***
С прошлого вызова в общежитие местного университета прошло чуть больше недели, и Изуку уже было обрадовался, что студенты наконец-то взялись за голову и перестали губить свои жизни, но срочный вызов в час ночи моментально переубедил его. К счастью, за рулём сегодня был не Кацуки, а спокойная и рассудительная Цую, с которой можно было даже поболтать в перерывах между вызовами, так что Изуку заступил на смену с вполне хорошим настроением. В этот раз в само общежитие идти даже не пришлось: трагедия произошла на парковке перед ним. На одном из пустых парковочных мест между автомобилями студентов в свете фар «скорой помощи» Цую разглядела людей и подъехала прямо туда. Схватив ящик с препаратами для оказания первой помощи, Изуку выпрыгнул из машины и тут же кинулся к растянувшейся на асфальте студентке. Её голову поддерживала другая девушка, а сама она что-то невнятно мычала, хмурилась и в свете фар казалась бледной, как призрак. В помощнице Изуку сразу признал Кьёку. Сначала он не поверил своим глазам: это снова была она. Такой же невозмутимый спокойный взгляд, ровный мелодичный голос, что-то ему объясняющий, и невероятно красивые тёмные глаза. Она внимательно смотрела на него, чуть склонив голову набок, и недовольно хмурилась. Кажется, засмотревшись, он прослушал всё, что она сказала. — Она сдавала сегодня донорскую кровь, — раздражённо повторила Кьёка, явно не первый раз. — Вези её в больницу. — Ты… — только и смог пробормотать Изуку, совсем позабыв, почему оказался на этой парковке в столь поздний час. — Я, — раздражённо перебила она. — Спасать её собираешься? У неё сильная кровопотеря. — Какая кровопотеря? — не понял Изуку. Никаких луж крови на асфальте он не заметил, а донорство не должно было так повлиять на девушку. Здесь явно что-то не сходилось. Он попробовал разглядеть кровоточащие раны или открытые переломы, но их не было: бледная кожа девушки, едва прикрытая мини-юбкой и микротопом, была чиста и без единого повреждения. Возможно, что-то было скрыто за длинными чёрными волосами… Кьёка цокнула так громко и пронзительно, что Изуку тут же пришёл в себя, вспомнив, что он всё-таки врач и должен спасать чужие жизни. Распахнув чемоданчик, он достал нашатырь, налил его на бинт и поднёс к носу пострадавшей девушки. Для начала нужно было привести её в сознание, а уж потом разговоры вести. Спустя некоторое время девушка застонала и немного приоткрыла глаза. — Помоги мне довести её до машины, — сразу же попросил Изуку Кьёку. — Поедем в больницу. — Как скажешь, доктор Изуку, — ответила ему она и помогла поставить ослабшую девушку на ноги. Вместе они осторожно завели её в кузов автомобиля скорой помощи и уложили на кушетку. Изуку тут же подключил девушку ко всем необходимым аппаратам и попросил Цую мчаться в больницу как можно скорее. На душе ворочалось какое-то необъяснимое тревожное ощущение, и уже совсем скоро он понял, почему. Рассматривая один из мониторов, Изуку вдруг ясно осознал: с девушкой на кушетке всё было в полном порядке. Перед ним открылась всё та же, давно знакомая клиническая картина, которую он наблюдал на всех вызовах в это студенческое общежитие. Но неужели и эта с виду достаточно благополучная, красивая девушка подсела на тот же наркотик, что и остальные? Что заставило её ступить на эту скользкую дорожку? Но, даже утопая в волне всё новых и новых вопросов, Изуку уверенно, отточенными движениями делал то, что должен был: снимал показания, настраивал приборы, следил, чтобы девушка вновь не потеряла сознание. В какой-то момент он даже успел позабыть, что рядом с ним в кузове машины скорой помощи находился ещё один вполне себе вменяемый человек. — Давно в скорой работаешь? — спросила