Второй шанс

В тот у ночь в совершенно разных частях города на свет появились два младенца. Девочка закричала сразу, едва ее взяли на руки, а вот мальчик не проронил ни звука. Стояла кромешная тьма, когда в старинном замке в одной из спален с протяжным стоном женщина родила своего сына. Наверное, принадлежи женщина простому классу, этого малыша невозможно было бы спасти, однако, мальчишке повезло, что он родился в окружении двух лучших врачей Нью-Йорка. Его удалось спасти. Хьюго Самуэль Честертон задышал лишь спустя несколько минут после того, как появился на свет, весь синий, он тихо запищал в руках доктора, повествуя о том, что выжил. У мальчишки был невероятно особенный цвет глаз, но доктор успокоил родителей, что это генетическая особенность, возможно из-за близкородственных отношений родителей Хьюго. Ведь почти вся аристократическая знать приходилась друг другу кем-то. Девочка же родилась в доме простых рабочих в присутствии повитухи и сестры из ближайшего храма. Маленькая златовласая красавица, тут же пронзившая мир своим настойчивым возмущенным криком. Роза Мария Кроссман, так назвали ее мама и папа, была первенцем в семье и ее молодые родители еще пока толком не понимали, что теперь их жизнь изменится навсегда, однако, они были безумно счастливы, что в семье родилась дочь. Обе семьи, хоть и отличались друг от друга по статусу и между их уровнем жизни была огромная пропасть, не отличались друг от друга лишь в одном, они безумно любили свое дитя, которое появилось на свет в эту ночь. И как бы ни была сложна судьба Розетты и Хроно, в новых жизнях эти двое были окружены счастьем. Отец Розы работал на заводе, принадлежащем семье Честертон, а мама торговала книгами в одной из самых красивых больших старинных книжных лавок Бруклина. Выйдя на работу через несколько дней после родов, Мэри Кроссман брала свою новорожденную малышку с собой, благо, Роза была спокойной и давала маме возможность отработать свою смену, прерываясь лишь на кормление. Сказать, что Мэри было сложно растить дочь — ничего не сказать, но малышка не знала горя, ведь даже походы с мамой на работу для нее были в радость. Едва только она подросла, днями напролет она читала книги в магазине, сначала листая картинки в книгах с цветастыми обложками, а затем, наблюдая за мамой, читающей ей красивые истории на ночь, она сама научилась читать и украдкой листала новые книги на полках магазина, рассказывающие о путешествиях и других странах. Девочка невероятно вдохновлялась корабельным приключениям и новым открытиям, но при этом ей безумно нравилось рассматривать книги для врачей в секторе медицины, особенно рассказывающие о каких-то необычных болезнях и нестандартных методах их лечения. Роза очень гордилась, что не побежала в слезах к маме, когда будучи шестилетним ребенком разбила коленку по дороге в булочную. Она сама смогла промыть ранку у ближайшей колонки с водой и остановить кровь, пусть даже это была всего лишь небольшая ссадина, для ребенка это было большим достижением и она ощущала себя очень взрослой в этот момент. Надувшись от гордости в тот день она поделилась этой информацией со всеми, начиная от милой пекарши, которая продавала вкуснейший хлеб, заканчивая малышами играющими в песочнице у дороги. В отличие от Розы, которая к шести годам уже спокойно могла оставаться дома, но предпочитала помогать маме в книжном (точнее читать дни на пролет), Хьюго никогда не оставляли без сопровождения, так вышло, что чета Честертон обзавелась первенцем в довольно преклонном по их меркам возрасте и мальчик был единственным сыном и наследником огромной компании занимающейся машиностроением. Мальчишка рос совсем не избалованный и очень воспитанный, он тоже любил читать и много времени проводил со своим учителем, который уже в раннем возрасте рассказывал ребенку о строении мира, истории и религии. Хьюго очень интересовала религия и со многими ее аспектами он по каким-то причинам был не согласен. Будучи шестилетним ребенком, он мог часами спорить и обсуждать со своим учителем эти вопросы, однако только он позволял мальчишке такие вольности. Мама с Папой были очень строги и пресекали подобные споры. При этом, он не чувствовал себя обделенным родительским вниманием. Он всегда знал, что они любят Хьюго больше всего на свете.

