Студенты по обмену

*** Портрет они потом все-таки разрисовали: специально выбрали картину поменьше, в неприметном месте, полускрытую в тени — одно из старых полотен, висевших в коридоре, который вел от учебных классов к служебным флигелям, само уже пожелтевшее от времени. Не Хуайсан постарался на славу и полностью переписал лицо и одежду, сделав из древнего золотоземельского вельможи форменного чиновника Срединной империи эпохи прошлого Круга. Закончив, он склонил голову набок и поцокал языком, оценивая свое творение, и Вэй Усянь, который держал друга на плечах (его вклад как раз и состоял в том, чтобы помочь Хуайсану добраться до портрета и потом подавать ему кисти), охнул от натуги и прошипел: — Хватит, хватит! Уже красиво! — Может быть, щеки чуть округлить? Глаза чуть поуже? — задумчиво спросил Хуайсан. — Не надо, и так хорошо, я уверен! — простонал Вэй Усянь. — Спускайся уже! Хуайсан все же нанес еще пару финальных штрихов и только тогда удовлетворился. Кисти, краски и сделанный углем эскиз они не очень тщательно спрятали в его комнате — чтобы все улики сначала указывали на него, но потом быстро стало понятно, что это злоумышленник ведет начальство по ложному следу и намеренно кидает тень на иноземцев. Они даже отрепетировали, как будут с оскорбленным видом оправдываться: мол, драгоценный наставник (поклон), понимаете, это дурная, безвкусная подделка (честные глаза); так действительно рисовали в Срединной империи, но очень, очень давно (взмах рукой); а сейчас никто уже не следует этому стилю — устарело и пошло; так, понимаете, мог бы сработать тот, кто знаком с чужеземным искусством поверхностно, по книгам, по запискам путешественников; тот, кто хотел бы, чтобы в его художествах любой узнал бирюзовоземельскую руку; драгоценный наставник (еще один поклон) мог бы спросить ментора по живописи, как именно рисует этот недостойный ученик (глаза в пол), и узнал бы, что ничего похожего… Их проказу, однако, не обнаружили ни на следующий день, ни через день, ни через неделю: начальству и так оказалось чем заняться; Вэй Усянь и Не Хуайсан избрали слишком изящный, чересчур запутанный путь, слишком сложно сочиненную интригу — местные ученики же действовали прямолинейно. — У лаоваев нет никакого чувства меры, — сокрушенно говорил Не Хуайсан, разглядывая гигантские шаровары, подвешенные под потолком, покроем немного похожие на те, что носят варвары на островах, — совершенно никакого понятия о сообразности, никакой идеи красоты. Ты пошутил один раз, ну хорошо — повторил дважды; но зачем же день за днем бить в ту же точку? Который раз за эти дни они стояли строем, вытянувшись в струнку, и выслушивали вопли начальника. — Да о чем там речь-то? — спросил Цзинь Цзысюань: из-за того, что он то и дело пропускал занятия в первые месяцы, теперь он все еще не очень хорошо понимал местную речь, особенно если говорили быстро, громко и беспокойно. — Ругается, — охотно перевел Мэн Яо. — Сердится и требует, чтобы хулиганы признались. Дальше что-то про свинью, тут я сам не очень понял. Вроде бы его обозвали свиньей, он недоволен. — Свинья-то при чем? — удивился Цзысюань. — Нормальное, достойное животное, вкусное… «Да они вообще странные, ты же видишь, не бери в голову», — собирался сказать Вэй Усянь, но тут лаоваи один за другим начали выходить вперед, а Лань Ванцзи схватил его за запястье, сильно сжал и чуть не вывернул ему руку. — Ай! Ты чего, Лань Чжань? Ты что, думаешь, это я сделал? Я должен сейчас выйти и покаяться вместе со всеми? Лань Ванцзи промолчал: он очень болезненно воспринял правило «нельзя разговаривать друг с другом» и после первого раза больше его не нарушал. Но что он хотел сейчас передать? Не может же он считать, что вот это выдумал кто-то из них. Узнал о том маленьком портрете и теперь злится? Или, наоборот, почувствовал, что творится