Неба мало

POV Рен На улице весьма некстати пошел дождь. Сначала противный моросящий, послушно подчиняющийся малейшему порыву ветра, а затем холодный проливной, громко бьющий по широкому панорамному окну. Отчаявшиеся прохожие уже и не пытались бежать, тщетно пытаясь прикрываться газетами, пакетами и пиджаками, а уныло шли, шлепая по лужам насквозь промокшими ботинками. - Почему вы спрашиваете моего мнения?- злость из голоса убрать получается не до конца. Спиной чувствую, как Такарада пожал плечами, слышу, как отложил ручку, и точно знаю, что сейчас он соединил кончики пальцев и смотрит поверх них. Взгляд заинтересованный и всезнающий одновременно. Почти оценивающий. - Свое мнение я знаю,- отвечает он так, будто бы его слова совершенно естественны. - Кёко взрослая. Сама может принять решение,- продолжаю избегать прямого ответа я, отслеживая каплю за каплей стекающую по тонкой раме воду. Такарада молчит, продолжая буравить меня взглядом. Не выдержав, резко разворачиваюсь, подхожу к его столу и сажусь в кресло напротив. - На самом деле,- чеканю я,- вам незачем знать, хочу ли я, чтобы Кёко поехала в Америку, хочет ли этого она. Вы ведь уже дали согласие. А позвали вы меня сюда ради своих нравоучений,- Лори слегка улыбается, отчего я злюсь еще больше и отвожу взгляд.- Я давно вас знаю, прикрываться ложными мотивами излишне. - Тогда мне тем более неясно, чего ради ты так поступаешь. - Как поступаю?- неужели этому человеку так трудно говорить без загадок. - Отталкиваешь ее… Ошарашенно моргаю, и скорее машинально, чем осознанно отвечаю: - Если вы так беспокоитесь о ее моральном… - Меня больше волнует твоё,- перебивает он меня.- Однажды ты уже сделал ошибку. Единожды споткнувшись, предпочел вычеркнуть из своей жизни и родителей, и друзей. Хотя ни первые не перестали быть твоими родителями, ни вторые – друзьями. И сейчас ты снова наступаешь на те же грабли: на пути попалась ничтожная преграда, а ты уже дал задний ход. - Мои показатели ухудшились? Я стал хуже играть? - Пока нет. - Вы мне не отец,- качаю головой я, нарочно избегая его взгляда. - И никогда не претендовал,- говорит так спокойно, что меня на одну долю секунды начинает мучить совесть. Но последующие слова избавляют меня от необходимости извиняться.- Хизури Куону никогда не был. Но Цуруга Рен принадлежит мне. Куона ты уничтожил сам, но с Реном так не получится. Я слишком многое поставил на кон, чтобы ты так просто пускал мою работу коту под хвост. Я хорошо знал президента. Больше, чем просто хорошо. Знал, за что его следует уважать, знал, за что его близкие его любят, знал, почему его следовало бояться, и знал, чего стоит сделка с ним. И до этого момента думал, что научился в общении с ним руководствоваться расчетом. Воспринимать его не иначе, как торговую марку, имя которой я ношу. А потому не думал, что его слова меня заденут. Мысли допустить не мог, что у него когда-нибудь получится меня расстроить. Когда-то он вытащил меня из липкой грязи, в которой я сам себя извалял. Дал новое имя, помог забыть о старом и научил жить иначе. Он слишком много мне дал…Настолько много, что чувство долга уступило место привязанности. Неуместной здесь привязанности. - Вы распоряжаетесь моим именем. Большего я вам не обещал,- резче, чем следовало, отвечаю я. - Ты хочешь, чтобы она уехала?