Кьёка. Изуку перевёл взгляд с монитора на лицо девушки и чуть не попал в ловушку её прекрасных карих глаз. Желание или убежать, или пригласить её на свидание накатило новой волной, набатом отдавая в голове. Думать становилось всё сложнее. Он ещё с прошлого раза понял, что Кьёка задержится в его мыслях надолго, и даже если судьба обернётся так, что следующая их встреча состоится нескоро, он точно не забудет про неё никогда. — Почти два месяца, — с трудом вернувшись к реальности из своих размышлений, ответил он. — И я скорее подрабатываю. Основные смены у меня всё-таки в больнице. — Почему решил подрабатывать именно в скорой? На мгновение Изуку показалось, что её глаза блеснули интересом, а потом он понял, что, скорее всего, это он, как обычно, выдавал желаемое за действительное и это просто так свет упал. Немного разочарованно он ответил: — Когда я шёл учиться на врача, то думал, что каждый день буду спасать чьи-то жизни. Хотел стать супергероем в каком-то смысле. — И что изменилось? — Я изменился, точнее, реальность в больнице меня изменила. Поэтому и пошёл в скорую. Хотя, конечно, и тут не лучше в этом плане. — Ты о чём? — не поняла Кьёка, вопросительно склонив голову набок. — Я устал спасать тех, кто не ценит свою жизнь, — ответил в итоге Изуку то, что уже давно тяготило его, но вслух сказать он это ещё никому не решался. — А разве такие люди есть? — искренне удивилась Кьёка, вскинув брови. — Мне казалось, что мало кто не держится за жизнь. Изуку печально вздохнул и покачал головой. За этот год он навидался всякого, и лучше бы он продолжал оставаться в неведении относительно природы многих своих пациентов, чем страдал сейчас от невообразимой тяжести груза знаний. — Больше, чем ты даже можешь себе представить. Кьёка покачала головой и цокнула. А потом неожиданно для Изуку взяла его ладонь в свою и слегка её сжала. Ток пробил всё его тело, а волосы на затылке стали дыбом. Кажется, он даже забыл, как дышать и чувствовать что-то, кроме чужой холодной кожи на своей. — Не опускай руки, — ободряюще сказала она, заглянув ему в глаза, и улыбнулась. — Ради чего? — Ради таких, как я. Ты даже не знаешь, как сильно я хочу жить, — просто сказала она, но Изуку кожей чувствовал, что за этими словами скрывалось куда больше, чем он мог себе вообразить. Кьёка широко ему улыбнулась, обнажив идеально ровные белоснежные зубы. И от этой улыбки Изуку бросило в дрожь: сердце, как сумасшедшее, заколотилось в груди то ли от восхищения, то ли от ужаса. Девушка была слишком красива, чтобы он мог и дальше спокойно с ней разговаривать, не смущаясь и не сбиваясь с мысли. Она одурманивала его одним своим присутствием, разжигая глубоко внутри чувства, которые он давным-давно запер, чтобы больше не чувствовать боль. — Спасибо, — тихо поблагодарил он её. — Ты хороший парень, — добила она его, отчего сердце Изуку ударилось в счастливый галоп. — Будь супергероем даже для тех, кто этого не заслуживает. Хотя бы ради меня. Она задорно ему подмигнула и привалилась к перегородке, отделявшей их от водителя. По её расслабленной позе было понятно, что ситуация её нисколько не напрягает и она уверена в том, что жизни её подруги ничего не угрожает. Правда, откуда у неё была такая убеждённость, Изуку не знал, потому и решил уточнить. А потом ещё кое-что и ещё. Так, за разговорами он даже не заметил, как быстро пролетело время, необходимое для того, чтобы добраться до больницы. Открывая дверь кузова, он уже жалел, что не задал ещё больше вопросов Кьёке. С ней было так легко разговаривать, что в какой-то момент он поймал себя на мысли, что совершенно перестал смущаться. Движимый интересом, он только и делал, что с удовольствием погружался в неизведанную область под названием «Внутренний мир Кьёки». Но реальность была такова, что Кьёка осталась со своей подругой в больнице, а он поехал дальше спасать чужие жизни, только теперь чуть более воодушевлённо, чем раньше. Всё-таки теперь он старался ещё и ради неё.***