какая-то несправедливость, решил, что Вэй Усянь сейчас кинется защищать обиженных, и пытается его удержать? На самом деле, тут и правда ощущалось какое-то несоответствие: тех, кто сейчас признавался в проделках, никак нельзя было в этом заподозрить — они спокойно вели себя на занятиях и даже никогда не шумели. Если бы дело происходило на родине, если бы на их месте оказались пусть не приятели, но соотечественники, Вэй Усянь действительно без раздумий бросился бы на помощь, но здесь… лаоваи, похоже, вели некую свою запутанную игру. — Я одного не понимаю, — нарушил его размышления голос Цзян Чэна, — почему они до сих пор не на коленях? *** После этого случая шутники очень быстро угомонились: видимо, виновника все-таки нашли и потихоньку отчислили, потому что учеников стало на одного меньше. По углам, правда, ходили шепотки, что на самом деле одного из ребят забрали не то духи, не то призраки: неясно было, верить этому или нет, потому что ничего потустороннего никто в ту ночь не заметил. Не то здесь обитает совсем другая нечисть, не то всю эту историю сплетники выдумали от начала до конца. — Обидно даже как-то, — вздохнул Вэй Усянь. — Надо было все-таки сознаться, да, Хуайсан? Оказались бы наказаны, посмотрели бы на местных призраков, а потом написали бы о них трактат: первый в своем роде перечень нечисти Золотых земель. Прославились бы… — Трактат — это хорошо, — мечтательно поддержал его Вэнь Нин. — Но только не тогда, когда для этого надо, чтобы тебя наказали! Это слишком даже для твоего идиотизма, брат! — рассерженно отрезал Цзян Чэн. *** Скоро развлечений в их жизни прибавилось. Во-первых, в один прекрасный день всех отпустили в город на выходной и обещали, что впредь такие выходные будут повторяться регулярно: они незаметно для себя проучились уже половину срока. Местные ребята умчались к своим семьям (те, у кого родители жили в столице) или поехали повидаться с друзьями, а бирюзовоземельцы, которых уже ожидал у дверей школы монах-переводчик, отправились посетить наставника Ланя. В его особняке (важно названном «бирюзовоземельской резиденцией») они провели замечательный вечер: отдохнули, поели, даже немного помузицировали на тех инструментах, что привез с собой наставник, и, умиротворенные, вернулись в школу, сумев даже пополнить свои запасы чая по методу Не Хуайсана. Во-вторых, им наконец-то разрешили разговаривать между собой — не то чтобы они и так этого не делали раньше, но теперь, когда они все собирались на большой террасе, к ним начали понемногу подходить и заново знакомиться лаоваи. Их имена удалось запомнить, а некоторым получилось придать бирюзовоземельское звучание. Проникнувшись красотой получившегося перевода, Не Хуайсан даже подарил одному из товарищей свой расписанный веер — тот, из первых, со сливовым деревом в цвету, — потому что его имя, разложенное на слоги, означало «созерцание сливы»; лаовай, правда, с негодованием ответил, что никакой сливы в его имени нет и оно вообще-то всегда значило «богатый и сильный», но веер все же принял. Лань Ванцзи, пользуясь отменой запрета на разговоры, вздумал каждую неделю проводить короткие собрания — миниатюрные повторения больших клановых заседаний, по которым они все уже немного соскучились. — Можете приятельствовать с лаоваями сколько угодно, — выговаривал он на одном таком собрании, после случая, когда Вэнь Чао, желая выказать свое расположение одной стороне (о, Вэнь Чао в первый же день безошибочно наметил для себя именно ту компанию, которая сильнее всех задирала и травила других), толкнул на лестнице ученика, который вроде бы относился к другой партии; тогда Цзян Чэн и Вэй Усянь, случившиеся рядом, толкнули уже его самого, и завязалась потасовка. — Пожалуйста, дружите, болтайте. Общение, помощь в учебе — все это отлично, но упаси вас небеса ввязываться в их