- в лоб спрашивает он, и я устало прикрываю глаза. Знал, что битва заранее проигрышная. - Да. Такарада удовлетворенно (или же мне так кажется), кивает. - Хорошо. Тогда сам ей об этом и скажешь. Всегда было интересно узнать, почему каждый наш с ним диалог заканчивается подписанием моего приговора. Каждый лидер держит в своей команде бунтаря. Подчинит бунтаря – подчинит всех. Я выглядел таковым на словах, на самом же деле с самого начала был зависим. Такарада этим умело пользовался. Проблемы президента начались тогда, когда среди его многочисленных звездных детей появился настоящий бунтарь. Могами Кёко. Но и к ней быстро нашлись рычаги. Правда, в единственном экземпляре. Ничего не ответив, поднимаюсь с кресла и выхожу из кабинета. Лори надавил на рычаг. Теперь ждет результата. *** POV Такарада - Твой сын так на тебя похож, что мне иногда странно, что я все еще сижу в своем кресле, а мое агентство не носит ваше имя,- устало откидываюсь на спинку кресла и поднимаю взгляд на вошедшего Хизури Куу. Тот снисходительно улыбается и садится туда, где секунду назад сидел Рен. - А еще мой сын иногда так похож на тебя, что мне иногда странно, как это он про меня помнит,- улыбается мрачно, но спокойно.- Ты не резковато? Ему хватает ненависти ко мне. Морщусь, понимая, что, наверное, и правда перегнул палку. - Не скажи я этого, он бы ничего не сделал. А так сделает наверняка. Даже если сам того не захочет, его вынудит Могами. У меня нет для него третьего запасного имени. - Все равно не понимаю, чем уехавшая в Америку Кёко ему поможет. - А ты правда думаешь, что она поедет?- слегка приподнимаю брови я.- Чем меня всегда восхищала Могами, так это ее способностью спустя пять лет работы в шоу-бизнесе пренебрегать карьерой ради тех, кто ей дорог. Черта отвратительная, но сейчас очень даже кстати. По лицу Куу пробегает легкая тень раздражения, и он слегка склоняет голову, закидывая ногу на ногу. Радуясь, что все еще могу вывести его из себя (значит, не все еще потеряно), объясняю: - В Америку приглашают не ее. А Рена. Вижу, как простое любопытство сменяется натуральным изумлением. Глупо приоткрыв рот, он приподнимает одну бровь, безмолвно требуя объяснений. - Приглашали их обоих. На Рена я сразу дал согласие. А вот контракту с Кёко отказал. Хизури-старший криво усмехается, выпрямляется в кресле и качает головой. - И все это, разумеется, не по доброте душевной, а потому что у тебя на нее планы, она твоя актриса, у нее радужные перспективы, и вообще «Могами Кёко» твоя марка. - Не могу сказать, что я об этом совсем не думал. Я на самом деле об этом подумал в последнюю очередь, но Куу это и так знает, а вслух этим лучше не хвастаться. - И ты понимаешь, какую кашу заварил?- спрашивает Хизури по большей части ради того, чтобы себя успокоить.- Сейчас ты поднимешь на уши половину агентства из-за мнимого ухода Могами, вероятно, столкнешь их с Реном, сам с ней поссоришься…И все это перед юбилейным концертом. Оно тебе надо? - Кёко в ярости – это как десять обыкновенных Кёко, так что мне это даже на руку,- пожимаю я плечами. - Твоя Санта-Барбара меня доконает. Усмехаюсь и поворачиваюсь к окну. Дождь кончился, но тучи лишь сильнее сгустились. На улице начинает смеркаться, и кабинет заполняет полумрак. Хизури тянется к настольной лампе и нажимает на кнопку. При ярком свете лампы замечаю, что он на самом деле постарел за последние пять лет. Ему никогда не предлагали альтернативы, но если бы она и была, он бы выбрал актерство. Рен такой же. Именно поэтому, выбирая между ним и Кёко, я всегда выбираю его. Могами непредсказуема, а в Рене я уверен. Но есть у них одна общая черта: им всегда нужен хороший пинок для ускорения. И в этот раз пусть пинают друг друга сами. *** POV Кёко Когда я сказала, что не учусь на своих ошибках, я сильно преуменьшила масштабы своей безнадежности. Я эти ошибки еще и усугубляю, шлифую и довожу до полного многокаратного абсурда. Когда-то, наблюдая за ним из зрительного зала и слыша рокот тысяч голосов его фанатов, я не испытывала ничего, кроме необъяснимой гордости и искренней радости за то, что каждая девушка в зале видит в нем СВОЕГО кумира. Я приходила в восторг, слыша их бесконечные хвалебные отзывы в его адрес. Их крики доставляли мне чуть