К огромному удивлению и в то же время удовольствию Изуку, через пару дней они встретились снова: проезжая на «скорой» мимо главного входа, он заметил на лавочке Кьёку. Она сидела в своих огромных наушниках и что-то быстро печатала в телефоне, а рядом с ней на сиденье стояли рюкзак и картонный стаканчик с крышкой. Всё то время, что Изуку оформлял пациента в приёмном отделении, он думал только об одном: как бы ему начать разговор с Кьёкой. Последние дни она совершенно не хотела выходить у него из головы, и он постоянно думал о том, как много мог спросить, но не спросил у неё тогда в машине скорой помощи. Сегодня Кьёка была даже красивее, чем обычно. Её тёмно-фиолетовые волосы переливались в свете уличных фонарей, отчего напоминали Изуку ночное море. Собрав всю свою волю в кулак, на ватных ногах он направился прямиком к ней, пока его не дёрнули на следующий вызов. — Что ты здесь делаешь? — быстро спросил он. Через секунду до него дошло, что он начал совсем не с того, с чего планировал, но было уже поздно: Кьёка сняла наушники и смотрела на него в упор, хитро щурясь. Кажется, он снова немного облажался. — И тебе доброй ночи, — улыбнувшись, поздоровалась она. — Ой, — смутился Изуку своей бестактности. — Да, прости. Добрый… я что-то замотался. Доброй ночи. Очень рад встрече. Стоило только словам слететь с губ, Изуку почувствовал, как загорелись его щёки. В этот момент ему хотелось ударить себя по лицу, а затем испариться, лишь бы не сгорать со стыда и дальше. И почему так сложно не теряться и говорить, как нормальный взрослый человек, в её присутствии? Видимо, прочитав всё по его лицу, Кьёка подмигнула ему и отхлебнула что-то из закрытого картонного стаканчика. Интересно, что она больше любит: чай или кофе? А может, горячий шоколад? Или что-то другое? Хотелось вывалить все эти вопросы на неё разом, но он не успел. — Навещала подругу, — ответила она на самый первый его вопрос. — Так поздно? — удивился Изуку. — Всего лишь полночь. — Но часы приёма давно закончились. — Мне не обязательно сидеть у её постели. Изуку ничего не понял, подумал ещё немного и всё равно ничего не понял. Неужели она всё-таки сильно беспокоилась о своей подруге, и тогда в машине он неправильно истолковал её поведение? Или, может, она чувствовала вину за что-то? Или, может, были какие-то другие причины? Этот диалог пошёл совсем не по тому сценарию, на который рассчитывал Изуку, отчего он начинал потихоньку сходить с ума. — И давно ты тут? — всё-таки решил уточнить он. — Достаточно, — уклончиво ответила она. — Тебе не пора обратно в машину и на вызовы? Изуку поморщился. Сегодня в напарники ему опять достался Кацуки, и возвращаться к нему без острой необходимости он совершенно не хотел. — Пора, но… пока вызовов нет, я предпочитаю ждать на улице. — Хреновый водитель? — догадалась Кьёка. — Вроде того, — теперь уже он ответил уклончиво. — Кстати, я тут недавно вспомнил: ты вроде говорила, что учишься на медицинском. — Да. Продолжения не последовало. Вместо этого взгляд Кьёки устремился куда-то вдаль, а сама она начала слегка покачивать головой, будто в такт слышной только ей музыке. — Почему ты выбрала именно медицину? — не унимался Изуку. Сдаваться сейчас он точно не собирался, уж очень хотелось ему узнать о Кьёке побольше за этот мимолётный, отведённый ему самой судьбой промежуток времени. Ему хватило бы и короткого ответа, чтобы в следующий раз он смог хотя бы зацепиться за эту