Преданное сердце

Каменные ступени были подобны трясине, затягивающей в непроглядную темноту. Он цеплялся взглядом за тёплый огонёк фонаря, раскачивающегося на кольце в руке привратника, и заставлял себя делать шаг за шагом. В груди билось о рёбра израненной птицей медленно задыхающееся сердце. Пережив десятки покушений, пройдя через кровавую бойню за престол и проведя несколько лет на войне он должен был расправить сгорбленные плечи и поднять с гордостью подбородок, но он совсем не чувствовал себя ни признанным, наконец, принцем, ни бравым воином. Скорее он был перепуганным мальчишкой, добровольно поднимающимся на эшафот. И ему было страшно, страшно настолько, что от вдруг ставшего слишком резким кислого запаха сырости скрутило живот. Его провожали. Десятки избитых, израненных и замученных в пытках пленников темницы, больше не способные раскрыть отрезанные крылья, смотрели на него. От жгучей злобы и обиды в этих взглядах, казалось, плавилось золото короны, сдавливающее его голову раскалённым обручем. Он дышал через раз, но, хвала выдержке, не смотря на бушующие внутри чувства, внешне оставался равнодушным. - Ваше Высочество, - с недоумением потупился в каменные плиты пола привратник, когда принц, сжав эльфа за плечо, настойчиво оттянул его от двери, ведущей на нижний уровень темницы. - Я пойду один, - он перехватил кольцо фонаря и кивком приказал страже отступить. Возразить никто не посмел. Дверь открылась с противным скрипом, в лицо ударила волна затхлого воздуха. Он сделал несколько чеканных шагов вниз, по очередной веренице скользких ступеней, и замер, прислушиваясь к эху, раздавшемуся в длинном тоннеле со следами плесневых разводов. Дышать стало по-настоящему больно. «Докажи свою преданность, сын, - алые глаза отца, его короля, в которых ненавистным золотом растекалось яркое сияние свечей, преследовали в воспоминаниях незримым наблюдателем, - и тогда ты сядешь на мой трон». Фантомное прикосновение к плечу до сих пор жгло кожу, въедаясь в плоть невидимым ядом. Лучше бы отец ударил его или отправил на очередную войну, но деспотичный садист нашёл иной путь поглумиться над его беспомощностью. В мире не существует ничего более мучительнее, чем выбор. «Я сделаю твою мать законной королевой… - сухие, потрескавшиеся губы мужчины расползлись в мерзкой ухмылке. Он снял с себя золотую корону и, выждав несколько секунд, торжественно возложил её на голову сына, убеждая в серьёзности своих намерений. Тогда в тронном зале стояла оглушающая тишина, в которой ему слышался вместе с властным голосом отца стук собственного сердца в ушах, - или лишу титула наложницы и скормлю демонам. Не разочаруй меня снова». Он помотал головой, пытаясь взять себя в руки, и опёрся рукой о стену, закашлявшись. Вдалеке, за последним поворотом, послышался тяжёлый перезвон цепей. Фонарь выпал из ослабевшей руки, разбился на осколки у его сапог и затух, угодив в зеленоватую лужу из плесени и воды. И снова в нём, как и под серьёзным, выжидающим взглядом отца, внутри треснула едва проснувшаяся решимость. - Ваззаэр, - позвал его родной ласковый голос. Он прикрыл на миг глаза и гулко сглотнул, отступая в темноту поворота. Сердце затрепетало, - ты пришёл. Лунный свет просачивался сквозь узкие прутья решётки и преломлялся о капли воды, стекающей по стенам и потолку. Беспризорные блики гуляли по ободранному шёлку платья, по массивным кандалам, удерживающим в тисках тонкие щиколотки, и по длинным вьющимся каштановым волосам, из которых выглядывали изящные рога пленницы. Принцесса повела острыми ключицами, медленно сделала шаг к нему, заставив со скрежетом сдвинуться по полу цепь, и обхватила пальцами покрытые ржавчиной прутья, вглядываясь в темноту. Двойные полупрозрачные крылья, укрывающие хрупкую спину феи блестящим плащом, когда-то сияющие и переливающаяся перламутром на солнце, сейчас выглядели болезненно-бледными. По сравнению со столь же бледно-голубой кожей зелёные глаза возлюбленной, которые ночами являлись ему во снах, казались как никогда яркими, подобно драгоценным изумрудам, столь редким на пустынном, равнинном континенте. - Ксена, - с силой выдавил он из себя, делая шаг навстречу. Она смотрела ему в душу, ожидая ответа на немой вопрос, преданно заглядывала в алые омуты, и больше ничего не говорила. Он захватил её королевство, убил её братьев и сестёр, поработил её подданных, но она продолжала верить ему и в него. До этого момента Ваззаэр