Пять раз, когда Артур и рыцари ломали Мерлина и один раз, когда он позволил им починить себя

      Пришло время. Я так долго ждал. Отпусти меня.

Он понял, что уже бывал здесь раньше. Попытался проснуться, но оказался в ловушке. Беспомощный.

      Будь счастлив. Я люблю тебя. Всегда.       Нет. нет. нетнетнетнетнетнетнетнет... пожалуйста... Не снова.....       Он был на непроходимой развилке — пропасти — и любая дорога вела к смерти. Атака прошла за считанные секунды. Но выбор был сделан — судьба определена. Решена. И ничего теперь нельзя изменить.       Радостные возгласы его друзей не сумели залечить разрывающееся сердце. Они окружали его, но он был один. Всегда. Навсегда. Один.       Мерлин резко проснулся, слезы текли по его щекам, грудь сжималась, а холодный воздух жег легкие.

***

      (Ранее тем же днем)       По лицу Артура Ланселот понял, что юный монарх надеялся никогда больше не встречать Бастет. Однако король лишь нахмурился и выпрямился. За время своего недолгого правления он очень быстро усвоил, что правители редко получают желаемое. Особенно короли.       — Ты уверен? — Спросил Артур смирившимся голосом. Он уже знал, что Леон не пришел бы к нему, не будь это правдой.       Леон, сидевший рядом с Ланселотом, кивнул. Одинаково серьезные выражения отразились на лицах всех рыцарей. Даже Гвейн выпрямился в своем кресле, убрал ноги со стола и внимательно посмотрел на Леона.       — Да. Следы такие же, как когда последний зверь вошел в Камелот. Только, возможно, большего размера.       Артур быстро кивнул, его глаза прояснились – тренировка стерла из его мыслей все, кроме насущной проблемы.       — Хорошо. Не важно, насколько он велик, пока его сердце остается незащищенным, — мрачно произнес Артур, после чего повернулся к темнокожему рыцарю слева.       — Элиан, мне нужно, чтобы ты отправил семьям соболезнования короны и деньги, необходимые для похорон и расходов на месяц проживания.       Тот кивнул и его решительный взгляд смягчился состраданием, что только подтвердило предположение Ланселота – Артур всегда выбирал лучшего для работы человека.       — Леон, собери рыцарей и свободную охрану. Мне нужно, чтобы все были под рукой. После, выставь часовых по периметру Камелота.       Ланселот, приготовившись, выпрямился в своем кресле.       — Этот зверь больше не причинит вреда моему народу. Персиваль, я хочу, чтобы ты был с ними.       Великан и главный рыцарь стоически кивнули.       — Конечно, сир, — пообещал Леон.       Немногословный Персиваль снова кивнул.       — Гвейн, Ланселот...       Оба выжидающе выпрямились. Гвейн сжал челюсти, а его рука уже потянулась к мечу. Ланселот кивнул, подавляя свое смирение и полностью сосредоточившись на своем короле.       — Вы двое со мной.       Они кивнули в унисон. Гордость согрела сердце Ланселота. Артуру потребовалось так много времени, чтобы научиться доверять кому-либо, кроме Мерлина, после предательства его сестры, поэтому быть доверенным охранять спину короля было честью, которую заработать очень сложно.       — Мерлин, сделай все необходимое и приготовься... — но Артур остановился, услышав, как в это же время заговорила его жена. Ее голос был мягким и обеспокоенным:       — Мерлин, ты в порядке?       Ланселот оторвал свое внимание от Артура, переключившись на юношу, стоявшего позади него, почувствовав шорох в комнате, когда другой сделал то же самое.       Мерлин стоял позади Артура, бледный как труп, дрожащий как осиновый лист и сжимающий серебряный кувшин с водой, будто это могло спасти его от верной смерти. Его лазурные глаза выпучились, дикие, и то же время странно потерянные.       — Приятель, ты в порядке? — Спросил Гвейн. Его нежный голос разнесся по притихшей комнате.       Мерлин не ответил. Не двинулся. Не моргнул.       Волнение скрутило живот Ланселота, отчего его слегка затошнило. Что-то было не так. Мерлин... Ланселот нахмурился.       