информацию и снова начать с разговор. — Настало время стать полезной для этого общества. Её ответ поставил его в тупик: это снова было не то, что он ожидал услышать. И как ему это понимать? О чём спросить дальше? Или наоборот нужно промолчать, дождавшись продолжения? В голове роился миллион вопросов, и все были без ответов. — Говоришь так, будто уже успела прожить не один десяток лет не на пользу обществу, — неловко рассмеявшись, попытался перевести в шутку своё замечание Изуку. Она ухмыльнулась, а глаза её загадочно блеснули. — Ты близок к истине. — И сколько тогда тебе лет? — спросил он и тут же застыл. Кажется, в этот раз он задал слишком бестактный вопрос, но в глубине души он даже не жалел об этом: на самом деле он очень хотел узнать, насколько она была младше его самого, но спросить напрямую боялся. И не то чтобы он на что-то надеялся в плане отношений… просто… просто немного всё-таки действительно надеялся. Тем более сейчас, когда уже начал чувствовать себя чуть более уверенно в её компании. Затаив дыхание, он ждал ответа. — А сколько дашь? — Ну… э-э-э. Двадцать? — Сто двадцать, — серьёзно сказала она и посмотрела ему прямо в глаза. Он нервно хохотнул. — Значит, не скажешь? Она повела плечом. — Думай как хочешь. Рядом раздался сигнал клаксона, отчего Изуку подпрыгнул и вспомнил, что он вообще-то на смене и у него есть работа. — Э, Деку! Поехали, — крикнул из автомобиля Кацуки. Проклиная всё на свете и особенно себя за то, что узнал сегодня о Кьёке так мало, Изуку виновато улыбнулся и сказал: — Ладно. Надеюсь, ещё встретимся. — Даже не сомневайся в этом. Прозвучало это больше как угроза, чем дружеское прощание, но другого от Кьёки он не ожидал. За всё время у него в голове сложился её чёткий образ немного колючей и прямолинейной девушки, не скрывающей своих истинных чувств, отчего она нравилась ему даже больше, чем следовало. Махнув рукой, Кьёка криво улыбнулась ему, из-за чего снова показались острые кончики белоснежных резцов. С тяжёлым сердцем Изуку поплёлся в машину скорой помощи. Увидит ли он её снова?***
С последнего вызова в общежитие прошло несколько недель, и Изуку всё ждал, когда же ему удастся ещё хоть раз, хоть краем глаза увидеть Кьёку. И пусть он понимал, что это было бы связано с угрозой для жизни кого-то из студентов, но ничего поделать с собой не мог. Его слишком сильно тянуло к этой загадочной девушке. Где-то в перерывах между сменами в больнице и в скорой он иногда успевал помечтать о том, как вот-вот — прямо сегодня — вырвется пораньше и отправится в кампус университета, чтобы найти там Кьёку и пригласить её на чашечку кофе, или чая, или какао, но… Но, как назло, свободного времени едва хватало на то, чтобы перекусить безвкусным сэндвичем и вздремнуть несколько часов на неудобном диване в захламлённой квартире. Поэтому, забегая сегодня вечером в клинику на ночную смену в скорой, Изуку на мгновение даже потерял дар речи, заметив за стойкой регистрации в приёмном отделении Кьёку. В бледно-фиолетовой форме с эмблемой клиники, она стояла с телефонной трубкой в руке и что-то записывала в бланки. В голове моментально стало пусто. Неужели мечты и правда сбываются? Что ж, нельзя упускать шанс, если судьба подкидывает его тебе прямо под нос. Изуку вплотную подошёл к стойке и стал терпеливо ждать Кьёку, украдкой рассматривая её. Всё в ней манило его, как мотылька свет. Когда она закончила разговаривать, он тут же выпалил на одном дыхании: — Привет! Рад тебя видеть! Она медленно подняла на него взгляд, затем кивнула и вернулась к своим записям. — Что ты здесь делаешь? — следом тут же спросил Изуку. — Эм-м-м… Работаю? — полувопросительно ответила она. — Кем? Кьёка вздохнула. Положила