***
Так они заигрались до обеда. Шестая, которая до этого скептически относилась к игре и думала, что у неё ничего не выйдет, теперь во всю выбивала у брата победу, заведённая азартом и желанием навалять Беглецу. И вот последний раунд завершился, и Шестая, отправив братишку в накаут, красиво вырвалась вперёд. Ощущение триумфа значительно повысило ей настроение, и она вытянула сжатые в кулаки руки к потолку, издав победное “Ес!”. Беглец лишь с улыбкой принял поражение. Все кнопки на джойстике были слегка мокрыми от пота – Шестая под конец явно давала понять, что поддаваться не собирается и выиграть она уж точно не даст. Но Беглецу и не нужна была победа, он уже рад тому, что Шестая наконец-то улыбается и выглядит очень довольной – это именно то, чего он добивался. – Вот это ты конечно набила мне бока, – присвистнул и усмехнулся Беглец. – А говорила, что играть не умеешь. – На первый взгляд это выглядело сложно, – призналась Шестая, вставая с пола и блаженного подтягиваясь. – А оказалась довольно просто. – Это ты просто приловчилась. Я же говорил, всему можно научиться. – Ну да, тут ты оказался прав. – Шестая невзначай издала смешок, после чего отошла к окну, по шире раскрывая шторы и пропуская больше света в их тёмную комнату. Беглец слегка зажмурился, когда яркий свет ударил по привыкшим к мраку глазам, но не переставал радостно смотреть на хотя бы немного счастливую сестру. Надо же, а всего лишь нужно было дать ей выиграть в Мортал Комбат, чтобы Шестая банально заулыбалась и не выглядела, как восставший из гроба мертвец. Беглец выключил игру и приставку, взял опустошённые чашки из-под кофе и направился к выходу из комнаты. – Ты пока фильм выбирай, а я что-нибудь вкусное принесу, – сказал он перед тем, как уйти на кухню, на что Шестая согласно кивнула. Облака на небе заметно заредели к обеду, снег ослепительно белел в лучах солнца и на детской площадке вновь резвились дети. Рождественские украшения продолжали пестрить на домах и фонарных столбах, отчего мир теперь казался сам по себе очень ярким и цветным до покалывания в глазах. Шестая хмурилась и часто моргала, пока наблюдала за происходящим на улице, и наконец-то на минуту обрела покой – всё хорошо, она в безопасности, скоро Рождество, и они с Беглецом будут сидеть возле сверкающей ели в тёплых свитерах и пить горячий шоколад с зефиром, позабыв на время про свои страхи и воспоминания о том мире. Она глубоко вдохнула полную грудь, а потом медленно выдохнула. Да, тревога и кошмары никуда не ушли. Да и не уйдут они просто так. Но Шестой уже стало куда легче, чем сегодняшней ночью и рано утром. Тяжесть ужаса отлёг от сердца, и кровь прилилась к лицу, разгоняя бледность с щёк и холодную пустоту из глаз. Шестая коротко взглянула на спящего Моно на кровати, что удобно свернулся калачиком прямо на сбившемся одеяле, и немного улыбнулась, отчего её глаза засияли ярче, прямо как снежинки в лучах зимнего солнца на морозе. Шестая последний раз обвела взглядом двор возле дома, намереваясь после этого выбрать фильм по просьбе Беглец, но тут её взор зацепился за одинокую тёмную фигуру, что стояла по среди двора и словно бы что-то высматривала в окнах. Шестая на миг вновь нахмурилась и вгляделась в фигуру – и тут её как будто окатило кипятком. О нет… Былой ужас вернулся, исказив черты лица и отбирая живой румянец. В горле пересохло, глаза увеличились чуть ли не до чайных блюдец, сердце бешено забилось в сжатой от перехватившего дыхания груди, чей стук отдавался оглушительным грохотом в ушах, и похолодевшие руки панически задрожали. Шестая отпрянула от окна, и из горла донёсся тоненький короткий вопль, большой похожий на отчаянный стон. Одинокой фигурой оказался Моно. Тот, с кем она встретилась вчера в метро. Тот, кого она бросила тринадцать лет назад. Тот, кто пришёл ей отомстить за предательство. Прошлые ночные кошмары ожогом вспыхнули в голове. В воспоминаниях пронёсся блеск топора, готового разрубить её дрожащее тело пополам, мелькнули крик и слёзы, исчезнувшие во мраке Бездны, повеяло холодом и сыростью дождливого Бледного города. Всё это как обжигающим рыхлым дымом окутало её, душило тяжёлым накалившимся воздухом, и сквозь эту агонию Шестой показалось то ли от ужаса, то ли из-за яркого ослепляющего света, что из-за спины Моно выглядывала рукоять топора.Он пришёл, чтобы убить её…
