Один долгий взгляд, или о важности ржавой коробочки

Ждать, оказалось, самое сложное. Десять лет были долгими, но они были наполнены событиями, требовавшими огромной концентрации. И на это время он загонял мысли и ожидание в дальний угол. Десять лет казались бесконечными, каждый день был равноудален от конечной точки. Иногда казалось, что конца этим десяти годам не будет никогда. Последние две недели до назначенной даты он не находил себе места, стоило на минуту присесть, и он снова вскакивал, словно кто-то подгонял. И как на зло, все дела, касающиеся клана Ван были распределены по исполнителям, и напрямую У Се уже не задействовали. Всю дорогу до горы он гнал на предельной скорости, словно боялся опоздать. Кажется, последнюю ночь он так и не смог уснуть, курил сигарету за сигаретой… Хотя обычно выкуривал не больше нескольких сигарет в день, за одну ночь ушло две или три пачки. У Се нервничал. Толстяк тоже переживал, но переживал это с привычными шутками и бурным фонтаном эмоций. Он журил У Се за потрепанный и хмурый вид, строил планы, чем накормить их сяогэ и куда можно было бы отправиться вместе. Ему сильно не хватало сяогэ, не только как брата, но и как человека, который мог бы влиять на У Се. Связь же самого У Се с Чжан Цилином была почти мистической, прочнее стали и глубже, чем можно было бы понять, она вызывала страх и трепет одновременно. Впрочем, людей в их окружении, которые помнили Железный Треугольник и могли бы понять переживание обоих, осталось не много, потому, практически все окружающие просто боялись навлечь на себя непонятный гнев третьего молодого господина. Чуть начало светать, У Се засобирался к месту встречи, хотя до назначенного времени было ещё часов восемь. - Не могу я больше сидеть и ждать, - ответил У Се на выразительный, но невысказанный вопрос Толстяка.- Десять лет ждал. Толстяк ничего не ответил, только всплеснул руками, и поплелся заваривать чай в термосы, приговаривая, что не хотелось бы, чтобы сяогэ нашел лишь их замерзшие трупы в снегу. И, глядя на это, У Се вдруг остановился, так и не закрыв рюкзак. - Что? – Толстяк не на шутку испугался и даже заозирался вокруг. Такое поведение У Се всегда сулило неприятности. К моментальным трактовкам языка тела он был привычен, правда трактовал он его не всегда верно. - И ты ни разу не усомнился? – У Се выглядел деморализующе растерянным, чего с ним не бывало уже давно. - В чем? – отозвался Толстяк, всё ещё готовый к подвоху. - За эти десять лет ты ни разу не усомнился в моих словах? Ты проделал со мной весь этот путь… - У Се неопределенно махнул рукой. – Я имею ввиду, ты же столько раз был в смертельной опасности, только потому, что я сказал, что это нужно для сяогэ. И сегодня… У меня же тогда могли быть глюки. И ты даже не усомнился. После всего, что было, ты мне все ещё веришь? - Ну а кому, если не тебе?! – Толстяк все ещё ничего не понимал, но, кажется, наконец уловил один из аспектов особой тревоги У Се. – Слушай, у меня нет каких-то особенных мистических способностей, поэтому все, что у меня есть – твои слова. Если ты говоришь, что это нужно сделать для нашего сяогэ, я это сделаю. Если ты говоришь, что 17 августа наш сяогэ вернется – я готов прямо туда к вратам отправиться, только дай чаю покрепче заварю, да сухпайков побольше положу. - Спасибо… – в темноте горной ночи глаза У Се светились почти как раньше. – Погнали! У меня к нему уйма вопросов.