внутренние раздоры. Нам дела нет до того, кто из их предков кому наступил на ногу. Просто не лезьте! Это понятно? Все молча склонили головы: это была, наверное, самая длинная речь, которую он произнес за всю свою жизнь (не считая ответов на уроках) — и, возможно, самые прямолинейные слова, которые вообще когда-либо звучали на подобных собраниях. Разбираться в лаовайских интригах никому не хотелось, так что вмешиваться они и правда не стали, но беседовать на безопасные темы продолжили. Чем больше они общались с лаоваями, тем четче оформлялась у Вэй Усяня идея, зародившаяся в его душе еще в первый их выходной, первый выезд в город: он все сильнее понимал, что хочет остаться в Золотых землях подольше — конечно, не навсегда, но года на два — на три, чтобы изучить и разведать этот новый мир. Здесь все было странным, необычным и чужим, но главное — интересным, — а за несколько месяцев они успели увидеть только малую часть. Товарищи по учебе так увлекательно рассказывали о своих родных краях: заснеженные горы, цветущие поля, ласковое море, зеленые долины, широкие спокойные реки… да что там — одна только столица была полна невероятных сюрпризов. Обязательно нужно увидеть все это собственными глазами! Своими намерениями Вэй Усянь поделился с приятелями за несколько дней до выпуска. — Ну и как ты собираешься это провернуть? — скептически спросил Цзян Чэн, которому, конечно, совсем не хотелось лишаться брата неизвестно на сколько лет. — Так тебя тут и оставили, держи карман шире! — О, я все выяснил! В конце устраивают большую церемонию, на которой разные вельможи будут брать себе учеников. Вы что, не слышали? Ребята только это и обсуждают: чьи родители с каким министром или генералом договорились. Потом три года учишься лично у этого человека. Целых три года, представляете! Сколько всего можно сделать! — Это что же, решается вот так в последний момент? — хмыкнул Цзинь Цзысюань. — Ерунда какая. Если здесь у чиновников такая же волокита и бюрократия, как везде, то тебе надо было подать письменное прошение месяца за четыре до срока. Так поздно тебя даже никто слушать не станет, я уверен! — Ой, да ладно, — отмахнулся Вэй Усянь. — Скажу наставнику, а там посмотрим. У них тут столько всего делается на словах, что и это может сработать. Ну а нет — так нет, поедем все домой, тоже хорошо! В последний выходной, накануне выпуска, он действительно поговорил о своем желании с наставником Ланем, который, хоть и не был доволен, но пообещал передать его просьбу министру двора. *** — Алва, — проговорил примерно в середине церемонии Его Величество, — я не успел вам сказать до начала: мы решили, что вы должны взять оруженосца. Они, видите ли, решили. — Один из бирюзовоземельцев, — продолжал король, — захотел остаться в Талиге, и мы подумали: молодого человека можно доверить только лучшему из лучших… — Но почему не Рафиано?! — прошептал в ответ Алва: церемония шла своим чередом, отвлекать публику было не принято, и на эту их приглушенную беседу уже начали оглядываться. — Он возится с нашими гостями — пусть он и берет! — Снова решили поспорить с приказом Его Величества, Рокэ? — а это вступил кардинал. — Вот список, там все отмечено. Алва принял из рук кардинала листок со списком выпускников: ровная черта отделяла восемь последних строк. Около одного из имен внизу списка стояла жирная зеленая галочка, около еще одного, наверху — такой же жирный красный минус. Алва вгляделся в ровный армейский почерк и попытался произнести имя, которое начальник школы записывал, разумеется, со слуха: — Уу-эй У-щь-ень… Ущь… Я это даже прочитать не могу! — Алва раздраженно махнул листком, и взгляд его невольно упал на вторую помету. — Так. Ричард Окделл! *** Церемония близилась к концу: людей на площади оставалось все меньше, паузы становились все больше, а наставник Лань все