Шестая закрыла рот руками в попытке не закричать и присела на пол, спрятавшись под подоконник. Она часто и глубоко задышала, в безумстве уставившись на пол, и не понимала, в какой момент вдруг всё пошло наперекосяк. Она только обрела покой и отвлеклась от ночных кошмаров, но судьба всё никак не уймется и не позволит ей жить в гармонии, будет заставлять её страдать, вспоминать изо дня в день всё то, что она пережила в детстве, будить совесть, чтобы она термитом грызла ей сердце, и не отпустит, пока Шестая окончательно не сойдёт с ума. – Шестая? Ты в порядке? Что-то случилось? Я просто вроде слышал какой-то крик и я подумал… – в этот момент в комнату вошёл обеспокоенный Беглец, и сердце его ёкнуло, как только он застал сидящую под окном сестру, снова мертвецки бледную и трясущуюся от дикого страха. – О боже… Он мигом бросился к Шестой, сел перед ней на колени и взял за похолодевшие руки, лихорадочно спрашивая, что произошло и чем она так напугана, и пытливо смотря ей в глаза. Шестая не могла чётко что-то сказать – язык точно онемел и отказывался повиноваться, – лишь выходило издавать не членораздельные звуки и отдельные слова. – Я… Там… Моно… Шестая не переставала дрожать. Большие глаза её бегали в панике по комнате, словно искала место, куда она могла спрятаться. Только по тому, как Шестая постоянно бубнила это треклятое имя, Беглец догадался встать с пола и выглянуть в окно. Он всмотрелся в передний двор и действительно увидел парня в чёрном зимнем пальто, что стоял под окнами дома и выжидающе смотрел на них. С виду казался не враждебным, он просто стоял и ждал, несмотря на зимний холод и косые взгляды выходящих и входящих в дом жителей. Беглец с досадой закусил губу и опустил глаза на всё ещё сидящую на полу сестру. – Он меня убьёт… – тихо повторяла Шестая, пусто смотря в одну точку и обнимая колени. Беглец слегка нахмурился. Глядел то на сестру, то на Моно, что продолжал стоять на улице. Было понятно, что просто так он отсюда не уйдёт, а прогнать… Почему-то у Беглеца сжималось сердце при виде Моно. Казался он одиноким, таким маленьким и отстранённым – все куда-то шли, торопились, суетились, один он только стоит и ждёт. По нему и не скажешь, что он пришёл кого-то убивать – совсем для другой цели дожидается подругу. Беглец томно вздохнул, после чего опустился на корточки перед Шестой. – С чего ты вообще решила, что он хочет тебя убить? – мягко спросил он, положив руку на напряжённое плечо сестры. Шестая на этот вопрос соизволила отвлечься от бездумного созерцания пола и обратить внимания на брата. Она настороженно в задумчивости вжала голову в плечи, будто ожидала удара, прижала колени к груди покрепче, словно хотела таким образом слиться со стеной. – Ну как же?.. Я же его бросила и ушла, отпустила в Бездну, когда мы столько всего прошли вдвоём… Он явно хочет мне отомстить за это… – в полголоса и хрипло объяснила Шестая, озираясь по сторонам, как загнанный в угол зверёк. Вроде дар речи к ней полностью вернулся, хоть и голос продолжал подрагивать временами. Беглец понимал, что Шестая сейчас боится и явно не захочет спускаться к Моно, чтобы узнать его цель визита. Он пару минут в тишине поигрался с пальцами на руках, погрузившись в раздумья и размышляя, что им теперь делать, после чего с очередным вздохом поднялся на ноги. Шестая вопросительного на него посмотрела. – Знаешь, мне кажется, Моно не собирается тебя убивать, возможно, ему просто хочется с тобой поговорить, – выдвинул свой вердикт Беглец. – Я знаю, что тебе страшно, и ты к нему точно не пойдёшь, поэтому спущусь к нему я. Шестая удивлённо захлопала глазами. – А.. Ты уверен? – недоверчиво спросила она. – Да, я просто спрошу, что ему нужно, и всё, – сказал Беглец, выйдя в прихожую и накидывая на себя куртку. Шестая спешно вскочила на ватные ноги и бросилась за ним, но на пол пути решила остаться в дверях. Как только Беглец надел зимние ботинки и уже приготовился выходить из квартиры, она настоятельно сказала: – Только будь осторожен, хорошо? А то вдруг… – Да всё будет нормально, вот увидишь, – с улыбкой успокоил её брат и открыл входную дверь. – Ладно, я пошёл, скоро вернусь. И он ушёл, хлопнув дверью, оставив Шестую в долгом и томительном одиночестве.***
