***
Конечно же, он не вернулся через пять минут. И через десять не вернулся. И даже через пятнадцать. У Ильгаза было давнее дело в городском архиве, и ему подумалось, что сейчас самое подходящее время с ним покончить. Ну а там он встретил добрейшую госпожу Ханифе, на семидесятилетнем юбилее которой они недавно гуляли всей прокуратурой, и понеслось… — Я ведь тебя воооот такусеньким помню, Ильгаз. До чего смешным карапузом ты был! Вечно такой насупленный, серьёзный… Как здоровье отца? А тёти? Братишка не безобразничает? Дефне ходит в школу с удовольствием? Ильгаз посмеивался и кивал, мысленно возвращаясь почему-то к своему кабинету и девушке у его дверей. Интересно, действительно ли она сейчас там? Или уже давно ушла, плюнув на порог и трижды прокляв хозяина кабинета? Какая недогадливая секретарша, могла бы скинуть ему сообщение о том… Он решительно прервал полёт мысли, заведший его в какие-то дремучие дебри подсознания. Ещё не хватало принимать это глупое противостояние настолько близко к сердцу! Госпожа Ханифе потчевала его крепким чаем, который они закусывали принесённой Ильгазом пахлавой. — А что у тебя на личном фронте? — вдруг напрямую спросила почтенная архивариус и внимательно посмотрела на прокурора поверх оправы очков. Пахлава застряла у Ильгаза в горле. — Ничего, госпожа Ханифе, — всё же прожевав, проговорил он, надеясь избавиться от прожигающего насквозь взгляда. Она покачала головой, мол, «ну-ну, рассказывай». Отчаянно пытаясь не покраснеть, Ильгаз чувствовал, как предательское тепло всё же приливает к щекам. Почему он испытывает этот стыд? Такое некомфортное, изматывающее ощущение, словно он виноват, что в свои годы до сих пор один, словно это было преступлением — всё ещё не создать семью, не построить хоть сколько-нибудь прочных отношений. Они все разваливались, потому что — да, работа, проблемы, бешеный ритм жизни, эмоциональная холодность, против которой женщины обычно бунтуют всем своим естеством. Может быть ему просто не повстречалась та, что будет нормально относиться к его закрытости? Или та, которая бы расшевелила его и зажгла внутри долгожданный огонь… — Ладно, прости. Я понимаю, это личное, — госпожа Ханифе поджала губы. — А та… судья? Нева, кажется? Нева, да. Красивая, образованная, понимающая, умная. Она оказывала ему знаки внимания, намекала, что ради него может отказаться от карьеры, но… Ильгаз не решился. Сделал вид, что не понимает намёков, притворился недалёким олухом, и Нева отошла в тень. Осознала, что на одних её усилиях ничего толкового не выстроишь. Да, она была умной женщиной. Очень умной. Ильгаз мотнул головой: — Нева получила новое назначение, перевелась в Анкару. Надеюсь, там она встретит своё счастье. — Ох, Ильгаз, Ильгаз! Когда уже ты встретишь своё счастье? — Когда-нибудь обязательно встречу, госпожа Ханифе. Когда-нибудь обязательно встречу. Он провёл в архиве несколько часов, а когда вышел, решил всё же позвонить секретарю, чтобы немного прояснить ситуацию. — Уважаемый прокурор, вас искали. — Джейлин Эргуван? — встрепенулся Ильгаз. — Нет, прокурор Парс… То, что он так опрометчиво выпалил её имя, конкретно испугало Ильгаза. Несдержанность всегда порождает ошибки, а ему не нравилось ошибаться. Он не разрешал себе. Никогда, с самого детства, не позволял себе оплошностей. Он — старший сын Метина Каи, доблестного офицера полиции. Разве он может быть неидеальным? Это госпожа адвокат была такой. Неидеальной. Норовистой, дерзкой, непунктуальной, грубой. Она сразу не понравилась Ильгазу, буквально с первого взгляда, когда вошла в его кабинет, как к себе домой, и стала что-то там требовать… Обычно на работе прокурор не замечал гендерных признаков своих коллег, он привык, что в этой сфере работают сдержанные, адекватные люди, не мужчины и не женщины, а безликие винтики отлаженной системы. Но при одном взгляде на госпожу Джейлин он понял, что перед ним — женщина. Самая настоящая женщина: эмоциональная, капризная, взбалмошная и совершенно не желающая отказываться от этих