Все — то, как слуга дрожал, слезы в его одичавших глазах, невидяще смотревших сквозь комнату, тихие отчаянные всхлипы при каждом его вдохе, — вопило что-то не так. Что-то неопределимое, что-то, что он чуял сердцем, что он должен знать. Но он не знал.       Знакомая ситуация поразила его, и Ланселот посмотрел на Мерлина по новому, сравнивая с той ночью много недель назад.       Он спал?       Неужели он каким-то образом задремал? Он жил ночью? Его разум хотел в это поверить. Вот и все. Все было в порядке. Его бедный друг просто спал.       Но что-то в душе отвергало эту идею. Да, ситуации похоже, но Мерлин вел себя иначе. Когда он спал, у него всегда было что-то, что он пытался сделать, какая-то цель. Сейчас же у Мерлина не было цели. Нет, понял Ланселот, снова осмотрев Мерлина, потерянное выражение мальчика проступило на нем, как кровь на снегу.       Словно кто-то его забрал.       Ланселот оглянулся на рыцарей, будто они могли заметить, что он упустил, но судя по их лицам они тоже ничего не понимали.       — Мерлин... — начал Артур.       Взгляд Ланселота вернулся к королеве, продолжавшей смотреть на Артура. Ее брови над смущенными, затуманенными глазами озабоченно изогнулись. Тем не менее королева поднялась со своего места. Пурпурные юбки зашуршали, когда она бросилась к Мерлину.       — Мерлин, — мягко и низко позвала она, однако беспокойство в ее голосе было очевидно.       — Ты в порядке? — мягко, осторожно, ее руки потянулись к нему. Одной рукой Гвен поддержала кувшин, а другую осторожно положила ему на плечо.       Мерлин дернулся, отшатнулся, сжал кувшин еще крепче. Содержимое кувшина вылилось на него и его глаза широко распахнулись, сделав его похожим на испуганную лань, обезумевшую от... чего-то!       Ланселот мысленно зарычал от своей неспособности понять, что же это было. Казалось, будто он собирал головоломку, зная лишь то, как должна выглядеть картинка, но одного последнего фрагмента не хватало. Как ему помочь Мерлину, если он даже не знал с чем?!       Успокаивающий тон Гвен вернул его в настоящее.       — Прости! Я не хотела пугать тебя, — тихо пробормотала она, отступая назад и поднимая руки в знак капитуляции. Сочетание искреннего беспокойства и любви на ее лице казалось материнским.       Мерлин прятался от движения, казалось, замыкаясь в себе, какая бы ужасная эмоция ни была заперта в его глазах, он старался от нее скрыться. Гвен поспешно опустила руки, отступая назад, будто дистанция могла его успокоить.       — Я просто пыталась проверить, все ли с тобой в порядке.       Мерлин нахмурился на мгновение, его дыхание все так же оставалось прерывистым. Затем, мгновение спустя, его глаза расширились от узнавания. Через мгновение его черты изменились, как одеяло, которое было залатано слишком много раз. Сломанный. Истонченный. Его губы искривились в улыбке, но это был призрак, преследуемый неопределимым чем-то в его глазах.       — Нет, нет — все в порядке, извини, я не... — сдавленно начал Мерлин, не глядя на Гвен. Он уставился на дверь, его дыхание было рваным, а мысли где-то далеко.       Беспокойство скрутило, грызло Ланселота изнутри. Сердце вопило против слов слуги. Это было неправильно. Что-то было не так!       — Мерлин... — начал Ланселот, его голос звенел эхом в комнате. Артур отодвинул стул и встал — отчаяние горело в его глазах. Ланселот чувствовал, как внутри него зарождается то же отчаяние. Он хотел броситься к бедняге и взять его под свой контроль — ухватиться за ситуацию, найти, что было не так, и помочь все исправить.       Глаза Мерлина метнулись к королю, когда он пошевелился, озарившись узнаванием. Они мерцали чем-то темным, но прежде чем Ланселот смог определить чем, оно исчезло.       — Мерлин, мы лишь хотим... — начал Артур еще раз, но Мерлин оторвал взгляд от Артура. Его глаза мелькали повсюду, кроме Артура.       — Прости, Гвен, я не имел в виду, я просто… Я пойду — лошади... — Как пьяный, Мерлин развернулся и заковылял к двери.       — Мерлин, подожди... — Артур направился к двери, но слуга уже ушел.       — Девичьи ноги! — взорвался Артур.

