Они путешествуют во времени ради меня!

Первые несколько недель в Москве прошли довольно скучно. Суровые приключения в столице Польши измотали наших героев, им требовался отдых, и не только физический. Юра Шатунов вынужден был отказаться от целого ряда гастролей с «Ласковым маем» — у певца началась депрессия. Напрасно Саша с Катей его уговаривали съездить куда-нибудь развеяться, Юра сидел дома в своей съемной московской квартире и не хотел выходить даже в магазин за продуктами. Девушки уже несколько раз приносили ему поесть. — По-моему, мы испортили жизнь этому парню, — как-то сказала Катя своей сестре, когда они в очередной раз выходили от Юры после неудачной попытки его растормошить и вернуть к нормальной жизни. — Почему это мы? — не поняла Саша. — Не мы, а эти бандиты во главе с тем мерзавцем, которому я руку отрубила. Брррр! — девушку передернуло от жуткого воспоминания. — Ну, это мы втянули его в историю. И по-любому такого бы с ним не случилось, если бы не наше прибытие в его время. Кажется, мы опять нарушили ход истории. Саша пожала плечами. Ей вообще не хотелось об этом думать. Она думала о Майкле. Он стало какой-то скрытный — пропадает на несколько дней, а куда не говорит… — Ты же его биографию помнишь? — не унималась Катя. — Ну, помню примерно… — Так вот, там ничего не говорилось о его творческом кризисе зимой 1989 года. Это наоборот был расцвет, а не кризис — гастроли, большие гонорары, известность росла с каждым днем. А сейчас, посмотри, он же сам на себя не похож — сидит на диване, к окну подойти боится, не то чтобы на гастроли поехать… — Да, стрёмно… — вздохнула Саша. — Но я не знаю, что теперь делать — Поговори с Майклом, может быть, он что-нибудь придумает. — Ага, — усмехнулась Саша. — Я с удовольствием поговорила бы с Майклом, если бы знала, где он и когда объявится. И тут, словно кто-то всемогущественный, как сам Господь Бог или как минимум один из его помощников, услышал девушек — перед ними резко остановилась машина, белая советская «Волга». Открылась задняя дверь, и Саша, которая уже всегда была наготове на случай внезапного нападения, встала в стойку, чтобы вырубить любого, кто выскочит из машины. — Девчонки, вы чего? — из салона послышался голос Майкла. — Здесь все свои, не бойтесь. Саша с Катей нырнули в машину. Майкл сидел рядом с водителем, а на заднем сидении они увидели Гену. — Привет! — Геннадий широко и радостно улыбался. На нем был его лучший концертный костюм, а к лацкану была пристегнута белая орхидея. — О, какая изящная бутоньерка, — усмехнулась Катя. — по какому поводу? — Бутоньерка? — переспросил Гена? — А мы это называем цветок в петлице... Катя прикрыла глаза и выдала: — В девятнадцатом веке экстравагантная бутоньерка стала символом денди. Без цветка в петлице не появлялся на публике, например, Оскар Уайльд, которому принадлежит высказывание, что хорошо подобранная бутоньерка — единственная связь между искусством и природой. — Куда мы едем? — рассмеялась Саша. У нее всегда поднималось настроение, когда её Майкл был рядом. — О, у нас много планов, — Майкл надвинул на глаза свою неизменную шляпу. — Сначала мы едем вперёд, потом еще вперёд, а затем — вперёд и только вперёд! — Потрясающе, — усмехнулась Катя. — Но всё-таки, Гена, куда мы? — Заедем на репетицию, потом — прогулка по вечерней Москве в компании очаровательных девушек! — Каких ещё таких девушек? — притворно нахмурилась Катя, подыгрывая шутке Гены. — Одну зовут Александра, а другую Екатерина, — хохотнул Геннадий. А Майкл Джексон вдруг запел: Александра, Александра, Этот город — наш с тобою, Стали мы его судьбою — Ты вглядись в его лицо… — Откуда ты знаешь эту песню? — удивилась Саша. — Её в Америке многие знают, — ответил Майкл. — Это же из фильма «Москва слезам не верит». — А в Америке смотрят наши фильмы. — Ты чего, сестра? — Катя покачала головой. — Этому фильму Оскара же присудили еще в 1981 году. И вся компания запела, раскачиваясь в такт мелодии: Не сразу все устроилось, Москва не сразу строилась, Москва слезам не верила, А верила любви. Снегами запорошена, Листвою заворожена, Найдет тепло прохожему, А деревцу — земли…