своих качеств ради работы. Он ей слово, она в ответ — десять. Он ей замечание, она в ответ — издёвку. Он выставил её из кабинета, она в ответ проникла туда хитростью, накрошила на документы и бросила на стул фантик. С помадой. Помада бесила больше всего, хотя и крошки тоже. Крошки и помада. Помада и крошки… Ильгаз тихонько зарычал и сжал кулаки. Может, ему стоило отдохнуть, немного развеяться? Он уже два года не был в отпуске — главный прокурор разрешил. Вкалывая целыми сутками, скрывался то от Невы, то от семейных неурядиц. В собственном кабине спокойно и тихо. Есть только работа, которая заменяет ему целый мир. А он… Он пока не готов никому на свете заменить целый мир, как бы этого ни жаждали. Конечно, всё это чушь, отпуск и всякое такое. Разве ленивое возлежание на пляже наведёт порядок в его душе, разве выкинет из головы мысли о всяких адвокатах, о помаде и крошках на документах? Нет, вовсе нет. Лучше сосредоточиться на работе, на том единственном, что у Ильгаза получалось лучше всего. Подзащитный этой Джейлин, паренёк лет двадцати, схваченный в чужой квартире с мешком чужих денег — не убийца, конечно, но это пока не убийца, а сейчас уже вор. Самый настоящий вор. Как таких можно защищать? Прокурор сел за руль и потёр переносицу. Нет, ему точно нужна какая-то передышка, раз он уже в таком ключе начал рассуждать. Каждый имеет право на защиту, на адвоката. Каждый может быть оправдан. Ошибки при раскрытии преступлений случаются, причём чаще, чем хотелось. Ему ли не знать! Ильгаз крутил в руках телефон, разглядывая на экране номер Парса. С Парсом было… сложно. Принципиальный, прямой, несговорчивый. Ещё более прямой и несговорчивый, чем Ильгаз. У них было негласное, а может быть даже и гласное соперничество. Ильгаз хоть и сопротивлялся в душе этой странной конкуренции, волей-неволей включился в борьбу за место под солнцем. Когда с тобой сражаются, практически нет шансов остаться в стороне от этого сражения. Рано или поздно всё равно начнёшь обороняться, а затем и пойдёшь в наступление. Ситуацию усугублял тот факт, что Парс был старшим братом Невы. Ильгаз не знал, как та преподносила Парсу их «отношения», но заметил, что после её отъезда враждебность Парса только возросла, он стал более холодным, более требовательным. Можно было сделать вывод, что Парс считал Ильгаза виновником разбитого сердца сестры. Так это было на самом деле или не так, его интересовало мало. Вздохнув, Ильгаз нажал на кнопку звонка. — Всё прохлаждаешься, Ильгаз? — услышал он насмешливый голос в трубке. Ни «здрасьте», ни «до свидания». — Что ты хотел, Парс? — Хотел хоть раз застать тебя на рабочем месте, но, видно, не судьба! Ильгаз молчал, ожидая, пока Парс растратит весь свой запас красноречия и сарказма. — Ладно… нужно было передать тебе кое-какие документы перед отъездом. Оставил у секретарши, просмотри утром, как сможешь. Если вдруг всё-таки окажешься на работе. Воткнув в тело врага очередную шпильку, Парс отключился. Ильгаз почувствовал себя уязвлённым, но не от саркастичных реплик коллеги, а от того, что никак не мог освободиться от ненужных раздумий. Словно в одно мгновение его защита, его обычная пуленепробиваемая броня дала брешь. То и дело мысленно возвращаясь к крошкам на документах, он ощущал в своей воображаемой чешуе болезненно саднящую пробоину. Наконец, Ильгаз завёл двигатель автомобиля и направился в Дворец правосудия. Сейчас ему нужно было вновь ощутить спокойствие, исходившее от стен кабинета, вновь почувствовать себя на своём месте, безликим винтиком в системе, а не мужчиной, которого задел за живое фантик с губной помадой.***