***

      Когда четверть часа спустя Ланселот, Гвейн и Артур вошли во двор и не обнаружили лошадей, только Мерлина, который, казалось, присутствовал и осознавал, хотя и несколько отвлекся, они не сказали ни слова. Они просто подготовили своих лошадей рядом с ним, не обращая внимания на его извинения, а Ланселот небрежно осмотрел седло Мерлина на предмет слабых мест, прежде чем вскочить в свое собственное. Они отправились в путь, подковы звенели по булыжникам, пока не миновали ворота Камелота. Затем Мерлин легонько пнул свою лошадь, отстранившись от Артура и взяв на себя инициативу. Трое рыцарей нахмурились, беспокойство свернулось внутри Ланселота. Он собирался погнаться за Мерлином, но Гвейн его опередил.       Через мгновение, все еще не сводя глаз с Гвейна и Мерлина впереди, Ланселот вернулся на покинутое Мерлином место. Готовый к волнительному разговору, который, очевидно, приближался.       Впереди Гвейн наклонился к Мерлину, пытаясь вовлечь его в разговор. Его поза была беззаботной, но Ланселот мог отчетливо видеть облако беспокойства в его глазах. Артур оторвал от них взгляд, повернувшись к Ланселоту, который тоже сосредоточился над предстоящим разговором. Пытаясь успокоить тревогу, гудящую вокруг. Мерлину тревога не поможет.       — Ланселот, прошлой ночью происходило что-нибудь странное? Кто был на страже? — Голос Артура был тонко замаскированным отчаянием, явно надеясь, что у Ланселота будет какой-то ответ, который внезапно прояснит все и осветит то, что было нужно Мерлину. Но Ланселот отрицательно покачал головой, ощущая то же горькое разочарование, что отразилось в глазах короля.       — Элиан, но когда он инструктировал меня сегодня вечером, он сказал, что это была мирная ночь. Все, что он хотел сделать, это посмотреть на звезды, и Элиан вернул его в постель менее чем за четверть часа.       Артур нахмурился, глядя на Мерлина. Ланселот последовал его примеру и почувствовал, как нахмурились его губы, а также он увидел, как голова брюнета повернулась, его глаза были напряжены и блуждали, лицо сморщено, когда он попытался подавить то, ради разгадки которой Ланселот свернул бы горы.       Сердце Ланселота горело в клетке. Все его инстинкты кричали, что с его другом что-то не так, но он, кладя руку на сердце, не понимал, что именно! Почему Мерлин был такой проклятой загадкой?! И почему он хотел все скрыть? Он всегда мог сказать, когда что-то было не так с одним из его товарищей, они всегда начинали издеваться над учебными чучелами и сердито смотреть на мир — но Мерлин ничего не делал! Он продолжал улыбаться своей заботливой улыбкой и спотыкаться о ноги — полностью идентично тому, как он вел себя, когда был счастлив! Пока не случилось что-то подобное, и он сломался, и они не знали, как это исправить, потому что он не сказал им, что было не так и когда это началось! Ланселот безнадежно смотрел вперед, пока не услышал рычание Артура рядом с собой.       — Глупый улыбающийся слуга.       Ланселот оторвался от Мерлина и посмотрел на своего короля, который сердито смотрел прямо перед собой, возможно, на своего слугу, но его глаза были настолько потерянными, что Ланселот не мог сказать точно.       Ланселот услышал разочарование за сказанными словами.       Если они не понимали — как они могли помочь?       Беспокойся позже — возьми себя в руки и используй свой мозг! Прошлой ночью он был в порядке, поэтому то, что пошло не так, произошло сегодня.       — Когда ты заметил, что с ним что-то не так? — спросил Ланселот, Артур повернулся к нему, затуманенное замешательство в его глазах исчезло. Фокусная точка, к которой он мог бы приблизиться и заблокировать все остальное. Он ответил без колебаний.       — Во время доклада Леона.       Ну, это, по крайней мере, означало, что Ланселот не забывал о боли Мерлина. Но образ необъяснимой, неопределимой эмоции его друга всплыл в его голове, и он вздрогнул. Этого было недостаточно.       — Я тоже. До или после Гвен?       Артур нахмурился, будучи менее готовым к этому вопросу.       — В то же время, я полагаю. Я только заметил, что что-то не так, когда она сказала...       — Мерлин? Мерлин! — закричал Гвейн. Сердце Ланселота остановилось. Они с Артуром обернулись и увидели, как Гвейн оглядывается во всех направлениях с дикой паникой в глазах, отчаянно ища. Лошадь рядом с ним была пуста, за исключением слабого золотого тумана.       О, Магия.       Почему он не подумал об этом раньше?!

