И ещё одно видение

Мирабель оказалась права – в тот день Бруно действительно больше не докучали распросами. Но мужчина всё равно не спешил покидать собственных обителей: по правде говоря, сталкиваться в очередной раз с родственниками, которые так или иначе заподазривали его в чём-то (пусть ещё и сами не знали, в чём конкретно), ему не особо хотелось. Нет, он ни на кого не злится и по-прежнему любит всех одинаково. Просто так проще. Лучший способ что-то скрыть – скрыться самому. Метод уже проверенный, между прочим. Да и чувствовал себя Бруно не сказать, чтобы восхитительно. У него болела голова и немного ощущалась в ней странная тяжесть, словно та была набита свинцом, однако пророка это не останавливало. Нет, он просто не может остановиться сейчас. Вновь поджигает спичку, кидает её на сухие листья, которые тут же с характерным треском и запахом (тем самым приятным осенним запахом, которым нынче пропитан лес) охватывает пламя. – Так-так-так, главное сосредоточиться... Сосредоточиться... Он ещё несколько раз повторяет, а затем уже молча прокручиваеть в мыслях идентичную фразу. Всё должно пройти идеально. Необходимо сосредоточиться, чтобы всё могло пройти идеально. Бруно потягивается и разминает руки, как делал каждый раз перед новым "обрядом", не столько для улучшения физической формы, сколько для того, чтобы успокоиться и сосредоточиться на деле. Нервы будут только мешать. Вспотевшие ладони вытянуты и оказываются на уровне плеч. Просто собраться с мыслями. – Давай же... Зрачки со скоростью насекомых пробегаются из стороны в сторону, тщательно вглядываясь в ядовито-яркое зелёное свечение. Слава Богу, что к своим пятидесяти Бруно не страдает зрением. Жаль, по дереву сейчас постучать не удастся. – Так... Это уже было... Было... Всё это уже было, чёрт возьми! Мадригаль видел это уже столько раз, что легко мог бы пересказать каждую секунду из собственных видений, бесчисленных попыток. Должно ведь быть что-то ещё... Что-то, что могло бы привести его к долгожданной разгадке. Иначе какой толк от дара, который не способен дать то, что от него необходимо? Голова Бруно начинала идти кругом, однако он не собирался прекращать. В этот раз получится – он уверен. Просто нужно досмотреть до конца. Ещё немного. Он справится. Ну же... – Агх, проклятье! В глазах начинает темнеть, ноги становятся ватными. В следующий раз, когда зрение более-менее возвращается в норму, Бруно видит песок, на который припал коленями и о которой упирался правой рукой, дабы не рухнуть лицом. Собственный (при этом очень маленький) вес показался ему невыносимой тяжестью. Дышать было трудно. Сердце в груди колотилось непозволительно быстро. "Почти... Смог..." В данном случае, "почти" – ключевое слово. Он не смог. Пожалуй, Бруно переоценил собственные способности. Хриплые выдохи, вырывавшиеся из груди медленно и неприязненно, свидетельствовали о том, что с организмом в порядке не всё. И это неудивительно. Стоит вспомнить одну только позавчерашнюю взбучку с Пепой, после которой мужчина до сих пор сушит свою руану. А костюмчик то он не сменил, ибо "зачем? Не могу же я заболеть из-за такого пустяка!" "Идиот..." – подумал он про себя внезапно, хотя самокритика уже мало что могла бы изменить. Плюс, три видения за одно утро не слабо так истощали его, что в сочетании с деятельностью бактерий сказывалось на нём весьма негативно. Провидец пошатывается, едва не рухнув вновь, но всё же встаёт на ноги. Ему необходимо поправиться – разумеется, чтобы продолжить попытки. Наверное, как раз из-за плохого самочувствия у него так и не получается заглянуть дальше. Бруно решает спуститься на кухню. Хотя выпечка Джульетты не способна восстановить ущерб от многочисленных видений (поскольку это последствия дара), простуду вылечить для неё – раз плюнуть. Бруно показывается в одном бордовом, пусть и немного помятом, костюме, а волосы его слегка растрёпаны, что мужчина не замечает сразу. К слову, больше замечать и некому – комната абсолютно пуста. Это странно. Обычно Джульетта в это время (да и во всё прочее время, если уж на то пошло) работает на кухне, однако сейчас присутствия сестры ничто не выдавало. – Доброе утро, дядя! Он слышит