ли не большее удовольствие, чем самому Шо. Сейчас это же чувство боролось с другим. Темным и скользким. Отвратительно вязким. Оно лесками врезалось в кожу, оставляя сетку красных следов, тонкими нитями покрывающих кожу. К миллиону безликих фанатов добавлялось фарфорово-белое лицо Накадзимы, и уже бордовые ниточки начинали кровоточить. Неизвестно откуда взявшийся собственнический инстинкт играет с новой силой, и меня раздражает даже сидящая рядом Котонами. Потому что в глазах у нее тот же восторг. Казалось, что я чувствую каждый томный взгляд, направленный на него. Они будто бы лазерными прицелами светились на иссиня-черном костюме. Становилось тошно от самой себя за эту смешную ревность и острую потребность знать, что он принадлежит только мне. За желание закрыть несуществующий занавес на сцене и разогнать толпу беснующих фанаток. Забавно и даже немного страшно: мне захотелось его клеймить. Доказав таким образом не то себе, не то многочисленным поклонницам, что он МОЙ. Захотелось вернуться в те времена, когда после каждого концерта он все равно возвращался домой ко мне. Усталый, раздраженный, равнодушный, но до боли настоящий. Родной. Захотелось снова быть единственной, кто видит его ползающим под диваном в поисках упавшего медиатора. Захотелось снова купить ему огромную упаковку клубничного пудинга и давиться беззвучным смехом, смотря, как он пытается прожевать пять штук сразу. Захотелось вновь услышать сквозь сон, как Шо, устроившись на холодном балконе, тихонько играет на гитаре. Еле слышно напевает пока еще нескладные строки, шумно вздыхает, что-то чиркает в своем блокноте и принимается играть сначала. Бесшумно встать с кровати, вытащить из шкафа теплый плед и босыми ногами прокрасться к балкону. Положить пушистое покрывало рядом с ним и также бесшумно уйти. А на утро обнаружить Шотаро на кресле в гостиной. Завернувшегося в плед вместе с гитарой. Почему-то хочется снова просыпаться по утрам под его, голосом Шоко-сан оповещающий нас о том, что сама Аки нагрянет с минуты на минуту, будильник. Хочется снова тайком пробираться к его синтезатору и часами пытаться запомнить последовательность клавиш, в кровь искусывая губы и опустошая последние запасы лакричных палочек. Никогда не любила эту сладкую гадость, но ему нравилось. Да и жевать лакричную палочку лучше, чем грызть ногти… Мне столь многого захотелось, что я поднялась с сиденья и облокотилась о бортик балкона, не отрывая взгляда от сцены и ее владельца. Песня сменялась песней, один костюм другим. Мнимая скука и раздражение на лице Фувы-старшего сначала сменилось легким удивлением, а потом едва заметной, еле уловимой гордостью. Она крылась в уголках губ, слегка подрагивающих в улыбке, в тонких морщинках вокруг глаз и в крепко стиснутых руках. Огромный, невероятно огромный зал тонул в очаровании одного-единственного человека. Человека в такой степени обыкновенного и невероятного одновременно, что грань между реальным и вымышленным стиралась подчистую. Сцена принадлежала человеку, который… - Глаза,- вдруг выдает Котонами, подпирая рукой подбородок. - Что?- растерянно поворачиваюсь я, нехотя отрывая взгляд от сцены. Канаэ бросает на меня короткий взгляд, а затем кивком головы указывает на широкий экран, во всю ширину которого красуется лицо Шо. - Все дело в глазах,- поясняет она. Вновь поворачиваюсь к сцене, но смотрю намеренно на зрительный зал. - У остальных, значит, глаз нет?- хмыкаю я. (*) - Таких?- в ее голосе улыбка. Но не насмешливая, как это бывает обычно, а какая-то обреченная, смиренная.