Отпусти

      Осень уже вступила в свои права, окрасив успевшую стать привычной зеленую листву в оттенки желтого, красного и оранжевого. Лист оторвался от ветви и неспеша, кружась под дуновением осеннего прохладного ветерка, полетел на землю, где зеленая трава уже примялась и потеряла свои сочные краски, начав сливаться с землей.       Темно-серые тучи одна за другой стягивались над головой волка, омрачая яркие краски. Волк поднял взгляд на солнце, лучи которого затерялись среди наполненных дождевыми каплями туч. Серо-зеленые глаза блеснули на солнце, прежде чем тяжелые тучи полностью поглотили дающий тепло диск.       Первая капля холодной воды сорвалась с почерневшего неба, предвещая непогоду. Волк мотнул головой, стряхивая с влажного черного носа воду, оставшуюся после удара капли. Вслед за первой, упала вторая, третья и так до бесконечности много. Одни капли были маленькими, другие чуть побольше, едва ощутимыми, а третьи тяжелыми. Вода струилась по серой шерсти, впитываясь в волчьи волоски, делая подшерсток влажным. Однако, хищник не спешил уходить, искать укрытие, продолжая стоять под усиливающимся напором холодной воды. Словно ожидая, что дождевые капли смоют с него нечто неприятное, грязное.       Вместе с прозрачными дождевыми каплями, с острых клыков струйками стекала алая кровь, падая не менее тяжело на траву и перепачканные грязью лапы. Когти погрузились в рыхлую почву, перемешавшуюся с водой, мерзко прилипающую к шерсти и лапам.

      «Отпущу, чтоб ты больше не плакала…»

      Волк зажмурился от пронесшихся в голове воспоминаний. Он пригнул голову, а после подняв морду к небу, издал протяжный вой, разнесшийся эхом по лесу. В ответ ветер шумел в кронах деревьев, разнося шум дождя по округе. В дали молния расчертила небо, а спустя мгновение, по тучам прокатился первый громовой раскат.       Лес вновь потемнел, а свет от очередного разряда, осветил человека, стоявшего на месте волка. По светлым прядям стекала вода, совсем как по шерсти. Макс втянул носом воздух, различив запах леса, дождя и тот, совсем родной, но в тоже время бесконечно чужой. Ему бы не хотелось его чувствовать, но он сам как будто пропитался насквозь этими ароматами. Этот запах не перебивался ни волчьим, ни каким-либо другим.       Оборотень обернулся, словно почувствовав на себе чей-то не менее тяжелый, чем нависшие над головой тучи, взгляд. Возле дерева стояла та, кого он хотел видеть больше всего на свете, но гнал от себя это желание, зная, что будет только больнее. На секунду, Максу показалось, что он различил звук разрывающихся ран, которые так долго пытался залатать всеми доступными ему способами.       Очередной раскат грома заглушил сердце, отбивавшее только ему известный такт в ушах замеревшего на месте Макса. Фолл будто бы боялся двинуться, чтобы не спугнуть ту, что стоит напротив. По ее лицу стекали капли дождя. Или это были слезы? Макс не знал. Но попробовать к ней подойти для него было равносильно самоубийству. Либо она сбежит, либо оттолкнет снова. И что из этого ранит больнее?       Она стояла, держась за ствол дерева, словно предотвращая падение. Одежда промокла насквозь. Но Фоллу ли думать об одежде? По его обнаженному торсу вода стекала еще быстрее. Он тоже с удовольствием вцепился бы в какое-нибудь чертово дерево, чтобы устоять на ногах, мышцы которых пылали огнем после долгого бега по лесу.       Макс хотел, но не смел двинуться в сторону девушки. Она осторожно заправила прядь насквозь промокших волос за ухо. Таким привычным его глазу движением. Что заставило ее сюда прийти? Что заставляет стоять неподвижно? Фолл сделал первый шаг в ее сторону, внимательно наблюдая за ее реакцией. Девушка дернулась, но сбегать не торопилась.       Шаг за шагом, Макс приблизился к ней. Дотронуться? Нет, вдруг он сошел с ума и это лишь галлюцинация? А так, он может убеждать себя в своей адекватности. Она смотрела на него снизу вверх, ожидая его дальнейших действий. Макс смотрел, как она обкусывает губы. Те губы, которые он так хотел поцеловать…       Оборотень осторожно, словно боясь убедиться в своем помешательстве, коснулся ладонью щеки девушки. Он мог бы вздохнуть с облегчением, ведь это вправду была она. В его больших ладонях ее лицо казалось совсем крошечным. Девушка замерла, казалось, даже перестала дышать, во все глаза смотря на Макса.       Он наклонился к ней ближе, с прядей, что были возле лица, упало несколько капель, а может, это были капли с дерева, кто знает? И покатилось по ее лицу. Макс закрыл глаза, накрывая ее губы своими. Девушка в его руках вздрогнула и вновь замерла, но Фолл уже не собирался отступать.              Настойчивый поцелуй продолжился. Макс что-то промычал, почувствовав, как ее ладони скользнули по его рукам, а после по спине. Он почувствовал, как ее ладони уперлись ему в грудь и девушка попыталась отстраниться. Фолл разорвал поцелуй, как бы ему не хотелось продолжать.       Она опустила взгляд, избегая встречи с его серо-зелеными глазами. Девушка достала из кармана серебряный кулон на цепочке и также, не глядя на него, протянула ему. Макс раскрыл ладонь, но украшение полетело мимо, упав в ноги оборотню и погрузившись в вязкую грязь, в которой тонули босые ноги Макса. Девушка сделала шаг назад. Так и не посмотрев на Фолла, она одними губами прошептала: «Прости», и скрылась среди деревьев.       Фолл почувствовал, как волчье сердце вновь заныло, напомнив, что оно выбирает лишь один раз и, к сожалению, выбор был неверный. Серебряная цепочка так и продолжала лежать в грязи. Душу оборотня сковывал мороз. Быть может, он просто замерз? Нет, это был не тот холод, который чувствуют люди, когда долго находятся на морозе. Этот холод был совсем иной. Он пронизывал лишь душу, но не трогал плоть. От него было не спрятаться. И согреться тоже не получится.       Увы, волчье сердце выбирает лишь раз. И этот выбор оказался ошибочным. Душа оборотня с треском погружалась в ледяные оковы подступающей зимы, сдавливающей в тиски некогда горячее сердце. И теперь ему больше нечем любить.       Макс поднял с земли кулон. Крепко сжав его в кулаке, он пошел к пруду. Замахнувшись, Фолл забросил украшение подальше от берега. Возможно, когда-нибудь его найдет какой-нибудь мальчишка, ныряющий с маской. Но это будет потом… Когда-нибудь… Если будет.       Кулон пошел ко дну, унося с собой последнюю связывающую с той, что была так дорога, нить. Но боль не прошла. Да и пройдет ли? Или эта зима навсегда сковала молодого волка?