другой голос, уже знакомый ему звонкий и мелодичный голос. Мирабель. Бруно не приходится поворачивать голову в сторону вошедшей, чтобы по пританцовывающей походке и голосу определить, что это именно она. Настроение у племянницы, судя по всему, лучше некуда. – Доброе, – отвечает Бруно и рассеянно улыбается, надеясь, что его крайне хреновое состояние так и останется никем незамеченным, – ты чего это тут в такую рань? – Выспалась, – Мирабель пожимает плечами и усаживается за стол, перекинув одну ногу через другую, но откинувшись на спинку стула так, будто только что пережила тяжёлый рабочий день, после которого была очень вымотана. – Или, точнее, не спится. Хочу выпить немного кофе перед завтраком. В подтверждение своих слов девушка сладко зевнула, потянувшись руками и спиной. Бруно опять улыбается. Даже будучи невыспавшейся, его племянница выглядела до невозможного оптимистичной. Ему бы не помешало так научиться. – Я сделаю. Тебе чёрный или с молоком? Он тянется к кофейнику, заполненному наполовину. Для двух человек, поднявшихся с постели раньше привычного, этого должно вполне хватить. Себе Бруно наливает практически полную кружку, ведь взбодриться ему сейчас явно не помешает, но оставляет немного для сливок. – Чёрный с двумя ложками сахара, – отвечает Мирабель, коротко зевнув во второй раз. А затем и смотрит с благодарностью, когда дядя ставит перед ней кружку с готовым горячим напитком. Сам же он усаживается напротив, начав медленно помешивать свой кофе. – Как... Дела у тебя? Бруно понимает, что это очень тупой вопрос, и тупее его формулировки оказалось только его звучание. Однако кареглазую это, похоже, не смутило нисколько. – Вроде как и хорошо. Только вот спать ложиться мне определённо стоит раньше. – Согласен. Не думаю, что ещё большие мешки под глазами будут тебе к лицу. Мирабель якобы обиженно фыркает в ответ и театрально закатывает глаза. – Себя-то видел? – Да ну тебя, – Бруно и сам смеётся. Он знает, что со стороны выглядит, как зомби, а сейчас, наверное, как зомби, которое дважды (нет, даже трижды) переехали повозки. – Ладно, дядя. Я просто шучу. Она делает глоток кофе, Бруно продолжает мешать. – А... Где твоя мама? – осторожно спрашивает он, стараясь, чтобы вопрос прозвучал как можно менее подозрительно. – Мама? Она ушла сейчас, – беспечно отвечает девушка, – в общине нужна её помощь. Кто-то тяжело заболел. Скорее всего, её не будет весь день. Вот как. Отлично. Нет, просто супер. Угораздило же Бруно заболеть тогда, когда даже Джульетта не в силах ему помочь. Он останавливается, прекратив звенеть ложкой и, кажется, о чём-то задумавшись. Мирабель делает новый глоток и хмурится. – Ты что, спишь? – Нет. Боль в голове начинает нарастать. "Тяжёлый металл" в ней увеличивается в весе и тянется к земле с большей охотой. Из последних сил мужчина борется с притяжением. – Дядя?.. Бруно успевает отвернуться от стола, когда внезапный приступ кашля настигает его совсем ни к стати. Он сгибается пополам, падая на колени; сильно кашляет, что отдаётся в лёгких невыносимой болью. Хочется стонать. Бруно стучит себя по груди, но это ни коим образом не помогает. Зато он слышит скрип деревянного стула, которым словно нарочно хотели поцарапать пол, и чувствует, как чужие руки приобнимают его за плечи. Чужая и тёплая ладонь. Она проходится по спине медленными, аккуратными движениями, сверху вниз и обратно так же. Приятно... Бруно потихоньку приходит в себя, когда и замечает, что на его глазах выступили слёзы. Он боится сделать слишком глубокий вдох. Мирабель придерживает дядю за плечо, осторожно поглаживая по спине и паникуя изнутри. Она не знает, что делать. Бруно плохо себя чувствует, а мамы, способной залечить любые раны и недуги, сейчас нету поблизости. Девушка встревожена. – И не говори, что ты снова подавился. Я видела, что ты не пил. Тот молчит. Он приводит в норму сбившееся дыхание, и понемногу это даже получается. Он расстроен, ведь теперь племянница обеспокоена. Расстроен и удивлён. Бруно не думал, что ему станет хуже. Это не должно происходить так резко, правильно? С другой стороны, Бруно и не знает о болячках столько же, сколько знает его старшая сестрица. Ладонь