***

      — Это не моя вина!       — Правда?! Чем ты это объяснишь? Он просто ушел, и ты ничего не заметил?!       Магия. Что-то не так с его магией.       — Да! В одну минуту он был здесь, а в следующую — исчез!       — Колдовство произошло прямо перед твоим носом! Ты должен был что-то заметить!       И вот почему он боится Артура, потому что он не может контролировать это.       — Не было ничего, что можно было заметить! Думаешь, я не обращал внимания на своего лучшего друга после всего, что произошло сегодня?!       — Ты не заметил, что с ним что-то не так раньше!       И теперь он не может защитить себя от Бастет — вот и все!       — И ты тоже!       — Ты хочешь сказать, что я не обращаю внимания на собственного слугу...       Конечно! Это вина Бастет! Мы победим ее, мы спасем Мерлина.       — Ты... — снова начал Гвейн. Голос звенел, громкость охватила весь лес, заставив птиц закричать и захлопать крыльями.       — Гвейн! Как я могу услышать Бастет или Мерлина, если ты так орешь?!       — Он думает, что я не обращал внимания...       — И если ты не заткнешься сейчас, Хунит может стать следующей, кто получит соболезнования короны! — закричал Ланселот, наконец, отпустив тугой клубок беспокойства, который он сдерживал. Эффект на других был немедленным. Гвейн выглядел так, словно получил пощечину, гнев, пылающий в его глазах, превратился в жгучее чувство вины. Артур отшатнулся, белый, как призрак, его рот открылся в ужасе, глаза сверкали от горя.       Узел развязался внутри него, Ланселот тихо зарычал себе под нос, крадя два быстрых вдоха из холодного воздуха вокруг. Спокойствие. Ему нужно быть спокойным. Ему нужно быть спокойным, и в данный момент ему нужна его голова.       Потому что Мерлин был там. Один, напуганный, с диким монстром, который ранил его магию.       Мерлин нуждался в нем.       Вдох. Выдох. Только спокойствие. Дикий пульс немного успокоился. Вдох. Выдох.       — Артур, я так ... — начал Гвейн, пристыженно поворачиваясь к королю, но тот горячо замотал головой.       — Забыто. И это я должен извиняться перед тобой, сэр Гвейн. Я знаю, ты сделал все возможное...       — Прошу! — Крик пронесся сквозь деревья, врезался в них и запульсировал в их головах. Пронзил их сердца, их души.       Крик резко оборвался. Пауза. Мгновение. Затаив дыхание, пока они ждали. Ничего.       — Мерлин!       Бросились вперед вслепую, преследуя крик своего брата, обнажая мечи, молясь с разрывающими сердцами.       Ланселот рванул вперед, резко остановившись, когда пересек поляну. Красный столкнулся с черным в небе, контрастируя со сценой перед ним.       Мерлин стоял, бледный и освещенный в угасающем свете, меч в его руках, острие вонзилось в грудь черной кошки с крыльями. Глаза Мерлина были прикованы к зверю, его грудь вздымалась, тело дрожало, глаза переполнялись слезами, горящими от чего-то — страха, теперь Ланселот знал.       Затем, как будто это он был пронзен, Мерлин издал животный, мучительный всхлип. Он выдернул меч обратно, серебро и кровь сверкнули в воздухе, когда он яростно отбросил его от себя, все еще дрожа — едва держась на ногах. На мгновение кошка стояла, а затем просто упала на лесную подстилку.       Мерлин на мгновение остановился над ней. Дрожа, как лист, ужас горел в его глазах за армиями слез, бегущих по его щекам. Глядя на нее.       Затем он рухнул.       Рухнул на землю, свернувшись калачиком, прижимая руки ко рту, как будто это могло блокировать рыдания, сотрясающие его, ужасный, нечеловеческий крик вырвался из него.       Ланселот застыл на месте, запертый какой-то невидимой силой. Без возможности оторваться. Его кровь заледенела, сердце замерло, дыхание перехватило.       Момент закончился.       — Мерлин... — выдохнул он, бросая меч за спину и бегом пересек поляну, падая рядом с другом.       — Мерлин ... — он потянулся к юноши, и Мерлин рухнул на него, всхлипывая душераздирающими рыданиями.       — ...Прости… Так жаль… Прости... — шептал Мерлин. Безутешный.       Ланселот понял. Бедный, невинный Мерлин, который ненавидел убивать животных, был вынужден убить одного из них ради своего народа, магии и безопасности. Теперь страх переполнял его.       Ланселот держал его, обнимал, защищал. Мерлин плакал.       И плакал.       И через час с лишним плакал, пока не заснул.       Гвейн и Артур собрали припасы, заточили мечи, подготовили лошадей, и три рыцаря отвезли своего друга домой.