Моно вернулся сюда совершенно недавно, где-то двадцать минут назад, если не больше. Он еле дождался следующего дня, не мог всю ночь уснуть, предвкушая скорую встречу с той, кого он так долго и мучительно искал, и сдерживал себя, чтобы ненароком на рассвете уже не стоять у дверей её дома. Было одновременно радостно, что скоро он увидит подругу, и немного волнительно до дрожи. Всё-таки тринадцать лет прошло, и Моно толком не знал, что нужно говорить и как себя вести. Он весь трепетал изнутри, вздрагивал, когда дверь дома постоянно открывалась, и раздосадовано что-то бубнил себе под нос при виде совершенно незнакомых лиц вместо жёлтого пуховика. Моно до сих пор не мог поверить, что этот момент настал. Уже начал терять веру, что Шестая найдётся и вновь появится в его жизни, но теперь он стоит у её дома и терпеливо выжидает, когда она выйдет. Моно не знал, сколько ему придётся тут стоять, возможно, даже целый день, не взирая на зимнюю стужу, от которой мёрзли руки и нос со щеками, однако упустить такой шанс он просто не мог. Та судьбоносная встреча явно случилась не просто так, это знак, долгожданное преподнесение для измученного одиночеством маленького мальчика, и теперь он готов ждать хоть до следующего утра, хоть и есть риск замёрзнуть насмерть. Моно немного переминался с ноги на ногу и уже начал прятать нос под колючий полосатый шарф, но уходить не собирался – точно не сейчас и не в этот раз. Внимательно рассматривал окна, надеясь, что сможет найти хоть в одном знакомый силуэт, но видно было очень плохо, поэтому ему оставалось только лелеять надежду, что Шестая рано или поздно выйдет к нему. Так Моно и простоял двадцать минут: замерзал и терпел на себе недоверчивые взгляды живущих здесь людей, но продолжал ждать. Ему было всё равно на холод и на то, как много времени утекло, ведь в подобном состоянии он уже находился, как только оказался в глухом заключении Башни. Можно сказать, он привык просто стоять или сидеть, ждать долго чего-то или кого-то, до того, что тело в конце концов начинало ныть от постоянного нахождения в одной и той же позе. Как же прискорбно… Но это уже не имело значение. Сейчас самое главное вновь увидеться с Шестой, узнать всё, что накопилось в душе, и отпустить весь груз с израненного шрамами сердца. Дверь снова открылась, и Моно по привычке дёрнулся, думая, что это вышла Шестая. Однако вместо желаемого из-за двери показался парень, на что Моно угрюмо вздохнул и снова направил взгляд на окна. Только этот парень не пошёл куда-то восвояси, как другие жильцы дома, а направился прямиком в сторону Моно, по плотнее укутываясь в куртку и накидывая капюшон на голову, дабы не отморозить уши. Моно вопросительного изогнул бровь, уже полностью обращая внимания на внезапного юношу. Неужто его кто-то решил прогнать? Парень подошёл вплотную, и Моно уже приготовился услышать упрёки и грубые посылания отсюда прочь, однако вместо этого всего тот вынул ладонь из кармана и протянул её для рукопожатия. – Здорово, приятель, – миролюбиво произнёс незнакомец, и Моно, удивлённо хлопая глазами, сначала оглядел округу, а потом уже неуверенно пожал руку в ответ. – Можешь называть меня Беглецом. А ты, как я понял, Моно, да? – Да… Я Моно… – Моно недоверчиво потупился и убрал руку обратно в карман. – А ты откуда меня знаешь? Мы разве знакомы? – А, Шестая про тебя рассказала, вот и знаю тебя немного, – ответил Беглец, тоже пряча ладони в карманы и звонко шмыгнув носом. – Шестая? – Моно мигом встрепенулся, быстро убрал недоверие со своего лица и немного поддался