* * *
Майклу ужасно нравилось происходящее. На концерте «Ласкового мая» собралось невероятно много невероятно молодых людей. Таких молодых, что сперва американскому поп-идолу показалось, что он попал на какой-то массовый, просто гигантский детский утренник. — Вау. А где же их мамочки? — изумленно спросил Майкл. Но потом он освоился, огляделся и понял, что на самом деле возраст публики был совершенно разный, даже каких-то пожилых людей заметил среди толпы. Но молодежи, не достигшей совершеннолетия было действительно большинство. И тогда Майкл Джексон ощутил, как в его душе поднимается давно забытое чувство зависти. «Ведь молодежь — это будущее, — думал певец. — А это значит, что через много лет они вырастут, и вырастут на песнях вот этой группы. Значит, что эта группа будет популярной не только сейчас, но и потом, через десять лет и через двадцать… Потому что вот эти детишки никуда не денутся, они вырастут и заполнят собой этот мир». Но уже через несколько мгновений Майкл Джексон перестал грустить и завидовать. Ведь он был очень практичным человеком, и раз пришел на концерт модной драйвовой группы, то надо получать удовольствие. И Майкл протиснулся на танцпол к малолетним фанатам «Ласкового мая», чтобы оттянуться как следует. И конечно же, уже через несколько минут он стал вторым центром внимания на концерте — все, кто был рядом уже вполуха слушали поп-группу, а настоящее шоу, как они поняли, происходило прямо передними, на танцполе. «Кто этот крутой чел?» — спрашивали молодые люди друг друга, пытаясь подражать движениям неизвестного танцора.* * *
Концерт в центральном концертном зале Варшавы, где среди ведущих певцов советской эстрады должен был выступать Александр Белов, представлял собой совершенно иное зрелище. Это было шоу для взрослых и состоятельных поляков — билеты стоили безумно дорого и распространялись не через кассы, а по партийной линии и по линии чиновников различного ранга. Директор «Ласкового мая», конечно же достал сколько нужно билетиков, но ему самому не хватило — его билет по просьбе Саши Юра Шатунов отдал Майклу. Этот концерт Майклу Джексону откровенно не понравился. Ему вообще не нравилась советская эстрада. Ну, за исключением нескольких песен нескольких исполнителей. И когда Лев Лещенко затянул свой хит «День победы», Майкл зевнул и отправился искать туалет. — Скоро будет Гена выступать, — сказала ему Саша. — Не ходи там долго. — На Гену я обязательно приду, — улыбнулся Майкл. Но кроме Белова и Лещенко на этом сводном концерте артистов советской эстрады можно было много кого послушать. И Майкл, который на самом деле ни в какой не в туалет выходил, а в буфет — хлопнуть коньячку для разогрева, сразу же вернулся, как только услышал голос Муслима Магомаева. Его голос и манера исполнения — это было нечто! Такого в Америке было не найти. Да и шутка ли сказать — Магомаев стажировался в Италии, в миланском театре «Ла Скала». И когда певец запел свою знаменитую «Свадьбу», казалось, стены концертного зала срезонировали и голос Магомаева звучит одновременно отовсюду: А эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала И крылья эту свадьбу вдаль несли, Широкой этой свадьбе было места мало И неба было мало и земли… Юра Шатунов тоже восхищенно смотрел на Магомаева и слушал его, затаив дыхание. Это, конечно же, был высший класс, не смотря на то, что из моды эти песни уже давно вышли, уже лет десять назад, не меньше. После Магомаева конферансье объявил Геннадия Белова. У эстрадных исполнителей считалось невезением выступать на концерте после Магомаева, потому что по силе голоса и по энергии, которую излучал «Золотой голос эпохи», как его называли. Действительно, многие певцы терялись на фоне Магомаева, но не Геннадий Белов. Катя, увидев, Гену, замерла, у нее перехватило дыхание. Но не смотря на радость встречи, даже она ощутила лёгкий укол тревоги: как можно петь после такого шквала чистого и мощного звука, который выдал Муслим Магомаев, и который, казалось продолжал звучать в зале, то ли многократно отразившись от стен, то ли застряв в головах слушателей… Но заиграла тихая и лиричная мелодия, её голос потихоньку окреп, на сцену вышел Геннадий и запел. И всем сразу стало не до сравнений с гением эстрады, с «Бакинским соловьем» Магомаевым. Потому что голос Белова проникал в самую душу, потому что своей искренностью и человеческой теплотой он не поражал воображение, не подталкивал в пляс, а наполнял спокойной, но мощной энергией, он словно помогал жить, поддерживал. Каждый человек, даже самый сильный, нуждается в опоре — не важно, во внешней или во внутренней. Так вот, песни из репертуара Белова, а главное — его голос, давали эту опору человеку. И люди чувствовали это интуитивно, сердцем. На дальней станции сойду, Запахнет медом. Живой воды попью у журавля. Тут все мое, и мы, и мы отсюда родом И васильки, и я, и тополя. Тут все мое, и мы, и мы отсюда родом И васильки, и я, и тополя. На дальней станции сойду - необходимо С высокой ветки в детство заглянуть. Ты мне опять позволь, Позволь, мой край родимый, Быть посвященным в эту тишину… Гром оваций, последовавший за выступлением Белова, ни чуть не меньший, чем после выступления Магомаева, говорил сам за себя. Катя ринулась с цветами на сцену. Саша поняла, что если сестра успеет добежать до своего Гены, в зал она больше не вернется, поэтому поспешила за ней, захватив с собой Майкла. Юра Шатунов увидел, как его новые друзья стремительно удаляются, рванул за ними. Геннадий раскланивался, принимал цветы и комплименты от девушек (одна юная особа, осмелев, даже чмокнула певца в щёку). Занавес должен был вот-вот закрыться, концерт был окончен. И тут к артисту подбежала Катя. Она с разбегу бросилась в объятия Гены, забыв и про цветы, и про всё остальное. Геннадий поверить не мог, что его Катя нашла его, пришла к нему из другого времени, из другой страны, словно из сказочного мира, преодолев все преграды и препятствия… — Катя… Катя… — бормотал он, целуя её лицо. Рабочий сцены поспешил включить машину, опускающую занавес — зрелище целующегося на сцене певца выходило за рамки светских правил советских концертов. — Катя, ты нашла меня… — приговаривал Белов… Но что-то было не так. Катя вдруг стала тяжёлой и неподвижной, она безжизненно повисла на руках певца, закрыв глаза и приоткрыв рот. Упоение от встречи с любимой у Геннадия сменилось ужасом: «Она умерла!» — пронеслось у него в голове. Занавес опустился...