ручку на стойку и отодвинула бланки в сторону. Посмотрев Изуку прямо в глаза, она ткнула пальцем в бейдж, закреплённый у неё на груди, и, будто объясняя что-то младенцу, сказала: — Ночной медсестрой. — А-а-а, — протянул Изуку и почувствовал, как начали гореть его щёки. Взгляд Кьёки гипнотизировал. Затягивал в свой омут и не отпускал, Изуку чувствовал, что тонет в ледяном сиянии её глаз. И хоть он и ощущал где-то на краю сознания, что холод этот опасный — оторваться всё равно не мог. Молчание затягивалось. Он смотрел на её идеальное, красивое лицо и не понимал, почему оно такое бледное. Даже бледнее, чем у трупов, которые он препарировал в морге на учёбе. Под глазами Кьёки залегли тени, но они делали её только красивее. В ней ему нравилось абсолютно всё. Каждое её движение завораживало, приковывая всё его внимание. Рядом с ней он терял себя. — Это всё, что ты хотел спросить? Мне нужно работать. — Эм-м-м, не совсем, — протянул Изуку. — Ты же вроде ещё учишься. Не много ли нагрузки? — Хочу быстрее покончить с долгами за учёбу. Всё равно я мало сплю. — Ты себя не бережешь, — немного укоризненно сказал Изуку, хотя про себя подумал, что и сам был не лучше, когда учился. Подрабатывал где только мог, лишь бы поскорее разделаться с кредитами за учёбу. И то часть из них до сих пор оставалась незакрытой. Кьёка ухмыльнулась и покачала головой. — Лучше за собой следи. В твоих мешках под глазами можно уже спать. Изуку нечего было возразить на это — в зеркале он себя видел и иллюзий на этот счёт не испытывал. Он недовольно поджал губу и быстро начал перебирать в голове, что бы ещё такого спросить, чтобы продолжить разговор, но уже в более приятном русле. Кьёка его опередила: — Знаешь, есть те, с кем мы теряем время, а есть те, с кем мы теряем чувство времени, — сказала она, заглядывая ему в глаза. — Интересно узнать, что относится к нам с тобой. Подумай над этим на досуге. И только Изуку открыл рот, чтобы ответить, как сразу раздались два голоса: один — Цую, которая звала его в машину, другой — старшей медсестры, требующей заполненные бланки. — Встретимся утром, — начала она. — Надеюсь, ты любишь кофе, потому что именно его мы с тобой и будем здесь пить. Подмигнув, Кьёка улыбнулась ему краешками губ и махнула рукой, прежде чем развернуться и уйти. Её короткие тёмные волосы с фиолетовым отливом взметнулись на секунду вверх, и чудесный цветочный аромат донёсся до носа Изуку. Пахло весной и любовью. Его любовью ко всему недоступному и загадочному. Изуку обречённо вздохнул и проводил взглядом Кьёку, скрывшуюся за поворотом в коридоре. И почему все так настойчиво мешали ему наладить личную жизнь? Разве он о многом просил? Всего лишь немного времени в компании Кьёки, только и всего. Только и всего.***
На следующий же день — в свой выходной — выспавшийся Изуку решил больше не брать смены в скорой и поменять их на ночные дежурства в клинике. И не то чтобы он сделал это из-за Кьёки, просто ему самому было интересно узнать ответ на тот её вопрос про время. Тем более они так и не обсудили его — кофе закончился слишком быстро, а Кьёке пора было на пары в университет. Настроение от принятого решения так сильно улучшилось, что на этой волне он даже навёл порядок в своей съёмной однокомнатной квартире и перестирал все вещи. Единственное, что его огорчило, так это пропавший куда-то любимый шарф. Он искал его везде, где только мог, но безрезультатно. Что ж, видимо, он остался где-то в больнице или ещё в десятке мест, где иногда бывал Изуку. Стало немного грустно, ведь этот шарф был последним подарком его матери, умершей четыре года назад от рака, но он утешал себя тем, что обязательно его найдёт и вернёт. Остаток дня до смены в