Perhaps this one night

      Илосович понятия не имел — как долго они с Ирацибетой бродили по Чужим Краям; здесь была очень жалкая, бесплодная, мрачная и голая местность. Должно быть, прошло не менее нескольких месяцев… Поиск пищи и воды был уже подвигом, а не рутиной, и, конечно, Стейн должен был охотиться и искать им пропитание. Ирацибета была совершенно бесполезна. В течение первых нескольких дней всё, что она делала — это клялась отомстить своей сестре и разглагольствовала о том, как Мирана заплатит за всё. И каждый человек в Мрамории тоже. И как Безумный Шляпник и Алиса в том числе. И так повторялось снова, снова и снова, Ирацибета говорила об этом постоянно.       Вооружённый только кинжалом Илосович в приступе слепой ярости попытался перерезать ей горло на третий день. Но к его шоку и ужасу рана закрылась почти сразу. И тогда ему пришлось слушать её похожий на крик гарпии пронзительный голос. Она кричала и возмущалась, она говорила, что он настолько ужасен и лжив, что попытался убить её второй раз. Но потом он понял, что ему, возможно, немного повезло, так как иначе у него было бы весьма неприятное бремя неизвестно сколько времени таскать её разлагающийся труп по Чужим Краям.       Тем же кинжалом он разломал цепи, которые их соединяли, только чтобы обнаружить, что он не может находиться от неё дальше, чем на расстоянии сорока футов. Таким образом, со временем они научились существовать вместе и жить вдвоём на скудных запасах грунтовых вод, съедобных растений и животных, на которых Илосович охотился и убивал их с помощью лука и стрел, которые он сделал сам.       Это была плохая и грустная жизнь, и они оба это знали. Но это был их единственный вариант существования. И они понятия не имели — как долго продлится эта пытка. Вероятно, годы, если тогда взгляд королевы Мираны мог о чём-то говорить. Возможно, всю оставшуюся жизнь они проведут так… Но Илосович не мог себе позволить зацикливаться на этой мысли. Он не мог представить этот ужас, если они приговорены к пожизненным скитаниям в Чужих Краях. И Стейн знал, что им нужно просто выживать, существовать в этом мире и надеяться, что когда-нибудь Мирана сжалится над ними. Но они были благодарны ей, что Белая Королева, по крайней мере, предоставила им начальные пайки, спальные мешки и кинжал каждому.       Когда наступит день конца этих пыток, он, Илосович Стейн, станет новым человеком. Он уже менялся, будучи свободным от тиранического правления Ирацибеты и её постоянной потребности в комплиментах, поцелуях и подхалимства в её сторону. Он учился больше думать о себе, а не о том, как правильно начать диалог с Ирацибетой и сохранить статус. Но на самом деле он до сих пор не смог вспомнить большую часть своей предыдущей жизни до встречи с Ирацибетой. Он знал — кто он, откуда пришёл, но его воспоминания о времени, когда он был другим Илосовичем Стейном были почти стёрты постоянным давлением, которое он терпел изо дня в день в течение многих лет подряд, находясь под властью Ирацибеты.       Когда он наконец будет освобождён от изгнания, он вернётся домой и… и что? Илосович вдруг понял, что не знает — что он будет делать. Он больше не был желанным гостем на своей родине, и все его близкие были мертвы или потеряны. Так же, как и он был мёртв и потерян внутри в том смысле, что он был далеко от любого обитаемого места. Когда он и Ирацибета наткнулись на лесистую местность, он решил, что сделает для них убежище. Желательно, с удобной кроватью и хорошей мебелью. Он умел строить. Он был во многом талантлив, и он научит Ирацибету готовить и убирать, даже если ему придётся бить её или морить голодом, чтобы заставить сделать это.       Но он надеялся, что ему не придётся делать ни того, ни другого. За время, проведённое с ним, Ирацибета успокоилась. После нескольких дней молчания, когда она вдруг начинала эту свою пронзительную и тревожно-безумную тираду, она почти сразу прекращала её. Со временем она поняла, что сердитый и молчаливый Илосович был гораздо более невыносимым, чем сердитый и отзывчивый Илосович. Она молчала в течение длительных периодов времени. И когда она заговорила, она говорила так робко и почти по-детски мило. Она начала выражать свою благодарность за каждый его добрый поступок; за еду и то, что он соизволил поговорить с ней.       