***

Дорога от ближайшего монастыря, в котором они остановились на ночь, до небольшого плато , скрытого среди скал, занимала не больше трех часов. Это место было чуть в стороне от основных пеших маршрутов, но У Се знал, что сколько бы воспоминаний ни осталось в голове Чжан Цилина, это место он мимо не пройдет. С каждым шагом казалось, что на плечи наваливался груз, а колени слабели - накатывали воспоминания о последнем восхождении на эту гору, ровно 10 лет назад, и обо всем, что за это время произошло. И при этом, с каждым шагом что-то словно толкало в спину и подгоняло вперед. Место, где они должны были встретиться - У Се бывал там всего раз, но был уверен, что найдет в любых погодных условиях, и при любом проценте видимости. Актиния, красные горные цветы, прямо посреди высокогорных снегов – это было как чудо, как что-то нереальное. Он помнил их запах… Это место было важным для саогэ, теперь это место и для самого У Се станет важным. Солнце только встало, до полудня еще уйма времени, но Толстяк не стал жаловаться, что им придется торчать здесь в снегах и мерзнуть. Это было проще, чем переживать, и смотреть на то, как У Се скуривает пачку за пачкой. В рюкзаке лежала старая, немного проржавевшая коробка с фотографиями и записями. Толстяк не сказал, что взял её. Просто так, на всякий случай. Потому что он тоже переживал. Он ещё много чего взял с собой, потому что не знал, что может понадобиться: куртку для сяогэ, запасные носки, энергетические батончики и флягу с алкоголем. У Се все время пребывал в слепом стремлении к самому моменту, Толстяк же думал чуть дальше, как окружить своих братьев теплом и заботой. - Как это будет? Может быть, стоило пойти прямо к вратам? А вдруг мы не увидим его, и он просто пройдет мимо? Почему он не хотел, чтобы мы поднимались в горы?! - Он не хотел, чтобы мы подвергали себя ненужной опасности. Ты же знаешь, как с ним спорить... Он сказал, что мы не пропустим. Это не единственный спуск с горы, но даже если… даже если его память снова пострадала, он не пройдет мимо этого места. «Через десять лет, если ты всё ещё будешь помнить меня, ты можешь прийти, чтобы сменить меня». Вахта закончилась, сяогэ. У Се до рези в глазах всматривался в горы. День сегодня был неспокойный: ветер порывами срывал снежные клубы, с некоторой периодичностью выглядывало солнце, заливая всё ослепительным, и немного мистическим светом. Стрелка часов неумолимо приблизилась к полудню и… замерла. У Се ждал этого десять лет, готовился, волновался. Но он не представлял себе, что будет, когда в назначенный день стрелка часов перевалит за 12. Он не понимал, чего боялся и на что надеялся. Словно просто его целью было, во что бы то ни стало оказаться в нужном месте, в нужное время. А что будет дальше – не важно, пусть даже в следующую секунду, его сердце остановится. Сильный порыв ветра ударил в лицо, снова поднимая с земли облако снега. А когда облако чуть рассеялось, из него вышла одинокая фигура, в до боли знакомой синей куртке с капюшоном. Так он и уходил, так он и выглядел ровно десять лет назад, прощаясь. Он остановился посередине поляны с цветами, бесстрастно глядя на присутствующих. На долю секунды показалось, что даже с каким-то презрением, словно удивляясь тому, что кто-то вторгся в это сакральное место. Любой бы на их месте провалился сквозь землю от страха. Любой, кто не знал, что Чжан Цилин бывает и страшнее. У Се сглотнул. Кажется, сердце пропустило пару ударов.. или вообще перестало биться, а в колени налили пару тонн свинца. Соберись, тряпка! Прямо как школьница перед первым поцелуем! - Иди, - Панцзы настойчиво толкнул в спину, и пришлось сделать усилие, чтобы выйти из ступора и сделать первый шаг навстречу. Момент истины, момент, которого он так ждал и так боялся. Это был долгий взгляд. У Се, оказалось, забыл, на сколько взгляды сяогэ были выразительными. Окружающие считали его бесстрастным, но только они с Толстяком научились читать всё то, что сяогэ хотел выразить. Очень долгий взгляд, в котором У Се различил смену эмоций от усталого равнодушия, через смутное узнавание и наконец к осознанному