Привет! Я твой Папа!

POV автор - Это было быстро и безболезненно. - Она будет жить? - Мы не знаем, такие травмы ни к чему хорошему не приводят. Она сейчас в искусственной коме, если бы не это, она бы сейчас мучилась. - Скажите честно, сколько ей осталось? - До двух недель. - Совсем мало. - Простите, – врач поклонися, посмотрел на этого мужчину вновь, ему было его жалко. Химчан повернул в сторону больничной палаты и еле сдерживая эмоции вошел туда. Он лежала неподвижно. На лице не было эмоций. На голове перевязка, скрывающая длинный шрам от макушки до лба. Тело было накрыто одеялом, под ним же было множество бинтов, которые скрывали все царапины, порезы, шрамы и переломы. В этой аварии ей сильно досталось. Но она оставалась жива. Вокруг нее сидели самые близкие люди. Все, кого она так любила. Они с напряжением в лице ждали ответа врача. Звук больничных аппаратов нервировал их, злил, но они терпели. Енгук стирал слезы со своего лица, старался казаться мужчиной, каким хотел казаться на сцене. Они все хотели плакать и кричать. Как только вошел Химчан, все с надеждой взглянули на него. Он смотрел в пол, не хотел видеть свою девочку, уже ставшую как настоящая родная дочь, в этих бинтах. Парни поняли, что дело плохо, но никто не решался спросить, сколько ей осталось. - Сколько? – Джело боялся услышать ответ. Ему было не все равно, она стала ему сестрой, о которой хотелось заботиться, которую хотелось оберегать. - Две недели, - все были удивлены. Нет, все были ужасно шокированы этим известием. Женя сидела на подоконнике все той же палаты, она уже не слышала, о чем говорят парни, она тихо плакала, уткнувшись в свои ладони. Она не замечала времени. Даже когда парни ушли, они звали ее, чтобы довезти до отеля, но она решила остаться. Она сидела до утра, дальше просто уснула. Она спала до обеда, потом ушла до ближайшего кафе, надо же было то-то поесть. Так и провели они три дня, сменяя друг друга, чтобы отдохнуть. Они сидели, не отходя от кровати девушки. Когда настал четвертый день рядом с ней сидел Джело, он смотрел на нее и недоумевал, почему ему кажется, что она уходит с каждой секундой, что жизнь как по каплям утекает куда-то безвозвратно. Ему было больно, он хотел отдать свою жизнь. Приборы резко заверещали, и девушка через сиу открыла глаза, в них не было искры, которая была прежде, в них была боль, скорбь и сожаление. Джело выбежал в коридор и позвал врача, после сразу вернулся к девчонке. - Возьми лист и ручку, пиши, - она смотрела него, но он не понимал, чего она добивается. - Подожди, сейчас придут врачи и все будет хорошо. - Времени мало, прошу, Чжунхон, возьми лист и ручку. Он повиновался. Сел рядом и записывал каждое слово, которое она говорила. Из его глаз капали слезы прямо на лист, они затуманивали взгляд, но он писал. Врачи крутились вокруг, сверяя приборы и советуясь. Было шумно, очень шумно. Но макне писал, сосредоточившись только на ее словах. Как только приборы стали бить тревогу, сердце Чжунхона замерло. Он понимал это конец. Как только он поставил точку, он наклонился, чтобы последний раз обнять свою маленькую сестренку, поцеловать ее в щеку и сказать, как она дорога ему. В ответ он услышал: - Я люблю вас. После этих слов её сердце остановилось… Он закричал от той боли, которую принесли ему последние слова своей дорогой сестры. Он бился в истерике, сжимая тот клочек бумаги, который остался от нее. Это и было завещание. Хотя нет, это была предсмертная записка без каких-либо требований, просто прощание, те слова, которое она бы хотела сказать сама, но не могла. А макне слышал их. Слышал хрип в ее голосе, как она держалась из последних сил, чтобы донести это. В тот же вечер вся семья уже собралась около тела девушки. Они плакали, теперь уже никто не сдерживал эмоции. Джело достал помятый листок, показал его остальным, затем зачитал. «Привет, моя семья. Я знаю, я многого вам не сказала, за многое не извинилась. Не сказала, что люблю вас. А я хотела. Я видела вашу боль и печаль, вашу радость и счастье. Я рада, что все прошедшие дни вы были рядом. Боюсь, что каждому что-то передать не смогу, силы уже уходят от меня, но самое главное успею. Каждый из вас поддерживал меня, утешал, заботился. Я видела всю нежность в ваших глазах, с которой вы смотрели на меня. Я благодарна вам за это. Я всегда буду рядом с вами, как вы были со мной. Не отчаивайтесь и не унывайте, будьте счастливы, как была я. Я буду смотреть на вас оттуда, с другой стороны, буду вас оберегать. А вы пообещайте мне, что никогда не забудете меня, что будете улыбаться, вспоминая меня. Будете делать только то, что хотите. Заживете радостной жизнью. Будете так же веселиться, и дурачиться, говорить, как вы дороги друг другу. Главное, никогда не грустите. Это все о чем я вас прошу. С любовью, ваша Света.» Химчан опустился на колени, всхлипывая, он повторял: - Я буду помнить, всегда! С тех пор каждый концерт они посвящали той маленькой девочке, которая изменила их и их жизни. Той девочке, которая заставляла улыбаться. Той девочке, которая зажгла искру в их сердце. Они перечитывали письмо сотни или тысячи раз, они помнили ее взрослый взгляд, ее слова, жесты, снова просматривали сделанные фото. Но они не плакали, если бы она была рядом, ей бы было грустно видеть их. Они обещали, что памяти о ней конца не будет.