Когда он жил в замке Ирацибеты на Угрюмом Бреге, он был вынужден, рискуя своей жизнью, притворяться, что влюблён в неё. Теперь ему больше не нужно было играть в эту отвратительную игру. Когда-то он делал вид, что ему нравится ухаживать за ней. Больше не нужно было, нет. Но сейчас, когда он размышлял о былых временах, он понял, что не все минуты, проведённые с Ирацибетой были плохими. Но они никогда не были для него особенно приятными, хотя её миниатюрное тело было приятно глазу и на ощупь. Ему не нравилась не её большая голова, а вся её отвратительная и непредсказуемая личность.       День, когда он был пойман в коридоре с Ам, которая на самом деле была Алисой, показал ему — насколько шаткими были его отношения с Ирацибетой, независимо от того — была влюблена в него королева или нет. Но иногда, когда он лежал с ней, она на самом деле стремилась угодить ему. В большинстве случаев он доставлял ей удовольствие даже тогда, когда не обращал на неё внимания, но были времена, когда она видела удовольствие на его лице или когда он издавал какой-либо звук, означающий восторг, или вознаграждал её искренним поцелуем или лаской, он видел, как её глаза загорались истинной страстью и… даже благодарностью. Возможно, она всегда знала, что на самом деле он её не любит, но она была довольна тем, что он хотя бы создавал ей иллюзию того, что она любима.       Илосович посмотрел на неё сверху вниз. Да, она изменилась с момента, как её лишили престола и всех прелестей королевской жизни. Она потеряла всё своё высокомерие и тщеславие. Она потеряла всякое уважение и страх со стороны других. И, хуже всего, она потеряла уверенность в себе. Теперь она была сломлена. Она была женщиной, склонившейся под тяжестью полного поражения, беспомощности и безнадёжности. Теперь она была совершенно жалким существом. И Илосович не мог не почувствовать лёгкий укол сочувствия к ней. Он знал — каково это, когда тебя ненавидят, избегают и перестают придавать тебе значимость во всех отношениях в пользу очаровательного брата. Или сестры, в случае Ирацибеты…       И он ненавидел её. Ненавидел её всё время, когда они были вместе. Илосович остановил и замер на месте, прекращая их долгий путь. Ирацибета устало прислонилась к нему. Она научилась никогда не жаловаться, даже когда они шли на большие расстояния. Она несла это как королева, и Илосович странно гордился ею. Он положил большую руку ей на спину и плечи, поддерживая свою спутницу. Она взглянула на него и улыбнулась в молчаливой благодарности.       Да, они действительно были вместе в каком-то роде. Это внезапное открытие было поразительным, но почему-то больше его не раздражала эта мысль о том, что они вместе. Это не означало, что он когда-нибудь полюбит её, но он понял, что может терпеть её. Их разговоры и её компания больше не были ему неприятны. На самом деле, всё это было более, чем терпимо. И Ирацибета хорошо держалась, учитывая то, что она многое потеряла. Он поразился своей мысли о том, что он и она действительно были похожи.       — Ночь опускается на Подземье, — сказал он. — Ирацибета, скоро мы устроим себе ночлег, чтобы поесть и поспать.       Она кивнула: — Да, Илосович.       Он знал, что после ужина они устроятся у костра, возможно, немного поговорят, а затем разложат свои спальные мешки и, в конце концов, заснут под луной и звёздами. Но, возможно, этой ночью… хм…       — Ирацибета?       — Да?       — Ты хотела бы… спать в моих объятиях сегодня ночью? И, может быть, даже больше?       Ирацибета устало посмотрела на него.       — Стейн, ты меня не любишь. Ты ненавидишь меня. Пожалуйста, не дразни меня.       — Сейчас я с тобой предельно честен, — он серьёзно взглянул на неё. Его единственный глаз светился искренностью.       Она уставилась на него с недоверием. В последнее время он был добр к ней, но… действительно ли он был серьёзен сейчас? Ирацибета пристально посмотрела на него и, увидев искренность в его взгляде, смягчилась.       — Я… я бы хотела этого, Стейн.       Он улыбнулся, ведь он тоже хотел этого.