- Таких точно ни у кого. Отвечать я не стала. Не потому что не хотелось спорить, а потому что в споре нужды не было. Поднимаю глаза на огромный экран и встречаюсь с внимательными глазами взглядом. Он прекрасно знает, насколько он неотразим. Относится к этому как к данному и не забывает пользоваться. Высокомерен, самолюбив и эгоистичен. Но обо всем этом забываешь, стоит чуть дольше задержаться в шоколадных омутах его глаз. Мораль сей басни давно выучена мной наизусть. *** После концерта нас снова встретила Шоко и проводила в комнату ожидания. С облегчением устроившись на мягком диване и обхватив почему-то ледяными пальцами чашку с горячим кофе, я блаженно прикрыла веки. Котонами уехала сразу: у нее была назначена фотосессия, на которую она и так успевала впритык. Тоскливо подумав о том, что придется вызывать водителя, я в который раз пожалела, что так и не нашла времени для покупки машины. - Шо через полчаса будет,- улыбнулась Аки, подхватывая со столика свой ежедневник и останавливаясь у двери.- Ему нужно только переодеться и смыть грим. Не имея сил ответить что-либо вразумительное, я просто кивнула. Шоко, попрощавшись с родителями Фувы, вышла за дверь. - Каждый последующий его концерт длится дольше предыдущего,- заметила Фува-сан. - Песен все больше,- пожала плечами я.- А тех, которые можно было бы вот так запросто убрать из программы, нет. Поэтому они увеличивают концертное время. Перевожу взгляд на Фуву-старшего. Сидит, упрямо выпрямившись, и сжимает в руках маленькую чашку. Видно, что ехидные взгляды жены его раздражают, но настойчиво пытается это скрыть. Не выдержав, бросает на нее угрюмый взгляд и тут же резко говорит: - Он не станет вот так до пенсии скакать. - У него есть страховка,- откликаюсь я, понимая, что сейчас, когда его уверенность в своей правоте пошатнулась, самое время убедить его в правильность выбора сына.- Он пишет музыку и песни, его музыка звучит в фильмах. Кроме того, QR держится за свои кадры крепче остальных, и для каждого из них есть заранее подготовленное место. Да, танцевать вечно у него не выйдет. Но это далеко не единственный его талант. Поворачивается ко мне и…усмехается? Нет, улыбается. - Когда же ты перестанешь его защищать? Бестолково открываю и закрываю рот, собираясь не то оправдываться, не то отрицать сказанное им. И первое и второе убедит Фуву-сана в его правоте относительно моей бесхарактерности. - Когда ты перестанешь его упрекать,- отвечает вместо меня Фува Мираи.- Шотаро давно не ребенок и всего, что у него есть, добился сам. Это ли не повод им гордиться? - Жизнь под прицелом фотокамер – разве это жизнь?- не желает сдаваться Фува-старший, всем корпусом поворачиваясь к жене. - Я сам ее выбрал,- вдруг раздается с порога слегка сиплый голос: почти четырехчасовое пение дает о себе знать. - Шоко сказала…- бежит вперед головы мой язык. - Я не стал ждать стилиста,- пожимает он плечами и запихивает руки в карманы джинсов. Не дожидаясь какой-либо реакции отца, смотрит в упор на мать.- Я отвезу вас в отель. - Хорошо,- улыбается она, кладя руку на плечо мужа.- Кёко, а ты… Подскакиваю с дивана как ошпаренная, расплескивая себе по ногам и по полу недопитый кофе. Мельком глянув на расползающиеся по светлым джинсам темно-коричневые пятнышки, размахиваю руками и силюсь непринужденно улыбнуться. - Я позвоню водителю, и меня заберут! - А Канаэ…- хмурится Шотаро, поворачиваясь ко мне. - У нее съемки, она уехала сразу после концерта,- поясняю я, пытаясь отыскать в телефонной книге сотового нужный номер. Родители Шо поднимаются, и Фува Догару, с самым серьезным лицом, которое я когда-либо видела, говорит: - Шотаро, отвези ее до дома. Еще не хватало, чтобы она ждала здесь. - Да не волнуйтесь вы, он сейчас будет здесь!- испуганно восклицаю я: перспектива остаться наедине с Шо в машине пугает меня гораздо больше, чем часовое ожидание наверняка уже спящего водителя у концертного зала.- К тому же, как будете вы добираться… - Моя машина здесь,- тут же приходит на подмогу Шоко, выглядывая из-за плеча Шотаро.