клинике Изуку провёл, разбирая сообщения в телефоне, электронную почту и бумажные уведомления, скопившиеся за последние пару месяцев. И если первых было не так много, то на последние он потратил куда больше времени, чем рассчитывал. Покончив со всеми домашними делами ближе к полуночи, Изуку со спокойной душой лёг спать в предвкушении новой счастливой жизни. С Кьёкой он теперь стал пересекаться куда чаще, чем раньше, но ненамного — всё-таки большую часть времени что у него, что у неё занимали спасение пациентов и бумажная волокита. Поглядывая на неё издалека, он мечтал, что настанет тот момент, когда наконец-то их свободные минуты совпадут и они снова смогут поговорить. Иногда это даже случалось: у стойки регистрации (тогда он узнал, что за музыку она любит слушать), у кровати одного из пациентов (тогда он чуть с ума не сошёл от пьянящего аромата её волос и кожи) и у входа в больницу, куда они оба вышли подышать свежим воздухом. В тот раз он даже чуть не проговорился о том, как сильно она ему нравится, и на короткий миг ему даже показалось, что она вот-вот его сама поцелует. Но, к сожалению, с каждым днём свободного времени у Изуку почему-то становилось всё меньше. Всем пациентам в его отделении всё чаще резко и при этом кратковременно становилось хуже, и в какой-то момент он даже поймал себя на том, что ищет схожие черты с симптомами студентов, к которым ездил на вызовы. И эти черты находились. Расширенные зрачки, помутнение сознания — всё те же знакомые спутники неопределяемого наркотика. Кроме того, Изуку замечал ещё и странные гематомы на запястьях и шеях пациентов. Они были совсем небольшими — размером с горошину, и природу их появления он выяснить так и не смог. Никакие препараты не давали таких странных побочных эффектов, а медсестры не могли припомнить, чтобы проводили какие-то процедуры, способные оставить такие следы. На ум приходили только фильмы про вампиров, отчего Изуку сильно на себя злился: хороший врач должен искать причину болезни, а не придумывать фантастические версии. Поэтому через пару недель усиленного изучения медицинских справочников и историй болезней пациентов его отделения он смог вывести определённую последовательность: гематомы и ухудшение состояния пациентов происходили два раза в неделю в ночное время суток. Чуть позже ему удалось выяснить, кто работал в эти смены: лишь одно имя повторялось из раза в раз. Кьёка Джиро. Сначала он хотел подойти к ней и узнать, замечала ли она что-нибудь странное во время своих смен, но интуиция или что-то типа того, что Изуку не мог охарактеризовать определённо, подсказала ему подождать и понаблюдать за тем, что вообще происходит в отделении. Может, он просто накручивал себя? С воображением-то у него всегда всё в порядке было, а тут и почва плодотворная. Но, как бы ему ни хотелось убедить себя в обратном, странного происходило в избытке. Одним из того, чему найти объяснение не мог не только он, но и другие врачи, стал рекордный уровень выздоравливаемости в отделении. Даже те пациенты, которых, казалось бы, невозможно уже было спасти, каким-то чудом приходили в норму именно после резкого кратковременного ухудшения состояния. Под конец второй недели наблюдений Изуку почувствовал, что начинает сходить с ума. Перед глазами стояли графики-схемы, которые он успел составить у себя в квартире, с зависимостью симптомов и сроками выписки, со сравнениями анамнеза и динамикой лечения. И всё это почему-то вело лишь к одному имени — Кьёка Джиро. Тянуть и дальше уже не было смысла. Он должен был поговорить с ней. В день, когда их графики наконец-то совпали, Изуку собрал всю свою волю в кулак и подошёл к Кьёке, сидящей за стойкой регистрации. На секунду он