Я все ещё помню

Сколько времени-то прошло? А хрен знает. Зомби ведь время не считают, верно? Вроде бы и помер давно, превратился в разваливающуюся оболочку из гниющего мяса и костей. И не соображаю я ничего, не вижу и не слышу, только чувствую что-то, тянусь к тусклому свету и силуэтам, тяну к ним руки, в надежде, что может быть вытащит кто. Ничего вокруг. Зато память моя всё еще не покидает меня. Я помню. Я всё помню и вижу, как во сне. Ярко и живо. Я помню. Помню детство, маму и родной двор. Помню, как хорошо было у бабки. Варенье, м-м-м. Я помню школу, друзей. Как прогуливал. Армейку. Как траву красили к приезду какого-то там дутого полковника-сифилитика. Так мы его называли. За странный цвет лица. Я помню, как пришел сюда. Помню, как жил тут. Помню, как был и жил. Помню каждую ночь здесь, в Зоне. Помню, как было страшно. Голодно. Одиноко. Холодно и паскудно. Помню, как сидел неделю у бандитов на Свалке, пока тех не перебили. Помню, как шибануло выбросом в Рыжем лесу. Тогда я кое-как успел забежать в пещеру, но по мозгам проехалось знатно. Помню, как бегал от вояк. Как охотился. Как выкарабкивался из пасти матушки-смерти. Плохо было, плохо. Как дни тянулись. Плыли ровно и монотонно. И ночи долгие, тягучие и густые, как кальянное курево. И бары. Прокуренные. Тихие и опостылые. И гнусно-толстое лицо Бармена. А у Свободы наоборот. Весело. Иногда даже слишком. Помню, как Яр с Ашотом переругивались. Смешно. Было. И все они, эти фримены, такие легкие и беззаботные. В Зоне такое поведение безрассудно, но им было плевать. Они жили весело. Мне казались они какой-то надеждой на будущее. А Долг казался оплотом стабильности и покоя. Тишь и система. Помню их тихие казармы. Хмурые лица, строгие глаза у каждого из них. Только у молодых в глазах еще был огонек и вера теплилась в них. Всплывают эти лица. У Свободы молодые, у Долга постаревшие. Много кого помню. Плохих и хороших. Паскуд и святош. Помню, как всё было. Как обидно и горько. До дрожи. Как умирать не хотелось. Как же хотелось жить. Помню. Всё. Я всё еще помню…