- Я их отвезу, не переживай. - Проблема решена!- довольно заявляет Фува Мираи, выхватывая у меня из рук телефон и сводя на нет мои попытки найти спасительный контакт. Я беспомощно тяну руки к сотовому, но она тут же прячет его себе за спину.- Идите, давайте. Вам обоим завтра наверняка рано вставать. В поисках поддержки поворачиваюсь к Шо. Тот смотрит в пол, не вынимая рук из карманов. Кожей почувствовав мое возмущение, нехотя поднимает взгляд, пожимает плечами и, взяв с дивана мой пиджак, как ни в чем не бывало накидывает мне его на плечи. - Ничего не оставила?- спрашивает он меня, без задней мысли заглядывая в глаза. - Ничего…- машинально отзываюсь я, беря из рук Фувы Мираи телефон и разрываясь между удивлением и растерянностью. - Тогда пошли. Открывает передо мной дверь. Мрачно кивнув его родителям и выдавив улыбку Шоко-сан, выхожу из комнаты ожидания. - Шотаро,- слышу я голос Фувы-старшего.- Я заказал столик завтра в семь вечера в ресторане нашего отеля. Ты в это время не занят, мы с матерью тебя ждем. Интуитивно почувствовав, что он сейчас трусливо откажется, больно толкаю его в бок. Зло косится на меня, еле слышно вздыхает. - Хорошо…Я приеду,- и, подхватив меня под локоть, практически убегает из комнаты. *** POV Шо - Я не собирался отказываться,- говорю я, пристегивая ремень безопасности. - Ага, конечно,- отзывается Кёко, кривя губы в ухмылке.- Ты собирался дать ему понять, что навряд ли успеешь туда заявиться, или, что у тебя вдруг появились неотложные дела. - Ты вообще на чьей стороне?- пытаюсь шутливо возмутиться я, выворачивая с парковки. - Парадоксально, но ты с ним сейчас по одну сторону баррикад,- мрачно заявляет она, отворачиваясь к окну. Все желание шутить пропадает. Кёко увлеченно ковыряет ногти, старательно пытаясь оторвать заусеницу. Не выдерживает, дергает особенно сильно и тут же болезненно морщится, сжимая руку в кулак и убирая ее подальше от своих собственных глаз. Смешного в этом ничего нет, и палец, несомненно, опухнет, но я почему-то, тщетно пытаясь прикусить губу, сдавленно смеюсь. - И почему каждый раз, когда мне больно, ты смеешься?- тихо спрашивает она, не поворачивая головы. Улыбка тихо гаснет и я, хватаясь за остатки собственной гордости, стараюсь удержать на губах ее подобие. Собственная кожа тут же кажется бумажной, а кончики пальцев неприятно покалывает. Злость напополам с почти по-детски искренней обидой соревнуются между собой, попеременно позволяя друг другу лидировать. - Потому что в мой смех ты веришь охотней,- получается немного неуверенно. Но ей вполне ясно. Замолкает, а я сильнее жму на газ. Лопнувшая на днях золотая ниточка вновь тянется от меня к ней. Натягивается как тетива и звенит особенно громко на фоне еле слышного шума двигателя. - Я никогда не извинялся, но…- аккуратно вплетаю я еще одну ниточку к уже существующей. - Не нужно, я давно простила,- перебивает она меня, качая головой. Третья золотая нить обвивается вокруг, и звон становится тише. Сбавляю газ, едва не пропустив нужный поворот. Оторвав взгляд от сверкающих фонарей за боковым стеклом, Кёко опускает глаза на свои руки и вновь принимается ковырять покрасневший палец. - Я не лгу, когда говорю, что ненавижу,- тихо, но четко проговаривает она, занося ножницы над золотой леской. Сжимаю руль так, что костяшки на руках белеют. Лезвия ножниц касаются тонкой нити, и она едва заметно дрожит. - Знаю,- киваю я. Легче согласиться. Это она поймет. Но Кёко неожиданно резко вертит головой из стороны в сторону и вдруг все так же тихо продолжает: - Нет, не знаешь. Ножницы замирают аж в нескольких сантиметрах от сверкающего золота. Нога же резко давит на тормоз, останавливая машину прямо напротив ее дома. Поворачиваюсь к ней. Вновь сжимает руки в маленькие кулачки и смотрит на меня широко распахнутыми янтарными глазами. Взгляд испуганный и немного виноватый. Между бровями тонкая озадаченная морщинка. Глубоко вздыхает и вдруг говорит… *** POV Кёко На сей раз думаю, прежде чем сказать. Несколько раз, тщательно подбирая слова. Хватаясь за Бог знает откуда взявшуюся решительность, тороплюсь сказать все то, чего бы завтра утром ни за что бы не сказала. - Я не лгу, потому что это в какой-то степени ненависть,- хмурюсь сильнее, удивленная тем, что вслух это звучит еще глупее.