вперёд. – Ты её знаешь? Она сейчас у себя? – Знаю, конечно, я её брат. – Брат… – изумлённо хмыкнул Моно, поправляя шарф, чтобы он лучше закрывал лицо от колючего ветра. – Надо же, не знал, что у Шестой есть кто-то из родных. – Ну вот так вот получилось, мир оказался довольно тесен, – пожал плечами Беглец и поднял голову к верхним окнам. – А Шестая дома, никуда не выходила и выходить не собирается после того, как тебя вчера увидела. – В смысле? – в очередной раз удивился Моно. – В прямом, приятель, напугал ты её чуть ли не до смерти, – с уставшей усмешкой сказал Беглец. – Сейчас снова трясётся, в окне тебя увидела и всё, выходить не хочет, думает, что ты её убивать пришёл. Моно как будто обухом по голове ударили. – Что за чушь? Конечно, я раньше очень сильно злился на Шестую и хотел ей, грубо говоря, отомстить, но какой мне смысл её убивать? Я просто хочу поговорить с ней, прошу прощения, что такую суету навёл. – Ага, ей бы это объяснить, – тяжело вздохнул Беглец, вновь окидывая взглядом окна, в которых хорошо отражался дневной свет. – Она просто паникует сильно, вот и на придумала себе всякого, а так, я вижу, ты парень хороший, без злого умысла сюда пришёл. Моно смущённо прокашлялся, снова поправляя шарф, но на этот раз, чтобы спрятать тронутые румянцем щёки. Шмыгнув носом, он осторожно попросил: – Слушай, ты не мог бы её позвать? Скажи, что я просто хочу поговорить и всё, клянусь, я её и пальцем не трону. – Ну попробую уговорить, может, получится. Беглец поводил плечами от холода, вновь внимательно посмотрел на Моно, а после развернулся, чтобы уйти обратно, как вдруг его остановили: – Эм.. постой. – Беглец замер на пол шаге и с интересом обернулся. – Я так понял, ты тоже был в том мире, да? На этот вопрос голубые глаза Беглеца грустно сверкнули, а взгляд его как будто растворился. Он, как и Шестая, ой как не любил вспоминать то наполненное кошмарами место. Предпочёл бы забыть, да память себе не сотрёшь никак. – Да… Был, – рассеяно ответил Беглец. – Помню до сих пор, словно это вчера было. – Угу, гиблое место, вижу, тебя знатно там потрепало. – Да и ты без единой царапинки оттуда не выбрался, как я погляжу, – с печалью усмехнулся Беглец. Моно с досадой вздохнул. Да, тех детей, которые находились в том Небытие, он почти сразу узнавал, стоило только взглянуть им в глаза – туманные, потерянные и как будто в них отражались те кошмары, которые они повидали. Жаль то, что их Моно в реальном мире видел совсем мало – не все смогли выбраться, как он и Беглец вместе с Шестой. Хотя, пусть они и на свободе, воспоминания и ночные кошмары до сих пор продолжали их преследовать, как бы они не пытались от них избавиться. – Ладно, сейчас Шестую позову, постой пока тут, – сказал Беглец и быстро засеменил домой, а Моно остался ждать, подняв голову к небу, откуда уже начали плавно падать снежинки.***
Всё это время Шестая сидела в пустой квартире как на иголках. Спокойно ждать брата она не могла, описывала круги по комнате и каждую минуту смотрела в окно, наблюдала, как Беглец и Моно и чём-то разговаривали. От того, что она не слышала их диалога, Шестая вся изнывала от ожидания и неизвестности грядущего. Что Моно ему говорит? Почему он не уходит? Что ему нужно от него? В конце концов Шестая просто устала слоняться по комнате и бухнулась на кровать рядом с котёнком, который молча наблюдал за своей суетливой хозяйкой. Как только та уселась на постель, Моно вновь подошёл к ней и боднул её головой в руку. Шестая немного вздрогнула от неожиданности и аккуратно погладила котёнка по голове. – Я спокойна, – сказала она питомцу и себе вслух, больше пытаясь убедиться в этом самой, и посмотрела в кошачьи глаза Моно. – Всё же будет хорошо, верно? Это ведь просто я паникую, да? Ответом ей было очередное короткое мяуканье. Моно внимательно и пронзительно глядел на Шестую, практически не отрываясь, пока она проводила ладошкой по его голове, и снова ей этот взгляд показался знакомым. Словно сам Моно рассматривал её через эти узкие щёлочки в больших глазёнках. Шестая