***

Азмария Хендрик не переставала верить, что найдет Розетту и Хроно, но, не представляла себе, как это может произойти, ведь даже если они и вернулись в этот мир, то вряд ли она когда-то об этом узнает. Ну, если, конечно они не подойдут к ней и не скажут: «Привет, мы перерожденные Хроно и Розетта!». Но, это звучало наиболее бредово из всех ее мыслей. Устало задвинув ящик стола, жалобно скрипнувший от простых манипуляций, она потерла переносицу и откинулась на твердую спинку кресла. Ее кабинет не претерпевал изменений с тех пор, как Сестра Кейт покинула свой пост, даже стационарный телефон, будучи уже очень старым, все еще служил настоятельнице верой и правдой. Немного поразмыслив, она подняла телефонную трубку и попросила телефониста соединить ее с Ремингтоном. После ухода из Магдаленского Ордена он основал свой небольшой приход в Сан-Франциско и присматривал за Иешуа, который так и не оправился от ношения рогов Хроно. Ментально он навсегда остался ребенком и его совершенно не смущало, что из зеркал на него смотрит уже возрастной мужчина. — Эван, доброй ночи, я не разбудила тебя? — Настоятельница вдруг поняла, что время на часах уже перевалило за полночь. — Азмария? Я не спал. Что-то случилось? — Прошелестела в ответ телефонная трубка. — Прости за поздний звонок, нет, не случилось. — Хендрик вдруг поняла всю глупость ситуации. — Тогда почему ты звонишь так поздно, раз ничего не случилось? Настоятельница вздохнула, расслабляя уставшую спину и позволяя себе немного ссутулиться. Рука, сжимавшая трубку дрогнула. — Я… Не мог бы ты встретиться со мной в ближайшее время? Как долго ты будешь добираться до Бруклина? Я хотела поговорить. Пожалуйста, возьми с собой рассказ Иешуа, который тот написал после смерти Розетты. Эта идея пришла в голову совершенно внезапно, ведь, если им суждено было переродиться и вдруг их память хранит в себе отголоски прошлой жизни, то история о том, что было, пусть даже написанная и проиллюстрированная так неумело, сможет спровоцировать их вспомнить хоть что-то. А может и нет. Может, они никогда не увидят этой истории, не будет же она насильно показывать ее всем. В храме такое продавать нельзя, это противоречит религиозным убеждениям, а вне храма Азмария даже не представляла, как действовать, чтобы книга смогла попасть в руки именно им. Да и даже если попадет, не факт, что они вспомнят. Тяжело вздохнув, она завершила разговор, попрощавшись с падшим ангелом, а потом, погасив свет в кабинете, отправилась в свою маленькую келью, которую не готова была променять ни на что другое. Не зажигая свет, настоятельница скинула с себя свое тяжелое монашеское облачение и, аккуратно повесив его в шкафу, рухнула на узкую кровать, пахнущую благовониями. — Я найду вас… Во что бы-то ни стало…