***

(Сейчас)       Пришло время. Я так долго ждал. Отпусти меня.

Он понял, что бывал здесь раньше. Пытался проснуться, но был пойман в ловушку. Беспомощный.

      Будь счастлив. Я люблю тебя. Всегда.       Нет. нет. нетнетнетнетнетнетнетнет... пожалуйста... Не снова.....       Он был на непроходимой развилке — пропасти — и в любая дорога вела к смерти.       Атака прошла за считанные секунды.       Но выбор был сделан — судьба определена. Решена. И ничего теперь нельзя изменить.       Радостные возгласы его друзей не сумели залечить разрывающееся сердце. Они окружали его, но он был один. Всегда. Навсегда. Один.       Мерлин резко проснулся, слезы текли по его щекам, грудь сжималась, а холодный воздух жег легкие.       В отчаянии он роется под подушкой, хватает дневник, а другой рукой выхватывает чернила и перо. Отчаянно — из-за слез он ничего не видит, руки дрожат так сильно, что он расплескал чернила — он нападает на первую страницу, которую видит.       Фрейя,       Мне жаль. Мне так жаль. Я так старался, но потерпел неудачу. Я монстр, и мне так жаль. Я говорю, что люблю тебя, а затем иду и убиваю кого-то из твоего рода. Я не лучше Артура — нет. Я хуже. Бесконечно хуже. Я знал, что делаю, и все равно это сделал, и мне очень жаль. Рыцари говорят, что я храбрый, они сказали, что это нормально бояться, что то, что я сделал потрясающе. Я хотел бы выжечь их слова из своего разума. Они думают, что я боюсь. Все, что я мог видеть, когда я ударил ее, были твои прекрасные глаза, смотрящие на меня. Так страшно... Мне так жаль. Мне нет прощения.       Она не была похожа на тебя — я проник в ее мысли, чтобы попытаться урезонить, но не смог — она пыталась убить Артура, и я не мог... Мне так жаль. Так много невинных — все для одного человека. Моя судьба — защищать Артура. Я никогда не думал, что потеряю себя. Мне так жаль, любовь моя.       Мне жаль, что я не мог найти другого способа.       Мне жаль, что я убил ее.       Мне жаль, что я позволил ему убить тебя.       И что ранит, что обжигает гораздо сильнее, чем чувство вины, кровоточит глубже, чем горе, — что очень больно, так это знать, что ты прощаешь меня. Ты не видишь, что есть что-то еще. Мои руки в ярко-красных пятнах, а ты видишь только снег. Ты будешь держать их. Ты скажешь, что я сделал то, что должен. Что это благородно. Что это правильно. Что ты гордишься.       И мне больно, что ты любишь монстра. Ты даже не видишь, кто я, ты так ослеплена.       Мне так жаль.       Мне так же жаль, что я люблю тебя.       Что это чудовище настолько сломлено, глупо и эгоистично, что я не могу не отстраниться.       Мне жаль, потому что, как бы моя душа ни кричала о мире, как бы ни рыдало мое сердце, истекая кровью, чтобы быть с тобой, я не могу уйти.       Как бы я ни хотел умереть, я должен остаться.       Мне жаль, потому что я выбираю свою судьбу, чтобы однажды никто больше не был убит в невежестве. Чтобы наши люди могли быть в безопасности.       То, что случилось с тобой, никогда не повторится, обещаю.       Я эгоистичный, ужасный монстр.       На моих руках так много крови.       Так много неправильных выборов.       Мне так жаль.       Я люблю тебя, и мне так же очень жаль за это.       Но я люблю. И всегда буду.       Всегда.