снова немного напряглась, но всмотрелась и поняла, что в них не было и капли осуждения или злобы, больше какая-то просьба, некое сожаление и ожидание чего-то. Совесть вновь загрызла сердце, и Шестая перевела взор на пол, спрятав его под чёлкой. – Да, знаю, я трусиха… – пробубнила она себе под нос. – Я, наверное, не заслуживаю прощения, постоянно чего-то боюсь. Моно на это с протестом выпалил “мур!” и опять её боднул головой, но на этот раз протиснулся под руку и звонко замурлыкал. Шестая горько улыбнулась и тихонько его погладила. Через некоторое время входная дверь хлопнула. Беглец снял ботинки, кинул куртку на крючок и зашёл в комнату. Шестая посмотрела на него исподлобья. – Ну что? – глухо спросила. – Зря ты боишься, он просто пришёл поговорить, – с теплотой произнёс Беглец, после чего сел рядом с сестрой и приобнял её за плечо. – Он клялся тебя даже пальцем не трогать, думаю, вам много чего нужно обсудить. Шестая некоторое время молчала, думала, как ей лучше поступить. Моно продолжал громко мурлыкать у неё на коленях, Беглец гладил по плечу, терпеливо выжидая решения, и Шестая, сделав выбор, положила котёнка на кровать и со вздохом встала. – Что ж, я пойду, – уверенно произнесла она, хоть и голос предательски дрогнул. – Надеюсь, вернусь живой. Беглец проводил её до входной двери с Моно на руках. Пока Шестая одевалась, они её морально поддерживали и воодушевляли, чему она была им очень благодарна. Пришло время выходить, и как только ладонь в перчатке коснулась ручки двери, Беглец сказал сестре напоследок: – Давай, сестрёнка, я верю в тебя. Не бойся, всё будет хорошо, я буду рядом. – Спасибо, – просто прошептала Шестая, вышла из квартиры и медленно захлопнула за собой дверь. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, пока она спускалась по лестнице вниз. Тишина на лестничной клетке давила на неё, из соседних квартир пахло пирогами и овощным рагу, а мысли, как клубок, путались, смешивались, делали голову тяжёлой и ватной. Колени тряслись, отчего Шестой пришлось крепко держаться за поручень, дабы не упасть, а сама думала, что она скажет старому другу, которого предала в детстве. С шумным дыханием Шестая спустилась к двери, и сердце её замерло, когда дневной свет на секунду ослепил ей глаза. Проморгавшись, она оглядела двор, и увидела неподалёку Моно – он её ждал. От этой мысли в горле пересохло и хотелось вернуться обратно в квартиру, закрыться на все замки и спрятаться под одеялом с головой, но Шестая упрямо взяла всю свою волю в кулак и вышла полностью на улицу, точно ныряла она в ослепительный белый свет. “Хватит строить из себя трусиху!”, – грубо осадила она себя и неспеша, но уверенно стала приближаться к Моно. Тот сделал пару шагов к ней на встречу. Трепет запорхал в животе интенсивнее, будто стая бабочек резко вспорхнула в воздух. Сердце быстро билось без остановки – Шестая была уверена, что такими темпами оно ей пробьёт грудную клетку насквозь. И вот она остановилась прямо перед Моно. Хруст снега под ногами стих. Оба молчали в гробовой тишине, нарушаемой уличным шумом, и смотрели друг другу в глаза. Надо же, а Шестая помнила Моно маленьким наивным мальчиком с бумажным пакетом на голове, а теперь он был выше её на голову и совсем взрослым. Но никак Тощий человек, а просто обычный взрослый парень. Шестая от стыда прикусила нижнюю губу и потупила взгляд, не в силах смотреть в глаза Моно. – Привет, – решил он начать разговор, чтобы не молчать и не стоять, как истукан, ну и подругу вывести на разговор. – Привет, – в полголоса ответила Шестая, так и не решаясь поднять взгляд. – Вот это ты выросла, – невзначай сказал Моно, наклоняя голову в бок и таким образом рассматривая подругу сверху вниз. – А я тебя маленькой всё ещё помню, сейчас прямо не узнать. Голос Моно с возрастом стал довольно низким и более тихим. Шестая никогда не забудет тот его громогласный вопль в Башне, когда он пытался до неё докричаться, который сильно бил по ушам и черепной коробке. А сейчас его голос наоборот немного успокаивал: в нём