Мирабель, тыльную стороны которой она прислоняет ко лбу провидца, кажется ему неестественно холодной. – У тебя жар, дядя... Бруно мягко отталкивает её руку от себя и отстраняется от девушки. – Пойду прилягу... – хриплым голосом заявляет он, после чего предпринимает попытку встать. Мирабель вовремя успевает подхватить дядю со спины, когда он снова начинает падать. Ноги не держат совершенно. Теперь Бруно на самом деле чувствует озноб, мелкой противной дрожью пробирающий всё тело. – Да ты на ногах не держишься! – восклицает девушка, точно только что совершила какое-то открытие. – И дрожишь весь... Давай, я помогу... Мирабель приобнимает Бруно, и второй в свою очередь чувствует характерное тепло. Даже дрожь унимается в какой-то степени. Девушка придерживает его, опасаясь, что тот вновь может упасть или что его схватит новый приступ. – Сейчас ещё все спят, – говорит она, продолжая путь. – Тебе лучше не выходить к завтраку... Мало ли заразишь кого. Я тебе принесу, ладно? И... – она на мгновенье призадумалась. – Не думаю, что в таком состоянии ты сможешь подняться по лестнице. Может, в мою комнату? Бруно лишь молча кивает, не в силах выразить согласие словами. Мирабель приводит его в свою комнату, которую мужчина, если честно, видел впервые. Это самая обыкновенная комната – не лес, не пещера, не цветочное поле. Просто уютное, отнюдь не большое помещение, оформленное так или иначе со вкусом. Что ж, в её стиле. Самодельные декорации, предметы одежды, вышитые ею, рисунки – Бруно невольно отмечает для себя, что у племянницы поражающий для её возраста талант. – Сама не боишься заразиться? – Не заражусь. Ложись, – она мягко укладывает дядю в постель и накрывает одеялом, к которому тот и сам уже инстинктивно тянулся, – придётся дождаться мамы. Попробуй пока поспать. Взгляд Мирабель тревожен точно так же, как и встревожена она сама. Бруно не приходится поднимать на неё глаз, чтобы прочувствовать это. Племянница ласково поглаживает его по плечу, и Бруно это... Нравится. Он не помнит точно, когда в последний раз ощущал нечто подобное. Мягкая кровать, тёплое одеяло, чья-то забота... Он помнит только, как подхватил схожую простуду однажды в детстве. Ещё до того, как Джульетта научилась готовить и толком использовать свой дар. Тогда мама сидела возле его кровати, то и дело накрывая сына одеялом, меняя смоченную холодной водой тряпку на его лбу, поглаживая по волосам и шепча какие-то приятные вещи. Она улыбалась, чтобы поднять ребёнку настроение, но в то же была взволнованна. Ещё приносила Бруно чай и иногда какие-то отвратительно горькие микстуры от кашля, которые были в разы ужаснее на вкус, нежели выпечка только учившейся сестры. Но тогда маленький Бруно был по-настоящему счастлив. Несмотря на то, что мать строго-настрого запрещала Пепе и Джульетте подходить к нему близко, чтобы не дай Бог не подхватить заразу, неугомонные сёстры всё равно тайком проникли в комнату младшего брата и сидели у него практически весь вечер, рассказывая разного рода любопытные факты о прошедшем дне. И Бруно слушал, слушал даже то, что было ему не особо интересно. Слушал о проделках соседских мальчишек; о том, как Пепе впервые удалось вызвать настоящий ураган, а не привычный дождь с грозой; о том, как Джульетта пыталась приготовить блины, но в результате едва не спалила кухню. Слушал и был счастлив. Тот Бруно ясно ощущал семейное тепло, был скромен, но жизнерадостен, и позволял себе высыпаться достаточно, чтобы в скорейшем времени пойти на поправку. Сейчас же Бруно изо всех сил пытается сопротивляться сну. Кошмары, начавшие мучить его ещё в детстве, имели тенденцию сниться и в повседневности. Но Мирабель так настойчиво уговаривала его прикрыть глаза, а кровать была такой на невезение мягкой, одеяло таким на невезение тёплым, что провидец в итоге сдался. Он невольно провалился в сон. ************************************ На главной деревенской площади была уйма народу – настолько много людей, что какому-то мальчишке-подростку затеряться здесь не составило бы труда. Длинные чёрные кудри закрывали половину его лица, так ещё и капюшон тёмно-зелёного пончо был накинут сверху. Сам Бруно видел с трудом, однако этого было