И ещё одно видение

– Не могу поверить, что ты ответила прямо так! – Именно так и ответила, – горячо заверяет сестру Исабела, на что Мирабель смеётся. – Ты просто не представляешь, какими парни могут быть надоедливыми. Если раньше я всем нравилась понятно почему, то сейчас... Сейчас совсем другая. И я не обязана быть идеально вежливой со всеми. – Не боишься прожить всю жизнь в одиночестве без семьи и замужества? – Мирабель подозрительно щурится и косится на неё, ухмыляясь. – Не думаю, что это будет так. Во всяком случае, брак должен быть по взаимной любви, а не по глупой влюблённости какого-нибудь мальчишки в меня. А этот так вообще темень... Девушка вздрагивает, словно от внезапного холода, и морщится из-за собственных воображений. Воспоминания не слишком её радуют, а кучерявая вновь усмехается со слишком уж забавного вида старшей сестры. К слову, на это она имеет полное право: в её руках средней тяжести деревянный ящичек с различными видами украшений, вывесок, картонных букв, а Исабела идёт совершенно налегке, отработав, тем не менее, свой долг иначе. Девушки весь день помогали одному из местных жителей украсить дом ко дню рождения его младшей дочери и закончили только сейчас. С этой приятной усталостью после проделанной работы они направляются в сторону собственного дома. На лице Мирабель Мадригаль сияла улыбка, полная удовольствия и внутреннего умиротворения. Под светом и сильным жаром лениво проползающего солнца она выглядела крайне оптимистично. "Ну и что, что у меня нет дара? – всегда отвечала она теперь, когда кто-то из деревенских ребятишек, будучи не в курсе последних событий, задавал бесчисленное количество вопросов и приходил в изумление. – Я тоже могу приносить пользу своей семье". Это была правда. Мирабель неплохо справлялась со всем, что ей поручалось, даже не имея в наличии никакого дара: обыденное трудолюбие и любовь к жизни. Девушка часто помогала своим сёстрам или кузенам с какими-нибудь их обязанностями. Например, как Исабеле сегодня. Вчера же они с Луизой чинили забор одному из мужичков по соседству. Позавчера – весь день с матерью провели на кухне за приготовлением очередной порции целебной выпечки. Каждый день Мирабель бралась помогать кому-то из своих родственников. И каждый день ей это с блеском удавалось. – Касита, открой нам дверь! Дом впускает на порог жизнерадостную девушку и её плетущуюся сзади от усталости сестрицу. Мирабель и сама была рада наконец поставить этот нелёгкий ящик на пол в своей комнате, а затем вздохнуть, вытереть со лба накопившийся пот. Ещё и жарко, ко всему прочему. – Спасибо. В дверном проёме, на пути к собственным обителям, ей улыбается Иса. На её ярком цветастом платье (в последнее время ей полюбились подобного рода наряды) пятна от цветочной пыльцы было практически невозможно увидеть, да и они абсолютно не тревожили саму девушку. – Не за что. Если понадобится помощь – зови меня, ладно? Ну, как ты знаешь. Исабела молча кивает, ещё раз одарив сестру благодарным взглядом, после чего уходит. Единственным оставшимся делом в выдуманном списке Мирабель является уборка комнаты, но она займётся этим после обеда. Солнце уже почти над самой высокой горой во всей округе. Девушка задвигает ящик собственных принадлежностей под кровать и спешит на нижний этаж, где, однако, ещё никого и не было. – Ма-ам! Единственная, кого Мирабель удаётся застать на кухне – её мать. Она только-только достаёт из духовки что-то очень ароматное и очень аппетитное на вид, когда неожиданный зов дочери внезапно заставляет её содрогнуться. – Зачем же так пугаешь? Но она целует дочь в щёку, когда та подходит ближе. – Прости, мам, – спешно извиняется Мирабель. – Мы с Исабелой только что закончили. – Мои умницы. Но для обеда ещё рановато. Джульетта ставит на стол противень с сочной ароматной курицей, чей запах дразнит Мирабель сладостью и мягкостью своего аромата. Для того чтобы есть ещё слишком рано, однако урчащий живот заявляет ей об обратном. Джульетта по-доброму усмехается. – Может, пока позовёшь всех остальных? Мирабель покорно кивает. Это всяко лучше, чем продолжать стоять здесь и мучить собственный желудок. Она выходит и первой окликает Исабелу – та в своей комнате, они только-только расстались с Мирабель. Долорес, к слову, искать и не приходится: она и без того всё прекрасно слышит. – Кто-нибудь ещё есть дома? Девушка поднимается на верхний этаж и проходит мимо комнат. Тихо. Комната Луизы – пустует без хозяйки. В прочем, она сама возвращается в нужное время. Антонио... Он внезапно нарисовывается сам по себе, неожиданно бодрый, точно его не кормили на протяжении очень долгого времени. Когда младший кузен буквально врезается в ноги девушки, на лице Мирабель вдруг появляется загадочная ухмылка. – И тебе привет, Камило. Поняв, что его трюк в очередной раз раскусили, парень принимает собственное обличие с недовольным лицом, свойственным любому побеждённому. – Не очень-то и хотелось, – роняет он, проходя мимо двоюродной сестры и спускаясь вниз по лестнице. Обед – единственное место, его святой храм, куда парень не опаздывал ни единожды в жизни. Мирабель проходит дальше, к комнате настоящего Антонио. Минут через пятнадцать всё большое семейство уже собралось на кухне. В числе первых лиц, конечно, был Камило, не оставляющий своих попыток украсть чью-нибудь порцию. Сейчас начнут накрывать на стол. Все уже здесь, но Мирабель щурится: ей кажется, будто чего-то не хватает. – А где Бруно? Осознание приходит тогда, когда, собственно, ответ уже был дан напрямую. Джульетта как всегда заметила первой и как всегда первая подала признаки волнения. Девушка виновато пожимает плечами, понимая своё упущение. Им ещё привыкать и привыкать к компании друг друга... – Я могу сходить за ним. – Пожалуйста, милая. И Мирабель уходит. Было что-то внутри неё, что шевелилось не очень приятно, говорило о том, что в порядке не всё, хотя, казалось бы, всё в абсолютном порядке. Такие обеды у них происходят каждый день, иногда кто-то и задерживается, иногда и нет. Еда после работы – дело логичное и вполне обыденное. Но нет, что-то сейчас чувствовалось другое. То ли в дуновении лёгкого ветерка или свечении красного солнца, выделяющегося на фоне абсолютно чистого неба в сегодняшний день, то ли в лицах этих улыбчивых людей – людей, которых она видит ежедневно. Возможно, именно из-за столь привычных обстоятельств ей и кажется, будто всё неприкосновенно хорошо. Девушка снова в доме. Снова поднимается по лестнице. Дурацкие лестницы. Мирабель совсем не понимает, для чего они в комнате дяди. Неужели он так кайфует от подъёма по этому бесчисленными количеству ступеней? У Бруно много странностей, но... Чёрт. Если Мирабель и удастся подняться к нему, то спустятся они, вероятно, уже только к ужину. – Дядя Бруно! Тишина. Её голос отзывается гулким эхом в её собственных ушах. Мирабель затихает и даже не дышит, надеясь услышать хоть что-то, что выдаст присутствие родственника, но в ответ слышалась всё та же мертвенная тишь. Хорошо ли это? Вряд ли. Девушка еле переставляла ноги, тем не менее, стараясь двигаться как можно быстрее – настолько, насколько это представлялось возможным. – Дядя, ты меня слышишь? Вряд ли можно было бы не услышать... В этой пещере акустика просто отвратительна, и малейший звук тут отзывался громче, чем должен был наяву. Страшно. Странное предчувствие закрадывается в грудь девушки, пока она преодолевает ещё несколько метров... – Дядя! Вспышка. Вскрик. Их взгляды сталкиваются друг с другом, у неё – шокированный и ничего не понимающий, у него – напуганный и будто бы виноватый. Он вообще выглядел каким-то нервным, словно от укола или чего-то подобного. – М-мирабель..! Его руки спрятаны за спиной, глаза быстро-быстро пробегают по девушке, словно изучая её, причём, с какой-то непонятной опаской. Она появилась так неожиданно? Неужели Бруно в действительности её не слышал? – ... Ты в порядке, дядя? Она делает неуверенный шаг навстречу, когда же он поддаётся немного назад, по всей видимости, не желая сокращать расстояние между ними ни на метр. Словно бы Мирабель была неизвестным монстром, что пугала его одним своим видом. Девушке это не нравится. – Почему ты... Внезапно её глаза ловят и фиксируют свет. Зелёное свечение за спиной Бруно становится слишком заметным, как и то, что мужчина боялся того, что оно может стать заметным. – Дядя, что это? – Н-ничего! Он хочет отступить дальше, но спина предательски упирается в ледяную каменную стену. Отступать некуда. Мирабель смотрит на него с явным сочувствием, с мягкостью в глазах и лёгкой печалью. Она ищет, как подступиться к Бруно, несмотря на все его попытки отдалиться куда подальше. – Ты что-то видел? Дядя Бруно... – Нет, я ничего не видел! – перебивая, окончательно забиваясь в угол отвечал он, с таким страхом, с мольбой в голосе, будто перед казнью. Он боится. Боится, что снова его обвинят в том, в чём не виноват. Мирабель знакомо это чувство. Не в такой степени, конечно, но знакомо. – Я не буду тебя осуждать... Я точно знаю, что ты не виноват, – она подходит ближе и обнимает Бруно, спокойно, тихо, сочувственно... – Но, пожалуйста, скажи мне... Если это что-то плохое – значит, тому и быть. Ты не должен мучиться один, дядя... Мы твоя семья... Ты можешь нам довериться... В этот раз точно. Довериться... Бруно и не говорил, что недоверяет. Просто ему страшно... Страшно до ужаса. Мирабель говорит уверенно и твёрдо, однако является ли то, что она говорит, абсолютной правдой? После всего, что произошло, верится в это не слишком, если быть честным. Но теперь отступать некуда. В самом деле – о таком, вероятно, молчать было бы грешно. Куда более грешно. И не важно, примет его семья или нет. Предсказание сбудется, даже если Бруно того не хочет. Лучше сказать. – Что ты видел, дядя Бруно? Он вздыхает так, словно ему всё это время не хватало воздуха. Нужно собрать всю свою волю в кулак, сделать голос максимально разборчивым и ровным. Он может сделать это. – Я видел... Смерть... На последнем слове голос предательски дрогнет.