не было какого-то осуждения, презрения или ненависти. Моно говорил с обычной интонацией без тени злобы, как и в детстве, когда они ещё вдвоём выживали в Бледном городе. Небольшой страх слегка отхлынул, и Шестая осмелилась поднять глаза на Моно. – Да… Ты тоже сильно повзрослел, – сказала она, переминаясь с ноги на ногу. – Вчера в метро я тебя не сразу узнала. – Ну всё-таки тринадцать лет не виделись, – усмехнулся Моно. – Ты прости, что я вчера так убежала, я просто… – начала была Шестая, но её тут же перебили. – Ой, да ладно тебе, забудь, со всяким бывает, – отмахнулся Моно, ныряя глубже в свой шарф. – Ты как хоть? Как поживаешь? Шестая в недоумении смотрела на Моно и не понимала, к чему эти все вопросы, но решила продолжить разговор. – Я? Да нормально, с братом живу, там, всё такое, – на паузе она облизнула пересохшие губы и решила немного признаться: – Только до сих пор кошмары снятся по ночам. – Это да, у меня такая же проблема. – Моно сочувственно покачал головой. – Повезло, у тебя хотя бы брат есть, а я совсем без семьи и без друзей. От этих слов у Шестой больно кольнуло в сердце. – Неужели ты всё это время был совершенно один? Моно ничего не ответил, лишь опустил взгляд себе под ноги, потоптался, потом снова взглянул на Шестую. Сейчас он был очень похож на её котёнка в тот день, когда Беглец принёс его домой с улицы – такой же одинокий и несчастный. Этим всё было сказано. Шестая тоже ничего не сказала. Почему-то у неё заболела душа, и она посмотрела в сторону соседней улицы, зажмурившись, как будто её ударили под дых. – Шестая, – вдруг позвал её Моно, и Шестая молча отозвалась. – Скажи… Почему ты бросила меня? Она ждала этого вопроса. Ждала, но так и не смогла найти разумного ответа. Ей самой было непонятно, почему: всё тогда произошло быстро и импульсивно, даже осознать не успела, что произошло, а чуть позже вообще про это забыла, пока выбиралась из Чрева. Но знала она лишь одно. – Я струсила, – выпалила Шестая, занимая себя очередным разглядыванием соседней улицы напротив. – Я толком не помню, что происходило, только то, что я впервые увидела тебя без пакета… По-моему, в тебе что-то было страшное… Как будто ты был похож на… – Тощего человека? – закончил за неё Моно, а Шестая сначала виновато и пронзительно на него поглядела, и после понуро закивала головой. – Прости, я… не должна была тебя бросать… – почти шёпотом произнесла Шестая и прижала ладони к груди, где начала расти сосущая пустота. Глаза вдруг зажгло от пелены слёз, мир стал расплывчатым и размазанным, а к горлу подступил ком. На снег упала пара блестящих слезинок. – Я знаю, скорее всего, ты меня не простишь и не сможешь больше доверять… Но мне правда очень жаль… Я просто жалкая трусиха, и ты совершенно не похож на того монстра… Я совершила ужасную ошибку, прости меня… Шестая невольно задрожала. Впервые за всё это время она плакала из-за сожаления о своём детском проступке. Услышав, что Моно очень долго находился в полном одиночестве, ей стало тошно, больно и совестно за саму себя. Она его бросила не просто в Бездну – она оставила его совсем одного в холодном мире без друзей и хоть какого-то тепла. Шестая вспоминала их совместное приключение: как Моно спас её из плена Охотника, как они вместе добирались до Бледного города на сломанной двери через озеро, как они спасались бегством из школы и больницы, а самое главное, как они всё это время крепко держались за руки. Шестая прям почувствовала тепло его детской ладони на своей холодной ручонке, отчего сердце сжалось сильнее и слёзы вновь хлынули из глаз новым потоком. Как она хотела вернуть это всё, испытать подобные ощущения вновь, когда Моно находился рядом и надёжно сжимал её ладонь. Той былой маленькой девочке Шестой банально не хватало её старого друга, который никогда бы её не бросил и согревал бы своим слабым, но таким приятным теплом, пусть и самому было до ужаса холодно. Да, с ней рядом был Беглец, её брат, способный спасти её от одиночества и поддержать в трудный момент, но в сердце Шестой всё равно