя! Мужчина вынул из несессера маленькие ножницы и аккуратно срезал тёмно-фиолетовый локон. Локон был немедленно убран в бумажный конверт, конверт аккуратно подписан и спрятан в ящик стола.       Борюсик аккуратно завернул тело в полиэтилен, перевязал получившийся свёрток малиновыми и золотыми лентами, как перевязывают подарок, украсил его огромным бантом в тех же тонах. Сегодня утром в супермаркете Кристина выбрала ленты сама, только не знала, зачем. Безусловно, у этой женщины был вкус. У Бориса тоже. Он смотрел на творение рук своих, и задыхался от восторга: какая красота!       Часы показывали пятнадцать минут двенадцатого. Пора.       Борис перенёс драгоценный свёрток в тележку, промокнул платочком вспотевший лоб, вернулся на кухню, чтобы в маленькой кастрюльке поставить на плиту молоко. Он успеет, точно успеет. Он же не станет копать могилу! Зачем?       На соседнем заброшенном участке у Борюсика имелся собственный Склеп. Там в начале девяностых один крутой бизнесмен взялся строить коттедж, но так и не закончил, погиб в бандитской разборке.       Зная о печальной судьбе первого владельца, никто не хотел становиться новым хозяином злосчастного участка и, тем более, ставить на этом месте новый дом. Это не помешало местному населению потихонечку растащить по кирпичику недостроенные стены.       Но мало кому было известно, что планом строительства коттеджа были предусмотрены просторные подвальные помещения. О том, что часть этих помещений существовала не только на бумаге, знали единицы. Как туда попасть, знал только Борис…       Сегодняшний свёрток был седьмым, но места в Склепе хватило бы на все двенадцать, Борис считал это число знаком судьбы. Он во что бы то ни стало намеревался заполнить Склеп полностью. Было бы неплохо, если бы двенадцатым экспонатом стало тело матушки: не в землю же её хоронить, когда время придёт, честное слово!       Но строить планы относительно Склепа он станет потом. Сейчас некогда. Сейчас у него молоко на плите.       На обратном пути он испытал несколько крайне неприятных мгновений: неожиданный вой полицейской сирены заставил замереть, присесть, прячась за мокрыми от вечернего дождя кустами смородины. Ох, нет, проехали мимо! И то верно, откуда им знать?..       Борюсик всё успел: он принял душ, выпил стакан тёплого молока с мёдом, ответил на два звонка матери, и ровно в полночь лёг спать.

***

      Вера Петровна прибыла на дачу к полудню следующего дня, и не одна. Приехавшая с ней гостья была молода и очень хороша собой: невысокая, ладная, с немного резковатыми чертами лица, она красила волосы краской цвета «баклажан» и подводила веки зелёным карандашом.       Увидев предполагаемую невесту, Борис Сергеевич Южанин учтиво опустил глаза и загадочно улыбнулся.