чаще находил глазами их компанию, ободряюще кивал и улыбался уголками губ: мол, потерпите еще немного, скоро все закончится, и поедем домой. Наставник сидел рядом с уже знакомым министром, который, судя по всему, занимал неплохое положение при дворе: его ложа располагалась по соседству с той, где разместились сам император, императрица (удивительно — даже без покрывала! — любой мог увидеть ее лицо), какой-то высокопоставленный монах и пара военных. Один за другим вельможи (которых здесь было порядочно, но не так много, как ожидаешь увидеть при таком пышном дворе) выбирали себе учеников, и каждый, чье имя называли, поднимался на галерею, вставал на колено и целовал своему новому господину руку — отвратительный варварский обычай: Вэй Усянь уже жалел о своем замысле — неужели ему тоже придется через это проходить? Хотя, наверное, не придется, потому что на них самих внимания никто не обращал. Должно быть, министр забыл или не посчитал нужным сообщить о его желании императору, или здесь и правда такая же волокита, как на родине, или… — Ну что? — словно вторя его мыслям, спросил Цзинь Цзысюань. — Не берут? А я что говорил: надо было написать прошение заранее. Кто же будет что-то решать накануне, да еще и на словах. Сарказм павлину не удался. Вэй Усянь пожал плечами, а Не Хуайсан заметил: — Кстати, может быть, и нет. Вы видели, как тот генерал сейчас пытался что-то прочитать на бумаге, а потом у него сделалось такое лицо, как будто он сейчас отбросит этот листок? А что если…? — Причем это не простой генерал! — перебил Мэн Яо. — Вы что, вообще не запомнили ничего, что нам рассказывали? Это же их Первый маршал… ну… примерно как военный министр. И, знаете, очень странно, что военный на такой должности так плохо читает. Как же он тогда сдал экзамен? — Может быть, там было написано на нашем языке, поэтому он не смог прочитать? — предположил Вэнь Нин, но он, конечно, и сам в это не верил. Подлый, вероломный лаовай! Он просто не захотел! Здесь ни с кем невозможно нормально договориться! Что за люди… Раздался пушечный выстрел — здесь так отмечали время, — и тут наставник Лань, сохраняя безмятежное выражение лица, огладил бороду, склонился к своему соседу и что-то ему прошептал. Сосед сделал большие глаза, хлопнул себя по лбу, пошарил в кармане, вытащил свиток, перегнулся черед перегородку между ложами к императору и принялся ему что-то втолковывать. Император, покивав, повел рукой, и распорядитель, который, конечно, отслеживал любой жест своего повелителя, провозгласил: — Его Величество желает говорить! — Друзья мои, — начал император. — Как вы все знаете, в прошлом году нам удалось установить дипломатические отношения со Срединной империей — государством на территории Бирюзовых земель. В знак дружбы и сотрудничества между нашими странами мы учредили программу ученического обмена, о которой подробнее расскажет господин экстерриор. Господин Рафиано, пожалуйста. Сосед наставника Ланя откашлялся и поднялся с места. — В рамках программы обмена, — сказал он, — вместе с нашими юными дворянами в школе Лаик в течение полугода учились восемь молодых людей из Бирюзовых земель. По договоренности со второй стороной, мы должны предоставить равноценный ответ. Поэтому было принято решение, что восемь лучших выпускников, вместо несения службы оруженосцев, отправятся на обучение в Бирюзовые земли. Это, — министр развернул свиток, — Эстебан Сабве, Норберт Катершванц, Альберто Салина, Ричард Окделл, Иоганн Катершванц, Арно Сэ, Эдвард Феншо и Валентин Васспард. Мы ждем вас в этой ложе, молодые люди. Господин Лань? — Да-да. Я прочитаю имена на бирюзовоземельский манер, чтобы молодые господа привыкли к тому, как их будут называть, — наставник Лань взял в руки список. — Так, пожалуйста, подходите сюда: Ши Дифэнь, Но Ботэ, А-эр Бэйтэ, Ли Ча, Юэ Хань, А Но, Ай Дэхуа