взгляду куда-то, уже не просто в глаза, а глубже. Ещё до того, как в лице Чжан Цилина что-то изменилось, а губ тронула улыбка, У Се просиял и, ускорив шаг, практически набросился на сяогэ. - Сяогэ… - шепот в самое ухо. – Я заждался. Сяогэ был теплым, живым, реальным. У У Се задрожали руки, и, чтобы скрыть это, он крепче обнял, сминая в кулаках куртку. Это, уже забытое ощущение, когда от близости такой силы, спотыкалось сердце, и заходилось галопом от лёгкой улыбки в уголках глаз. В этот момент, прошедшие 10 лет перестали иметь значение. Объятия для Чжан Цилина были чем-то незнакомым и непривычным. Чем-то, с чем его познакомили эти двое, и чем-то, что только им и позволялось. Сложно было снова это вспоминать, и вспоминать, что это было тепло. Немного заторможено он обнял в ответ. Он не понимал, почему эти объятия так знакомы, он не помнил, почему эти двое вызывают в нем отклик. Замер, вдруг подумав, что не знает, как обратиться, не уверен, что назовет правильное имя. И по какой-то причине для него это было важным. Но только одно имя крутилось в его голове, и оно не могло быть неправильным. - У Се, - голос такой глубокий и вязкий. – Я вернулся. - Сяогэ!!!!! Толстяк честно выдержал, казавшийся вечностью, ритуал встречи, пролетевший, как оказалось, за пару секунд и бросился, раскинув руки. Признаться честно, даже не ожидая столь искреннего объятия в ответ. - Панцзы. - Я уже начал отвыкать от того, насколько много ты можешь сказать, сказав всего одно слово. Толстяк смеялся, без умолку что-то говоря, хвастаясь, рассказывая и жалуясь. При этом ни на секунду не выпуская из объятий сяогэ. И Чжан Цилин улыбался. Защипало в глазах. У Се, как бы невзначай потер глаза, смахивая слезу из уголка – солнце слишком яркое и ветер слишком сильный. И вдруг Толстяк замолчал, что с ним бывало не часто. - Десять лет прошло. Надо же. А это все ещё мы. Железный Треугольник снова вместе. Треугольник. Плечо к плечу, голова к голове. Память Чжан Цилина представляла собой холодный кисель – так было всегда, после возвращения. Новый человек, новый мир, проплывающий мимо словно тень, не соприкасаясь – лишь сторонний наблюдатель. Иногда из этого киселя появлялись фрагменты воспоминаний. Даже не воспоминания – ощущение дэжавю. Но в этот раз все было по-другому. В этот раз, посреди киселя внезапно всплыл островок. Твердый, устойчивый, надежный. Он потерял почти все воспоминания, но вот этот треугольник… этот взгляд, эти голоса. Он их не забыл. В следующую секунду он потерял устойчивость, в глазах все стало слишком ярким и белым, и земля под ногами закружилась. Выпущенный из объятий, Чжан Цилин пошатнулся и упал на колено… Он думал, что упал, потому что земля ещё не перестала кружится, но он чувствовал, что его надежно поддерживают под руку. Еще одно странное, забытое чувство. Забытое, но бережно преподнесенное памятью. Опора, которой раньше никогда не было. Упал - встань, потерял – ищи, потерялся – выбирайся сам. Но сейчас его подхватили, поставили на ноги и продолжали держать, не давая упасть. - Сяогэ… сяогэ! – у У Се слишком испуганный вид, он пытается поймать взгляд и, закинув руку себе на шею, поддерживает за пояс. Он скучал по этому обеспокоенному взгляду, по адресной улыбке и содержательному молчанию. Он скучал по У Се. - Я в порядке. На его плечи вдруг легло что-то теплое – это Толстяк накинул на него, заботливо принесенную теплую куртку, и натянул ему на голову капюшон. - Береги глаза! Солнца не много сегодня, но слепоту заработать, как палец о палец ударить. Давайте сначала спустимся с гор, доберемся до монастыря и там продолжим. Он скучал по Панцзы. Оказалось, что скучал. Это, внезапно окутавшее тепло от куртки, пустило рябь по холодному киселю его воспоминаний. Окружающий мир всё ещё был для Чжан Цилина белым листом, как и он сам для себя. Но, похоже, у него всё-таки сохранилась связь с окружающим миром, а значит, его воспоминания не утеряны. Они бережно хранились в тепле наброшенной на плечи куртки и в небольшой ржавой коробочке, которую Толстяк прихватил с собой, даже не подозревая, а может и зная, какую ценность она представляет.