Здания органов правопорядка никогда не спят. Как встревоженные неприятелем ульи, они возмущённо гудят, отбиваются, поглощают угрозу, чтобы утихомирить её. Но прокурорское крыло Дворца правосудия в этот поздний час было безлюдно, приглушённый серый свет еле-еле освещал коридор с чередой закрытых дверей, за которыми уже давно не было ни одной живой души. Ильгаз любил это время, когда можно было представить, что он внезапно остался в одиночестве на целой планете, что весь мир принадлежит только ему одному, что нет ни преступников, ни преступлений… Замечтавшись, он слишком поздно заметил скорчившуюся фигуру на полу у дверей его кабинета. На секунду Ильгаз замер, а затем его привыкшие к полумраку глаза различили тёмные волосы, обрамляющие бледное лицо, на котором пылал ненавистью огненный взгляд. — Добро пожаловать, уважаемый прокурор, — проговорила Джейлин Эргуван и с трудом поднялась на ноги. Она была одета в привычный строгий костюм, который уже изрядно помялся от долгого сидения на полу. Под мышкой госпожа адвокат сжимала огромную сумку с длинными ручками. Обескураженный Ильгаз перевёл взгляд на босые ноги Джейлин — туфли на высоком каблуке валялись неподалёку. — Что вы здесь делаете? — в недоумении произнёс он. — Жду вас, — пожала плечами она. — Вы же сказали, что будете через пять минут, и чтобы я подождала вас в коридоре. Вот я и жду. Острый, мучительный стыд вдруг обжёг Ильгаза изнутри. Его поступок, его ребяческая мстительность показалась ему сейчас ужасно неуместной, низменной подлостью. О чём он только думал? Чего хотел добиться? — Прошу прощения, — пробормотал Ильгаз. — Я… задержался… Прошу прощения. — Конечно! — вдруг крикнула Джейлин, бросив сумку на пол. — Мы ведь не люди, верно? С нами ведь можно так поступать, а, уважаемый прокурор? — Госпожа адвокат… — Ильгаз дёрнулся было, чтобы поднять сумку, но потом подумал, что она сочтёт это глупостью с его стороны. — Госпожа Джейлин… — Да! — она стала резко на него наступать. — Госпожа адвокат, госпожа Джейлин, да! Это я! И я очень внимательно слушаю вас, уважаемый прокурор. По какому праву вы решили, что можете унижать меня? Что можете заставлять ждать весь день? Что вам решено относиться ко мне, как к недочеловеку? — Я не… Послушайте, госпожа адвокат, никто вас не заставлял ждать меня до поздней ночи! Вы же прекрасно поняли, что я не вернусь через пять минут, уже, наверное, в первый же час ожидания! А если бы я вообще сегодня здесь не объявился, так бы и сидели до утра под дверью? — Да! Так бы и сидела! Какая прекрасная попытка самооправдания, уважаемый прокурор, очень украшает вас как мужчину! Вот. Вот опять, подумал Ильгаз. Снова она задевает его эго. Снова напоминает, что он мужчина, а она — женщина. Привлекательная женщина. Ладно, очень-очень привлекательная женщина, хотя это сейчас совершенно неуместное наблюдение! — Так, — он выставил вперёд руку, словно желая отгородиться от угрозы в её лице, — давайте немного успокоимся, госпожа адвокат. Повышение тона ни вам, ни мне не пойдёт на пользу. Слушая его, Джейлин подчёркнуто воодушевлённо кивала, так, будто была согласна с каждым его словом и оно доставляло ей ни с чем не сравнимое удовольствие. — Я признаю, что повёл себя некрасиво, но и вы тоже перегнули с… — Ой, да бросьте! Вы просто невзлюбили меня, уважаемый прокурор, и теперь изводите таким дурацким способом! Что с вами не так? — А с вами что не так, госпожа адвокат? — не выдержал обличающей справедливости этих обвинений Ильгаз. — Вы решили взять меня и мой кабинет измором? Какая у вас проблема? — Моя проблема — это вы и ваше непоколебимое ослиное упрямство! Джейлин схватила с пола сумку, замахнулась ею на прокурора, но вовремя одумалась и швырнула её обратно. — Уфффф! Он шумно выдохнула, закрыла глаза, обхватив руками голову. Ильгаз застыл на месте, не зная, что предпринять. Он редко сталкивался с женскими истериками, практически никогда, и теперь не понимал, стоит ли успокаивать Джейлин или, наоборот, довести всё до точки кипения. — Вы, мужчины… — вдруг снова заговорила она. — Почему вы такие… такие… Сжав изо всех сил кулаки, госпожа адвокат раздражённо зарычала, выплёскивая наружу все свои эмоции по поводу каких-то эфемерных, неведомых Ильгазу мужчин. Видимо, сработали древние, прежде крепко спавшие в нём инстинкты, потому что, вопреки голосу разума и доводам рассудка, Ильгаз взял Джейлин за руку и привлёк в свои объятия.