и Ва Ляньцзинь. Удивительно, но ему удалось произнести эти иноземные имена так, что они звучали совсем по-родному — даже первый слог в каждом был похож на привычную фамилию. Повисло молчание. Наконец, распорядитель, опомнившись, повторил имена еще раз, на талиг, теперь полностью и с титулами, и галерея взорвалась гулом: кто-то из вельмож вскочил, кто-то замахал руками, кто-то начал громко возмущаться. — Господа, тихо-тихо, — сказал распорядитель. — У вас есть возможность взять кого-то другого. Любуясь, как их товарищи по учебе с растерянным видом пробираются по рядам и собираются вокруг наставника Ланя и как лишенные учеников вельможи спешно выбирают себе новых из тех, кто остался на площади, Вэй Усянь, видимо, пропустил какое-то движение в императорской ложе, потому что Цзян Чэн вдруг пихнул его локтем в бок и буркнул: — Хватит ловить ворон, шевелись давай! Вон твой генерал тебя приглашает! — Маршал, — снова поправил Мэн Яо. — Военный министр, ну. Действительно, тот самый генерал, которого они только что проклинали за необязательность, пристально смотрел на их группку и делал рукой такие знаки, как будто подзывал корову. Вэй Усянь чуть не подпрыгнул. — А вы сомневались! — воскликнул он. — Ну все, пока! Всем удачи! Увидимся вечером, не скучайте! Распорядитель начал что-то говорить, но Вэй Усянь уже не слушал. Он в один миг взлетел по ступеням, пал ниц перед своим новым наставником и — лаовайские ритуалы от радости мгновенно выветрились у него из головы — отвесил ему земной поклон, постаравшись как можно громче приложиться лбом об пол. Распрямившись, он встретился с удивленным — нет, даже ошарашенным — взглядом генерала. — Что… Вы что делаете, юноша? — медленно спросил тот. — Выказываю глубочайшее уважение моему наставнику! — с готовностью ответил Вэй Усянь. Генерал, казалось, подавился тем, что собирался сказать, хмыкнул и жестом велел Вэй Усяню подняться и встать у него за спиной. — Стойте, а как же присяга? — спохватился кто-то из вельмож. — Думаю, можно считать принятой, — благодушно сказал император; императрица при этом мило улыбнулась. *** Чуть позже в тот же день наставник пригласил Вэй Усяня в свой кабинет — и очень кстати, и очень вовремя, потому что Вэй Усянь уже начал обдумывать способы потихоньку сбежать из дома, чтобы успеть проводить друзей: они должны были отбыть назавтра же, ранним утром. Всем, даже лаоваям, было строго велено явиться в бирюзовоземельскую резиденцию не позже заката — конечно, к ланьскому отбою. Лаоваев опустили на несколько часов по домам: этого времени, по мысли наставника Ланя, хватит и на прощание с родными, и на сбор вещей; но ночевать всем полагалось уже вместе, чтобы вместе же, на рассвете, отправиться в долгий путь. Вэй Усянь же, успев переброситься с друзьями только парой фраз, вынужден был последовать за своим новым господином в его особняк и теперь сидел в выделенной ему комнате, разглядывая ее убранство и ожидая, когда наконец доставят его вещи и когда ему будет позволено (или приказано) выйти. Не то чтобы он не вышел бы сам, но поначалу лучше произвести впечатление скромного, воспитанного, покорного ученика… кто бы знал, насколько тяжело ему это дается! К счастью, наставник и сам решил не медлить и побыстрее расправиться с делами. Вызвав к себе Вэй Усяня, он сообщил, что ни на какое обучение у него нет времени; что в особняке большая библиотека, и он надеется, что оруженосец, который, по отчетам менторов, прекрасно зарекомендовал себя в школе, сумеет сам себя занять; что по дому и городу можно ходить куда угодно без особого разрешения; что кров, одежду, еду, деньги оруженосцу предоставят, как положено; что совсем надолго, например, на целую неделю, отлучаться все же нельзя, потому что иногда оруженосцы требуются на официальных мероприятиях; но что на ближайшие пять дней можно