даже потерял дар речи, разглядев, что она держала в руках. — Кажется, это твоё, — сказала она, протянув ему шарф. Он безмолвно принял его и прижал к груди. К своему стыду, он даже не думал про пропажу, увлекшись расследованием. И как только она нашла его? Изуку ведь сам не помнил, где оставил шарф. Внезапная мысль пронзила его, будто удар молнии. — Откуда ты узнала, что это мой шарф? — Я много чего знаю. Она смотрела на него исподлобья, будто гипнотизируя. И, кажется, у неё получалось. Он чувствовал, что тонет в черноте её глаз, проваливаясь куда-то так глубоко, что самостоятельно выбраться у него точно не получится. Тело будто онемело и потеряло вес, ему вдруг почудилось, что он летит, а не идёт. Но куда он идёт? Он ведь только что стоял у стойки регистрации и разговаривал с Кьёкой, а теперь вокруг было так темно и холодно, что кончики пальцев начало покалывать. Он покрутил головой и понял, что стоит посреди холодильной камеры в морге и вокруг ни одной живой души. — Ты прав, живой здесь только ты, — раздался из-за спины голос, и Изуку обернулся. В синеватом свете ламп Кьёка казалась ему самым настоящим мертвецом, который почему-то ожил и теперь разговаривал с ним. Изуку чуть не стукнул себя ладонью по лбу: и когда он перестанет уже давать столько воли своему воображению? Знает же, что пользы от этого обычно никакой, а вот проблем — полно. — Почему ты отрицаешь очевидное? — неожиданно спросила Кьёка и сделал шаг к нему навстречу. — Почему не посмотришь правде в лицо? Изуку не понимал её. Что она от него хотела? Что он отрицает? Как они вообще здесь оказались? Почему он не помнил пути в морг, хотя идти до него было минут пятнадцать, если не больше, через всю больницу, минуя несколько лестничных пролётов и лифт? Откуда в памяти белое пятно вместо этих воспоминаний? Кьёка покачала головой и устало прикрыла глаза. — Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня. — За что? — Изуку окончательно запутался в этих шарадах. Казалось, из ушей вот-вот повалит пар. — За это, — прошептала она, в мгновение ока оказавшись так близко, что своей грудью касалась его. Изуку забыл, как дышать. Холодные пальцы Кьёки прошлись по его затылку и остановились на шее, сама она чуть поднялась на носочках и замерла напротив его лица. Посмотрев ему в глаза, она одними губами прошептала: — Прости. Её губы оказались мягче, чем он себе представлял. Они нежно сминали его губы, вызывая такое учащённое сердцебиение, что Изуку казалось, что он сейчас же от этого и умрёт. Но прерывать поцелуй всё равно не собирался — он таял в этих ощущениях, растворяясь в счастье, накрывшем его с головой. Резкая боль пронзила нижнюю губу, и рот наполнился кровью. Изуку отстранился и распахнул глаза — Кьёка смотрела на него в упор. Зрачки её закрыли весь белок и налились алым. В плечи впились сильные пальцы, которые за секунду до этого так нежно гладили его шею. — Что происходит? — спросил он, чувствуя, как от животного ужаса сжимается горло и становится трудно дышать. — Рядом с тобой вечность, отведённая мне, наполняется смыслом. Прости, что втягиваю тебя в это, но я больше не вынесу одиночества. Не дав ему опомниться, она припала губами к его шее, после чего он почувствовал острую боль, будто в том месте его проткнули толстые иглы. Тело наполнилось лёгкостью, а в ушах раздался звон. Ни одной мысли больше не было в его голове — он чувствовал, как жизнь постепенно из него утекает. Когда он очнулся, совершенно не понимая, что с ним происходит и почему горло горит адским огнём, единственным, что он знал наверняка, было то, что Кьёка нежно держала его за руку и тихо шептала: — Теперь нам точно хватит времени на то, чтобы узнать друг друга получше.