***

— Роза Мария Кроссманн! — Раздался в комнате сердитый возглас матери. — Ты опоздаешь на воскресную молитву! Поднимайся сейчас же! Опять читала допоздна?! В ответ из-под одеяла послышалось какое-то ворчание и потом сонный голос, подернутый легкой хрипотцой, заверил маму, что скоро она спустится вниз. В своей маленькой комнатке, расположенной на третьем этаже многоквартирного дома, Роза жила со своими братом и сестрой. Они были гораздо младше девочки и старшей приходилось выполнять роль старшей сестры, особенно когда отец работал сутками на пролет, а у мамы в книжном были дни учета и она оставалась там ночевать. Родители старались не перегружать старшую заботой о младших, но иногда просто не было выбора, работать приходилось много, чтобы прокормить такую ораву. Платить за две комнаты вместо одной было уже чрезмерно затратно, поэтому, приходилось работать вдвойне усиленно. Розе только вчера исполнилось двенадцать и она в тайне надеялась, что сегодня ей позволят не ходить в храм, как жаль, что именинные поблажки распространяются только на один день. Девочка сонно поднялась с кровати, потягиваясь и хватая со стула свой наряд, который приготовила с вечера. Она действительно засиделась за книгами, читая очередной приключенческий роман. Книга все никак не отпускала Розу, отчего пришлось изо всех сил стараться не сомкнуть глаз и дочитать до самого конца. Спать она легла почти на рассвете. — Я иду! — Громко бухая пятками по лестнице, заявила спускающаяся Роза. Внизу в общей столовой ее ожидали родители и брат с сестрой, уже готовые к походу в церковь. Недалеко от них в другой части длинного стола сидела еще одна семья. — Доброе утро, Роза. — Приветствовали ее родители. — Доброе утро, мама, папа, Чарли и Эмма! Доброе утро, мистер Робинсон и миссис Робинсон, доброе утро, малыш Барри! — Прощебетала Роза, вихрем влетая в общую столовую и плюхаясь на свое место. Эта длинная комната была особенно любима девочкой. Здесь она подолгу делала уроки, возвращаясь из школы-интерната лишь на выходные, вышивала, или читала, когда жила дома на каникулах, а еще она очень много играла здесь в самые разные игры в компании с местной детворой. Все, от мала до велика собирались здесь и вечерами читали истории, играли в шахматы, прятки, или устраивали театр теней. А еще здесь было очень просторно, чего нельзя было сказать о комнате Розы, Чарли и Эммы. Там едва помещалось две кровати — двухъярусная для брата с сестрой и односпальная для нее. — Ты чуть не опоздала! — Насупился Чарли. — Не опоздала же! — Рыкнула Роза в ответ и брат притих. Наспех выпив стакан теплого молока и зажевав свежеиспеченную булочку, Роза вскочила и, заявив, что будет ждать семью у дверей, бросилась на улицу. Ей всегда было сложно сидеть на одном месте (за исключением чтения книг и игры в шахматы), девочка всегда куда-то спешила. — Ауч! — Послышалось где-то в коридоре. В спешке она влетела в дверной косяк, что, собственно было довольно обычным для нее делом. — Я в порядке, если что!

***

— Мастер Хьюго, вы уже закончили завтрак? — Дворецкий прошагал по столовой, подходя к завтракавшему мальчику и, получив кивок, принял у того тарелки и помог отодвинуть тяжелый деревянный стул, сделанный еще когда дед Хьюго был ребенком. — Ваши родители ожидают вас в холле. Сегодня вы посетите церковь вместе с семьей Брайтонов и их сыновьями. — Хорошо, Мэтью, спасибо. Я сейчас спущусь, только переоденусь. Мальчик грациозно встал и размеренным шагом направился к лестнице, ведущей вверх в его любимую комнату. Она была большой, просторной и светлой. Круглые окна с трех сторон проливали свет на серые стены, на которых красовались картины, написанные его матерью. Аврора Честертон любила рисовать и даже отвела один из залов их поместья для картинной галереи. Там не было ничего кроме двух стеллажей с книгами, столика и софы, все остальное было увешано творениями Авроры и это было одно из любимейших мест уединения Хьюго. Оттуда он и попросил забрать четыре картины, написанные мамой. Его большая кровать с пологом тонула в пространстве комнаты, и даже рабочий стол, стеллаж с книгами в перемешку с коллекционными статуэтками и большая гардеробная не скрадывали пространства помещения. Мальчик считал себя довольно удачливым ребенком за то, что родился в этой семье. Особенно когда видел босоногую ребятню на улицах города, когда ехал с родителями по делам семьи. Сегодня они поедут в самый большой храм города, так как по обычаю его семьи, в первое воскресенье после каждого дня рождения нужно было исповедаться. Хьюго не особенно любил это, ему больше нравилось любоваться архитектурой храма, песнями и статуями. Но, он чтил обычаи семьи и всегда безоговорочно следовал этой не особо любимой традиции. Надев белоснежную рубашку, темные брюки и плащ, сшитый специально по заказу матери под винный цвет глаз Хьюго, мальчик проверил, аккуратно ли заплетены в косу его длинные смоляного цвета волосы, и, тихонько прикрыв за собой дверь, неторопливо вышел из комнаты, чтобы спуститься вниз. — Доброе утро, мама, отец. — Он кивнул семье. — Мама, ты выглядишь сегодня просто великолепно. — О, благодарю, Хьюго. — Мама расплылась в улыбке и грациозной поступью подошла к сыну, обнимая за плечи. — Этот плащ тебе очень идет. — Спасибо, мама. — Идем. — Отрезал отец и, развернувшись, направился к большим дверям дома, больше напоминавшего старинный замок.