считать себя свободным. В заключение наставник склонил голову чуть набок, прищурился и спросил: — Может быть, у вас есть какие-то вопросы, юноша? Задавайте, пока я не ушел. — О да, драгоценный наставник! — встрепенулся Вэй Усянь, который к концу речи отвлекся, рассматривая украшения на стенах кабинета. — Называйте меня «монсеньор» или «господин маршал», юноша, — поморщился наставник. — Я вам никакой не наставник. — Драгоценный полководец, — поправился Вэй Усянь: сочетание «р, ш, л» ему до сих пор еще не очень давалось, а ударить в грязь лицом в первые минуты он не хотел. — У меня есть к вам один вопрос! Скажите, когда вы сдавали экзамен на вашу нынешнюю должность, то на какую тему вы писали сочинение? — Что? — спросил наставник и моргнул. — Какое сочинение? Какой экзамен? Я не сдавал никаких экзаменов, юноша, вы о чем? *** Эту новость Вэй Усянь изложил своим друзьям первой, когда пришел к ним с намерением провести с ними весь вечер, остаться ночевать и проводить их в путь на рассвете. Наставник Лань как раз куда-то удалился, но Вэй Усянь был уверен, что тот его не выгонит. — Вы представляете! — возбужденно рассказывал он. — Этот генерал — да, маршал, маршал, я помню, А-Яо, — он вообще не сдавал экзамен. Вообще. Совсем. — Как же он тогда получил должность? — удивился Вэнь Нин. — Известно как, — сказал Мэн Яо. — Как получают такие должности? За взятку. По блату. По протекции. — Или можно кого-то спросить из местных, когда они появятся, — сказал Не Хуайсан. — Вон, например, смотрите. В дверь как раз входил один из учеников, который должен был ехать вместе с ними — Эстебан, тот самый, чье имя прочитали на церемонии первым. Слуги, отдуваясь, вносили за ним сундуки с его вещами, а вокруг него уже так и вился Вэнь Чао. Обоих было даже немного жаль: Вэнь Чао все они как считали изначально, так и продолжали считать тупым, злобным, жестоким садистом (чтобы потерять к нему всякую симпатию, достаточно было один раз увидеть сладострастное выражение, озарявшее его лицо, когда он намеренно делал кому-нибудь больно на фехтовальной тренировке) и старались по возможности держаться от него подальше, а все приятели Эстебана учились гораздо хуже него и поэтому плелись в конце списка и не попали в число достойных отправиться в Срединную империю: Эстебан вдруг обнаружил себя в окружении ребят, которые не только не заглядывали ему в рот, но и вообще его недолюбливали. Видимо, им с Вэнь Чао придется теперь довольствоваться компанией друг друга. — Взятка? Да ну вас, это же Алва! — сказал Эстебан. — Ему это не надо. Все же знают, что он любовник короля; кстати, и королевы тоже. — О, — добавить тут было нечего: все прекрасно помнили ту легендарную историю любви между императором и его фаворитом, которая даже вошла в поговорку. Действительно, все понятно. — В смысле, я имел в виду, — спохватился Эстебан, — что он гениальный полководец, выиграл множество сражений, его вообще невозможно победить, так что он по заслугам получил свое звание! _______________________________________ Примечание об именах «Ши Дифэнь, Но Ботэ, А-эр Бэйтэ, Ли Ча, Юэ Хань, А Но, Ай Дэхуа и Ва Ляньцзинь» — традиционные переводы европейских имен на китайский выверены по словарю на сайте zhonga.ru и Википедии (имена известных личностей). Значения иероглифов при переводе имен собственных почти никогда не учитываются, имеет смысл только произношение. Приводим здесь все соответствия: 斯蒂芬 shǐdìfēn («этот + стебель + аромат») — Эстебан 诺伯特 nuòbótè («соглашаться + старший дядя + особенный») — Норберт 阿尔贝特 ā'ěrbèitè («склон + так + раковина + особенный») — Альберто 理查 lǐchá («слива + обследовать») — Ричард 约翰 yuēhàn («соединять + перо») — Иоганн 阿诺 ānuò («склон + соглашаться») — Арно 爱德华 àidéhuá («любовь + добро + цветок») — Эдвард 瓦连京 wǎliánjīng («керамический + связывать + столица») — Валентин