* * *

На концерт Геннадия Белова в Дворце культуры в подмосковном Жуковском билеты продавались плохо. Не было распродано и половины. Геннадий узнал об этом у своего директора только вчера, и на концерт ехал в мрачном и подавленном настроении. Но артист не имеет права выходить на сцену мрачный, как тучка, поэтому гена усилием воли попытался вернуть себе «боевой» настрой. Получалось плохо, он нервничал, до концерта оставалось двадцать минут, а настроение только ухудшалось. Гена отослал от себя Катю, попросил её сесть в зале. Катя вздохнула, и они с Сашей и Майклом отправились в полупустой зрительный зал. Он был даже не наполовину пустым, пустовало большинство мест, что для Подмосковья было, в общем не характерно — билеты не дорогие, а местных любителей советской эстрады всегда хватало, чтобы занять почти все места. Но… всего пару дней назад на этой сцене выступала группа Мираж с концертом за бешеные деньги, и народ уже «наелся» массовой культурой, тем более «Мираж» был на пике популярности, его песенки в стиле электронного диско раздавались из каждого радиоприемника, телевизора, магнитофона и чуть ли не из утюгов и входивших в моду микроволновок. Геннадий всё не мог успокоиться, ему казалось катастрофой выступать в почти пустом зале — после того, как его встречали и в германии, и в Чехии и в Польше… Он вдруг понял, что не сможет петь. Вот просто выйдет к микрофону и не сможет рта открыть. Его прошиб холодный пот. «Надо что-то делать», — лихорадочно пытался сообразить певец. И ему ничего не пришло в голову лучше, чем спуститься в буфет и хлопнуть коньяку для разогрева. Гена ненавидел крепкий алкоголь, но в тот момент не увидел другого выхода. Он надел какой-то растянутый свитер, что нашел в гримерке, темные очки, взъерошил волосы и глянул на себя в зеркало. Остался доволен видом — так его никто не узнает. Спустившись в фойе, он подошел к буфетчице за стойкой и попросил 100 граммов «Белого аиста». — Геннадий Михайлович! — буфетчица с лёту узнала его не смотря на маскировку. — Вы же сегодня поёте! Гена смущенно кивнул. — Вы мой любимый певец, — щебетала молоденькая симпатичная продавщица. — Как только концерт начнется, — сказала она, — я сразу же закрою буфет, и в зал! Как здорово, что вы к нам приехали! — Вы коньяку-то мне нальете? — улыбнулся Гена. Ему уже стало теплей и веселей от теплых слов веселой буфетчицы. Но коньячку он всё равно хлопнул. Правда, не все сто грамм — отхлебнул половинку, поставил на стойку и бегом в гримерку. До выхода на сцену оставалось минут пять.

* * *

Концерт шел своим чередом, Геннадий исполнял свои хиты. В зале кто-то хлопал, кто-то сидел молча и без эмоций… Но Гена мало обращал на людей внимание, он решил отработать до конца, пусть хоть только для десятка своих поклонников, которые по-любому были в зале. И ещё ради Кати — он сразу нашел её среди зрителей, и когда смотрел в зал, то только на нее. Но вдруг где-то с краю — свет софитов мешал разглядеть, где именно — раздался нетрезвый и гнусавый мужской голос: — Да сколько можно это старьё слушать! Мужик, спой что-нибудь покрепче. Михаила Круга давай! Ни охранников, ни милиционеров в зале не было, и нетрезвый мужчина расходился всё больше и больше. — Да что это за сопли? Шансон давай, чувак! Геннадий обратился в зал: — Будьте добры, уймите этого человека, он не дает мне петь! Охрана есть в зале? Мужик, уверенный в своей безнаказанности заорал: — Ты еще ментов позови, сучара! Я тебя сейчас сам уйму, волк ты позорный! Мужчина явно откинулся недавно из мест заключения, а выпив перед концертом, просто откровенно нарывался на драку. К нему подошли Майкл с Сашей. — Слушай, может быть, ты заткнешься и дашь нам послушать музыку? — попросил мужчину Майкл. — Я тебе сейчас такую музыку по зубам выпишу… Постой, ты негр что ли? Или прикидываешься? Майкл немного растерялся — не бить же подлеца прямо в концертном зале. В Америке хулигана просто вывела бы полиция, а тут, кажется, надо самим разбираться… не растерялась Саша. Она коротким ударом в солнечное сплетение заставила мужика ловить ртом воздух. И пока он с увлечением пытался вспомнить, как он раньше дышал, Саша подхватила его под руку и вывела в фойе. Народ, как зомби, тоже весь потянулся к выходу. Концерт был, похоже, сорван. Катя оглядела зал и вдруг выскочила на сцену. Она встала рядом с Геннадием и громко сказала в микрофон. — Люди! Что вы делаете? Один из лучших певцов страны, Геннадий Белов, приехал в ваш город, чтобы подарить вам свои лучшие песни… И да, чтобы заработать себе немного на жизнь, чтобы кормить своих детей… А вы? Один нажрался и устроил дебош, остальные молча повернулись и стали расходиться! Вы не уважаете ни артиста, ни музыку, ни самих себя! Это стыдно и некрасиво… — Катя вдруг поняла, как ей привлечь внимание людей: надо не просто стыдить их, надо стать одной из них и подать им пример! — Давайте отдадим дань уважения певцу, композиторам и авторам песен! Давайте сядем и будем слушать концерт! — и девушка захлопала в ладоши: — Геннадий, мы просим вас продолжать ваш концерт! Гена понял её тактику и подыграл ей: — Спасибо, девушка за добрые слова. Конечно же, я продолжу петь для вас и для всех, кто не равнодушен к советской песне. Катя спустилась в зал, а Геннадий взял микрофон, и полилась песня — одна из лучших в советской эстрадной музыке, а может, и в мировой: За рекой за Истрой, Быстрой, серебристой, Рощи-перелески, даль светла. Там Аленушка жила, Там венки она плела…