Похождения Селима, или Человек эпохи Возрождения

— Ой, сестрица, душечка, как же это всё интересно! — Что именно, Эл́е? Турецкий язык? — Сесилия старалась, видит Бог, старалась, чтобы в голосе её не было слышно и тени насмешки. Сёстры готовились к первому занятию с молодым и, как говорили, весьма галантным учителем-иностранцем. — Что ты! Как можно! Языком варваров знатным дамам владеть не подобает, и если бы не матушка, я бы никогда в жизни… Послушай, Сили, не слишком ли высоко ты уложила мне волосы? Сесилия тихонько вздохнула. Всё утро она потратила на эту жуткую причёску: взбивала Элене локоны, накручивала косы на мягкий валик, использовала около двух дюжин шпилек с огромными жемчужинами. — Я не знаю, дорогая. Ты ведь сама так хотела. Лицо Элены отражалось в мутном зеркале, обрамлённое тяжёлой резной рамой морёного дуба. Она капризно поджала пухлые губы и, размышляя, сощурила светлые глаза. Младшая сестра стояла у неё за спиной, излучая доброжелательность. — Знаешь, думаю было бы хорошо собрать волосы в свободный пучок, а затем, обвить его косой. — Но ведь это… — Сесилия едва не задохнулась: «Это как раз та причёска, которую я предложила в самом начале! Час назад!». — Что такое? Ой, какая ты неловкая! Сесилия резко выдернула из причёски две самые острые шпильки, слегка оцарапав Элену, и тут же уронила их на узорчатый восточный ковёр. Разумеется, совершенно случайно. — Пожалуйста, прости меня! — извиняясь, она нагнулась за шпильками, и, оказавшись надёжно укрытой за атласной спинкой сестриного кресла, позволила себе закатить глаза и беззвучно прошептать одно из тех заковыристых греческих ругательств, которыми сыпали торговцы в базарный день на площади Пароса. — А говорят, — мечтательно промурлыкала Элена, — Этот турок настоящий красавец. Воображаю… — Да разве может быть варвар красавцем? — никакой иронии в голосе. — Тут ты права, Сили. Как бы хорош он ни был, а мой Лео стократ лучше! «Жаль, такая отличная шутка пропала. Хотя я была бы весьма удивлена, если бы Эле заметила противоречие в своих словах. А уж если бы она посмеялась над собой, то в пору было бы бежать за святым отцом, чтоб тот изгнал из неё беса!».

* * *

Жуан тоскливо уставился в окно. Он видел стылый канал, потемневшие от сырости палаццо, которые походили на разодетых в пух и прах, но вымокших до нитки благородных старых клуш. Венеция зимой — полный мрак! Скуку не помогли развеять даже занятные витражи, изображавшие Райский сад. В центре стрельчатого окна возвышалось древо познания, вокруг которого увивался змий-искуситель, а под сенью дерева Адам и Ева, одетые по моде всего-навсего трёхсотлетней давности с грустью взирали на роковое яблоко. Довольно странный сюжет для библиотеки. «Занятно это, наверное, каждый раз приходя за книжкой, вспоминать, что первых-то людей знания до добра не довели. Зуб даю, отсюда ни одной книги так и не вынесли. Господи, ну до чего же маленькая комната!». В самом деле, под библиотеку синьор Баффо отвёл одну из самых маленьких угловых комнат первого этажа. Книжный шкаф в ней был всего один, пусть и довольно внушительный, но книги занимали в нём весьма небольшое пространство, перемежаясь с начищенными до блеска охотничьими ножами и украшенными драгоценными камнями длинными боевыми кинжалами; с бюстами и статуэтками в античном стиле. Особенно Жуану понравилась одна, изображающая юношу, согнувшегося в смешной позе и вытянувшего перед собой руки. Стены библиотеки были закрыты панелями красного дерева, на стене, противоположной книжному шкафу, висела устрашающего вида волчья голова, а на полу лежала шкура, вероятно, того же несчастного зверя. В центре комнаты стоял небольшой стол, оперевшись на который вещал Темо. Он здорово подготовился к первому своему занятию. Даже карту с собой притащил. Первым делом показал на карте границы Османской империи, а теперь рассказывал легенду об основании султанского рода. Девицы Баффо сидели против стола на одной из тех роскошных резных касса-панок, недавно вошедших в моду, которые Темо назвал презрительно жёсткими диванами. Старшая, Элена, всё никак не могла оторвать глаз от юного учителя, и на её щеках дрожала тень от беспрестанно хлопающих пышных ресниц. На лице её то и дело расцветала прелестная улыбка, и библиотека поминутно оглашалась громкими восторженными вздохами. Младшая же сестра, Сесилия, напротив, была очень серьёзна: всё время смотрела в пергамент с картой, разложенный на столе, лишь изредка переводя взгляд на собственные записи, и не произносила ни звука. Жуан отодвинулся от этих несчастных школяров как можно дальше, а бубнёж Темо всё равно слышал. Справедливости ради, он не бубнил, говорил вполне себе начальственным голосом («Откуда только это в нём берётся?!»). «Это всё, конечно, интересно — кто ж спорит — но слушать во второй раз! А всё Беатрис с её: «Официально представься Маурицио Баффо!» — знала бы она, что даже я считаю этот дом вульгарным, как бы запела?». — Боже мой, что вы говорите: дерево проросло прямо из груди человеческой! Как необычайно! Тот, кто это вам рассказал, верно, знатный сказочник, — вывел из задумчивости Жуана вкрадчивый голосок Элены. — Напротив, синьорина, тот, кто рассказал мне эту историю, один из наших… наставников, Рустем-ага, человек весьма серьёзный, — отвечал ей Темо. — А вы такой же серьёзный, милый синьор Росси? — Милая синьорина Баффо, обязанности свои я стараюсь исполнять наилучшим образом, но когда наступает час веселья, я отдаюсь ему всей душой. «Ух, как чертовка стреляет глазами, только поглядите! Впрочем, друг мой справляется неплохо: на все её вопросцы отвечает с этакими приятными ужимками. Эх, не зря учил его столько недель за девчонками в кабаках приударять!» — так думал не без гордости Жуан Микес, маэстро флирта, радуясь возможности принять у своего протеже экзамен по этой тонкой науке. Как вдруг дверь библиотеки распахнулась, и вошла, переваливаясь с ноги на ногу, старая экономка в дешёвом шерстяном платье и застиранном чепце: — Синьор Микес, хозяин освободился от дел и желает принять вас у себя в кабинете. — Вот же шельма! Стоит скуке покинуть эти стены — и я должен за ней следом идти! — прошептал себе под нос Жуан.