оставалось пустующее место, которое никто так и не смог заполнить – только если котёнок Моно, однако полностью заткнуть дыру всё равно не вышло. Вдруг щекой Шестая ощутила мимолётное тепло. Она открыла глаза и увидела перед собой сквозь слёзы Моно, что тепло и легко улыбался. Он мягко гладил большим пальцем её щёку, невесомо смахивая горячие слёзы. – Всё хорошо, Шестая, – мягко прошептал он, смотря ей в глаза. – Не плачь, я не злюсь на тебя и готов простить. Да, твой поступок подорвал моё доверие, и я ужасно злился и обижался на тебя. Но теперь я не вижу смысла в этом, потому что нам всем тогда было страшно. Это осталось в далёком прошлом, а что произошло, уже не предотвратить. Как долго Моно приходил к этой мысли… Осознать это было непосильным препятствием, особенно в рабстве собственных негативных чувств. Только с постепенным взрослением Моно понемногу начал остывать, отпускать тот случай и усмирять свой холодный гнев. А там уже пропала и всякая ненависть, детские обиды постепенно ушли на нет, тем не менее Моно так и не смог кому-либо довериться. Хоть шрам и являлся старой раной, а ныла и напоминала о прошлом не хуже, чем свежие увечья. Моно на мгновение зажмурился, стараясь откинуть от себя воспоминания в дальний ящик, а потом вновь направил взгляд, полный тепла, на Шестую и ненавязчиво повторил: – Теперь всё будет хорошо… По телу Шестой как будто прошёлся слабый разряд электрического тока… Перед глазами вдруг пронёсся момент, когда она совсем маленькая и зашуганная пряталась под кроватью в доме охотника, а Моно в бумажном пакете с двумя отверстиями вместо глаз, выломав топором дверь, осторожно протягивал к ней руку и также утешающе шептал: “Теперь всё будет хорошо”. Шестая больше не могла сдерживать своих чувств. Поддавшись их порыву и в третий раз разразившись слезами, она бросилась на Моно и едва не задушила в своих объятиях. Тот не ожидал от подруги резкого выпада и чудом удержался на ногах, чтобы плашмя не грохнуться вместе с ней на снег. Послышались сдавленные всхлипы. Моно в неком ступоре приобнял Шестую в ответ, а та сквозь рыдания с дрожью пробубнила ему в плечо: – Мне тебя так не хватало… У Моно аж трепетно дрогнуло сердце и у самого слёзы навернулись на глаза. Он обнял подругу крепче, утыкаясь носом ей в макушку, и долго не желал отпускать. Как же он был рад, что нашёл её, что она снова с ним рядом – от воспоминания о том, как он также обнимал Шестую после того, как спас её от своры фарфоровых задиристых детей, у Моно встал ком в горле, и он ещё сильнее стиснул подругу в объятиях. – Я тоже по тебе сильно скучал… Так они пять минут обнимались по среди двора, пока снег плавно опадал с затянутого облаками серого неба и парил вокруг них в незамысловатым танце. Было тепло и уютно в объятиях, но вечно они длиться не могли, и Моно мягко отпустил Шестую, вновь всматриваясь в её глаза. – Что ж, думаю, мне пора идти, – несколько грустно, но с улыбкой произнёс Моно. – Может быть, ещё увидимся. Только он хотел развернуться и уйти прочь, как Шестая схватила его за руку. Вот уж дудки, только вернулся, и уже собрался опять уходить. Она угрюмо уставилась на него и сказала: – Приходи завтра, вместе Рождество встретим. У Моно засияли глаза от такого предложения. Как же он долго ждал, когда кто-то ему это скажет – предложит вместе провести рождественскую ночь. И не просто кто-то, а его давняя подруга Шестая. – Да, конечно… Я обязательно приду!.. – Смотри мне, попробуй только не приди, – строго сказала Шестая, утирая слёзы с щёк. – Завтра мы будем тебя ждать. И после быстро поковыляла домой, накинув на голову капюшон и кутаясь в свой жёлтый пуховик. Моно с счастливой улыбкой проводил её взглядом и снова запрокинул голову к небу. Снегопад заметно усилился, снег крупными хлопьями кружил в воздухе, отчего казалось, что на городок опустился туман. И в этом тумане были видны огни гирлянд на фонарных столбах и ощущался запах булочек из соседних близлежащих пекарен. И именно в этот момент Моно всей своей детской душой поверил в чудо Рождества.