- Но ненавижу я тебя временами. По большей же части…- осекаюсь и шумно выдыхаю, нервно улыбаясь и устремляя взгляд в потолок. Не к месту вспоминаю совет Котонами и на одном дыхании, уставившись на него, выдаю.- Я просто устала притворяться, что тебя ненавижу. Молчит. Просто молчит и смотрит на меня. Глаза едва поблескивают от света уличных фонарей. Уверенность медленно ускользает, и я, пытаясь хотя бы одной рукой за нее ухватиться, неловко улыбаюсь. - На это хорошо бы как-нибудь ответить,- намекаю я. Моргает, будто бы очнувшись. - Так перестань. Дело даже не в том, что такого ответа я от него не ожидала. А в том, что даже интонация была истинно канаэвская. Слово в слово, нота в ноту. Будто бы он слышал наш разговор, а теперь надо мной смеется. Вместо того, чтобы возмутиться, сначала просто улыбаюсь, а потом вдруг смеюсь. Шо слегка поджимает губы, пряча улыбку, и склоняет голову. Напрасно, глаза выдают его с потрохами, чуть ли не переливаясь всей палитрой эмоций. - Это…много?- спрашивает он немного нерешительно и именно сейчас выглядит почти несчастным, но все таким же заносчиво наглым одновременно. Никогда не понимала, как у него получается это совмещать… - Это трудно,- признание удается мне намного легче, чем минутой ранее, и я, потеряв последние остатки здравого смысла, добавляю.- Одна я вряд ли справлюсь. Шотаро вдруг угрюмо хмыкает. - За помощью к Цуруге ходить вовсе не обязательно. Самодовольно улыбаюсь, скрывая приятное изумление за иронией. - Ревность? Наконец-то… Встретившись с таким знакомым, щемяще-теплым взглядом, отворачиваюсь к окну и смотрю на фасад собственного дома. Не припоминаю, чтобы я… - Откуда ты знаешь, где я живу?- спрашиваю, вновь разворачиваюсь к нему. Шо вдруг смущенно отворачивается и с несвойственной ему растерянностью принимается теребить брелок на ключах от машины. Поняв, что отстать от него я не планирую, обреченно выдыхает. - Тюльпаны на прошлый твой День Рождения…- сердце пропускает несколько ударов.- В общем, они от меня были. Шоко узнала твой адрес,- гулко отдается в ушах и тут же продолжает свой бешеный бег. Глупо улыбаюсь и, счастливая в больше степени, чем удивленная или уставшая, отстегиваю ремень безопасности. - Тогда…спасибо,- говорю я, прекрасно осознавая, что слово это не то. Потом тут же понимаю, что словами этого вообще не описать. Думаю ровно секунду, прежде чем на короткое мгновение коснуться теплых губ губами. И не поцелуй даже, но так нежно, что хочется не то плакать, не то смеяться. От него пахнет лосьоном для лица и мятным леденцом. Губы мягкие и немного липкие: самостоятельно смыть грим до конца не вышло. Поспешно хватаю сумку с заднего сиденья и быстро выхожу из машины. Ночь кажется непривычно звездной, хотя на небе кроме Луны ничего не видно. Улыбка грозит порвать лицо, а так и стоящая позади меня машина Шо греет душу. Я бы так и вошла в холл, сверкая как новая лампочка. Если бы в самый последний момент мне на глаза не попался серебристый порш Рена, припаркованный справа от парадной двери. (*) Прошу прощения, что так безбожно долго держала главу! Не в первый, но, надеюсь, в последний раз. А еще заранее прошу прощения за небольшой словесный плагиат (Мафей, уж больно запомнился мне этот диалог - глаза Хэ меня преследуют).