достаточно, чтобы двигаться вперёд, не вызывая к себе подозрений. Во всяком случае, ему так казалось. Он чувствует боль в лодыжке и не сразу осознаёт, что летит вниз. Только тогда, когда сталкивается лицом с асфальтом и шипит от резкой колющей боли. – Эй, смотри, куда идёшь! – пышная дама в старомодном платье и с широкополой шляпой, которую Мадригаль едва было не сшиб с ног и не затянул вместе с собой в падение, смотрит на лежащего парня с презрением и яростью. Ребёнок поднимается, машинально отряхивает одежду и тихо, робко извиняется. Та уходит, а Бруно остаётся стоять. Он смотрит на свою руку – ладонь и локоть разодраны в кровь, их неприятно щипит, как и нос, в котором тоже ощущается влага. Парень потирает наболевшую часть лица, после чего видит на руке следы алой жидкости. Но это ерунда. Выпечка Джульетты ему поможет. – Ты... Услышав знакомый голос Бруно чуть было не подпрыгнул на месте. По спине пробежал холодок, ладони вспотели ещё сильней, отчего раны начало саднить с куда большей силой. Дотронувшись до собственной макушки, Мадригаль с ужасом ощущает под кожей собственные кучерявые волосы и осознаёт, что капюшон спал. Его узнали. – Послушайте, пожалуйста... – он скрещивает пальцы в привычном жесте и умоляюще тараторит, задним шагом удаляясь от наступающего на него разъярённого мужчины. Это был рослый, огромный (или просто казавшийся огромным) мужчина с чёрными усами, чёрными короткими волосами, чёрными глазами. Следом за ним бежала девица, маленькая такая, дрожащая всем телом и точно таким же дрожащим голосом шепчущая мужу "не надо, дорогой, не надо..!". – Это был ты! – игнорируя попытки жены, он приближается к Бруно, сжимая кулаки и повышая тон. Парень отступает ещё назад, но спина внезапно ощущает удар. Бруно боится обернуться. Стена. Он врезался в стену и оказался зажат в угол. Ему страшно, сердце с безбашенной скоростью колотится в грудной клетке. Бруно взывает к Богу, мысленно молится и искренне надеется, что Высшие Силы его услышат. – Милый, прошу тебя, остановись... – девушка дрожащей рукой хватает мужчину за плечо. Бруно почему-то хорошо запомнился её взгляд. Боязливый, очень осторожный. Было непохоже, чтобы она боялась своего мужа. Она боялась Бруно. – Марьяна, он убил нашу с тобой дочь! – мужик не повернул головы в сторону супруги и проговорил это, заглядывая подростку в самые глаза. Или, если точнее, пытаясь заглянуть, ведь Бруно то и дело отводил взгляд по сторонам, пока спину обливало холодным потом. – Я не убивал! – хотел было вступиться он за себя, но желаемый крик отрицания в реальности оказался лишь слабым писком. Бруно не хотел этого видеть. Мало того, он даже не смотрел в будущее: видение вновь явилось само, без приглашения или заблаговременного предупреждения. И так вышло, что Бруно рассказал об этом лишь сёстрам, но то подслушали соседские ребята, вслед за ними – ещё кто-то, и так вести дошли до самих родителей. И спустя меньше чем неделю их маленькая шестимесячная дочь Афина, при этом здоровьем видимо не страдавшая, умерла. Но ведь провидец не хотел этого. Какое ему, откровенно говоря, дело до чужого ребёнка? Зачем ему кого-то проклинать? Но нет, люди не услышат этого вопроса. Они услышат то, что считает достоверным тупое большинство. – Ты... И первый, и второй, занятые своими ненавистью либо страхом, обращают внимание на то, что на площади стало слишком тихо. Тихо, но не пусто. Голоса смолчали, десятки зевак смотрели туда, где, кажется, назревало нечто интересное. Бруно смотрит сначала на толпу, затем на мужика, и думает: что же будет дальше? Этого он не сумел предвидеть. Ждёт ли его позорная расправа или, быть может, этот человек всё же одумается, не став совершать убийство на глазах прохожих (среди которых и дети, в том числе). Он тяжело дышит, каждая минута растягивается словно бы в несколько. Скрещиваем пальцы, скрещиваем пальцы. – Да что б ты свою смерть так же увидел, уродец! И после этого всё стихает. Нет, он и правда оставил Бруно? Люди расходятся, начиная нервно перешёптываться, и вот уже совсем скоро здесь становится так же шумно и тесно, как и обычно. Нет, не в точности так. Сердцебиение по-прежнему не успокаивается. За спиной – каменная стена, под ногами – асфальт. И нигде нет дерева, чтобы постучать по нему. Весь ужас сказанных слов Бруно осознаёт не сразу. Лишь тогда, когда приходит домой и запирается в своей комнате, не подпуская к себе ни Пепу, ни Джульетту, ни даже мать, ссылаясь на усталость. Внутренняя паника охватила его сознание. Ему говорили много отвратительных мерзких высказываний. Обзывали. Даже били иногда. Но смерти ему пожелали впервые. Эти слова надолго засели в неокрепшем сознании юного подростка, в его и без того постоянными издевательствами расшатанной психике. В семье об этом узнали от местных. Его пытались поддержать, успокоить; потихоньку это даже получалось. И постепенно Бруно забыл. Эти слова из памяти вытесняли новые оскорбления, которых с годами становилось всё больше, и больше, и больше. Но почему Бруно вспомнил об этом сейчас? ****************************** Мадригаль резко, словно его откинуло пружиной, поднимается на кровати и начинает часто дышать. В прочем, это было зря: голову пронзила резкая боль, в глазах на несколько секунд внезапно потемнело. Его хриплое дыхание становится равномерным, когда он понимает: это был сон. Кошмарное воспоминание из прошлого, просто случайным образом всплывшее в памяти. Такая реакция напрягла сидящую рядом Джульетту. Бруно не в первые секунды увидел её, но когда увидел изменился в лице. – Боже... Прости, я не хотел тебя напугать... Он всё ещё в комнате Мирабель, хотя самой Мирабель тут уже и не было. Зато была сестра, что сидела напротив кровати, держа в руках тарелку с новоиспечёнными арепами. Бруно не чувствовал их запаха, ведь обоняние как отрезало. – Ничего. Мирабель мне сказала, ты заболел. Тебе не стало лучше? Я сделала их для тебя. Женщина поставила тарелку на тумбочку рядом с кроватью, где стояли ещё стакан воды и пара украшений, искусно созданных хозяйкой комнаты. Бруно загадочно посмотрел на сестру. – Я знаю, ты их любишь, – проговорила женщина, лукаво улыбнувшись. – Ты очень любил их в детстве, и я знаю, что это не изменилось. Арепы чаще всего пропадали с моей кухни. Бруно почувствовал, как чувство неловкости и вины скрутило его живот. Уже всплыло, что он всё это время жил в стенах дома, но никто до сих пор не поднимал темы о том, что он бессовестно воровал еду с кухни. Об этом могли лишь молчаливо догадываться. Он воровал еду, которая не была для него предназначена. И за это ему действительно стыдно. Джульетта берёт в руки одну из ареп, что лежала выше остальных и успела немного уже подостыть, и заботливо протягивает её брату. – Ешь. Как почувствуешь себя лучше – выходи на ужин. И ласково потрепала по волосам, словно Брунито до сих был маленьким пятилетним ребёнком, её извечно неуклюжим младшим братцем. Возможно, в глазах Джульетты он и выглядит так до сих пор. Когда же она выходит, Бруно принимается за арепу и чувствует, как ему на самом деле становится лучше. Что-то, что до сих пор сжимало его грудь и мешало нормально дышать, наконец теперь отпустило. И ему больше не жарко. Скинув одеяло с ног, Бруно поднимается, берёт тарелку с арепами и выходит из комнаты, возле двери нечаянно столкнувшись с Мирабель. Какие-то мгновения они тупо смотрели друг на друга (и взгляд Мирабель был точно оценивающим). Девушка заговорила первой. – Тебе лучше, дядя? – А? Да, намного лучше. – он улыбается и трижды стучит по стене свободной рукой, после чего вновь обращает свой взгляд и внимание на племянницу. – Спасибо тебе тоже... За заботу. – Не за что. Мы же семья, – она пожимает плечами, улыбается, и Бруно не может не улыбнуться в ответ. – Ты ведь... выйдешь к ужину? – Да. Конечно. Мирабель заходит в теперь уже абсолютно и полностью её комнату, пока Бруно медленно свыкается с мыслью о том, что уже вечер и скоро время ужина. Ёлки-палки, он проспал весь день. Что ж... Он достаточно давно нормально не спал, хотя сказать, что Бруно чувствует себя отменно выспавшимся, тоже было бы ошибочно. Он всё ещё разгоняет остатки сна, начав поедать вторую арепу. Да, он определённо выйдет к ужину. Выйдет, но чуть позже. У него есть ещё одно важное дело перед этим. Одно недосмотренное видение, которое уж точно никак не связано с приснившимся кошмаром.