ничего не знал о настоящей боли. Теперь же от ощущения этой несокрушимой веры и терпения, что она излучала вопреки всему, его выворачивало наизнанку. Он шагнул вплотную к прутьям, пытаясь уловить чутким слухом её взволнованное дыхание. Кончики длинных ушей невольно дёрнулись, и Ксена слабо улыбнулась, протягивая руку к щеке любимого, коснулась холодом его горячей кожи и задела ребром ладони покачнувшуюся серьгу. Ваззаэр перехватил её руку, нежно огладил запястье и опустил их соприкоснувшиеся пальцы, удерживая на весу. Принцесса вновь посмотрела ему в глаза, с надеждой и теплотой, и он трусливо опустил веки, по-мальчишески зажмуриваясь от столь проникновенного взгляда, заглядывающего прямо в истерзанную, бьющуюся в агонии, душу. Ваззаэр почувствовал, как она привычно разглаживает подушечкой пальца залегшую на переносице морщинку меж его нахмурившихся бровей, стараясь не ранить его длинным ногтем. В груди защемило, ему снова перестало хватать воздуха. Он сделал глубокий вдох приоткрытым ртом и всё же открыл глаза, оставив на костяшках её пальцев торопливый обжигающий поцелуй. Её губы приподнялись в уставшей, по-прежнему ласковой улыбке, и это стало последней каплей, окончательно сломавшей стену самоконтроля. По щеке скатилась, блестя в лунном свете, одинокая слеза. Ксена поняла без слов, надломила тонкие брови в отчаянии и опустила дрожащий подбородок. Яркие зелёные глаза безжизненно застыли, и она отпрянула от решётки, обхватываясь себя за плечи. Ваззаэр дернулся, как от удара отцовским кнутом, вцепился обеими руками в равнодушный металл до побелевших костяшек пальцев, и поджал губы. Хотелось закричать, снять с головы проклятую корону, сбросить её в черные воды моря, что бьётся о стены тюрьмы, а потом сломать чертову решётку, поднять любимую на руки и сбежать, перерезав горло страже, но… Если он выберет Ксену, отец сдержит слово, и Ваззаэр потеряет единственный свет, ради которого жил все эти годы до встречи с принцессой, потеряет ту, что родила и вырастила его. Безвыходная ситуация. Отправить к демонам мать или убить собственными руками любимую? Выбора нет. «Не думайте, что это конец, Ваше Высочество, - вспомнились ему последние слова бывшего Первого Советника, когда-то преданного стража и друга его отца, которого Ваззаэр лично сопроводил на казнь за вероломное, как ему тогда казалось, предательство. – Король лишился рассудка и не станет видеть в вас сына как бы искренне вы не хотели бы мира. Его признание – лишь новый шаг во тьму, а ваша мать станет ошейником, которым он будет душить ваше сердце». Тогда Ваззаэр не воспринял эти слова всерьёз, считая, что справедливой наградой за его преданность отцу станет мирная жизнь для матери в почете и признании, но потом он встретил Зет'ксену, и эта встреча стала по истине роковой на его пути. Ваззаэр безжалостно расправился с когда-то задиравшими и оскорблявшими его братьями, вернулся с поля боя, завоевав для отца несколько примыкающих к тёмно-эльфийскому королевству земель, но тронуть любимую и её семью, когда-то спасшую ему жизнь в безжизненной пустыне, не посмел. И об этом доложили королю. Король… До недавних пор Ваззаэра устраивало быть верным псом. Он знал, что его мать будет в безопасности: отец не станет обращать внимания на одну из многочисленных наложниц, а остальные, в том числе и королева, побоятся тронуть женщину, давшую жизнь единственному выжившему принцу, вышедшему победителем в кровавой войне за престол. До встречи с Зет'ксеной он считал такой расклад вполне приемлемым, но потом Ваззаэр увидел мир за Черными горами, за границей королевства, и осознал, что привычный уклад его жизни — лишь жалкая пародия на свободу. Зет'ксена изменила его, изменила его сердце и показала, как дышать полной грудью, как быть по-настоящему свободным и самому вершить свою судьбу. «Верно, - подумал Ваззаэр, окинув прояснившимся взглядом фигуру любимой, дрожащей в безразличном сиянии луны. – Если я хочу сохранить жизнь Ксены и спасти маму…». Ваззаэр выпрямился. Корона, которую отец издевательски возложил ему на голову, будто подачку собаке, больше не казалась раскалённым обручем. Ему нужно привыкнуть к тяжести её бремени, ведь… - Подожди ещё немного, любимая, - прошептал Ваззаэр, и Ксена вновь обернулась к решётке, окидывая его недоумевающим взглядом. Алые глаза любимого горели решимостью, которой она прежде в них не видела. Неужели… – Я освобожу нас. …он убьёт короля.