Клоунский наряд

В день, когда не стало внука, Матиас чувствовал сильную слабость. Он не понимал, к чему относится его состояние, но подозревал, что стряслось нечто ужасное. Он вызывал доктора, который констатировал сильное повышение давления, которое еще бы чуть-чуть и убило бы отца семейства. Узнав из письма о том, что его милый Бруно, был обнаружен в газовой камере мертвым рядом с еврейским мальчиком, он схватился за сердце. Ему как взаправду представлялись надрывные крики Эльзы, говорящие о самом страшном горе, которое только могло произойти. Слезы градом полились из глаз. Несмотря на полное согласие с политикой рейха, он тяжело повалился на кресло, уставившись пустым взглядом на противоположную стену, не понимая в данный момент, что конкретно ему оправдывать. Старик мог бы выразить недоумение, касаемо того, что «эти проклятые евреи» могут уболтать кого угодно на любой вид преступления, но ему словно во сне виделась заплаканная Натали, которая бы, наверное, почти в истерике воскликнула: «Что ты такое несешь?!» Матиас резко поднялся на ноги и, увидев перед собой словно взаправду распластанное после бомбежки тело жены, поднялся к себе. Он остался без поддержки, наедине со своими мыслями, отгонять видения ужасов нет смысла. Одинокий, осиротевший старик. Абсолютно один. И одна тяжелая потеря компенсировалась другой, не менее тяжелой. Бруно всегда был открытым и справедливым мальчиком, Натали бы сказала, что интуитивно поняла — он нашел себе друга, несмотря на различия. Сквозь боль и ужас она бы гордилась своим внуком. Может быть, по незнанию, может быть, из чистой наивности, но он оставался хорошим человеком до самого конца. Об ужасных условиях содержания лагерей, куда поступали все евреи, она также догадывалась, потому что Матиас, свято уверенный в том, что для них созданы все условия, как было показано в учебном фильме, который он смотрел вместе с сыном, не смог ее убедить в обратном. Как женщина, прославившаяся вольнодумством, она иронизировала до того, как сына повысили: «Если созданы все условия, то тогда зачем держать за сеткой под напряжением?» Ей всегда казалось жутким и до боли смешным то, что задумывало высшее руководство, засевшее в Берлине. Называть этих людей кроме как чудовищами она не могла. Матиас тяжело вздыхает, прикладывая руки к груди. Только сейчас малое понимание того, что жена была права, посещает его голову. Он, сломленный, тяжело закрывает глаза и проваливается в дрему. Перед его взглядом еще юный Ральф, не окрепший, не знающий, какую дорожку выбрать в этой жизни, а рядом Бруно, светло улыбающийся и держащий за руку какого-то мальчика. Мир без войны. Кажется, такое представить просто невозможно. Разомлеть от видения этой идиллии у него не хватает сил, пробуждение его резкое и вновь приносит сильную боль где-то под сердцем. Старик в полной тишине опять смотрит на противоположную стену. На похороны он не поедет. — Ты в этом клоунском наряде смотришься просто великолепно, всегда любил театральщину, — уже с ненавистью произносит фрау Натали свою старую мысль, которую озвучила на вечеринке в честь переезда, когда Матиас смотрит на фото сына в форме и в окружении сослуживцев. Матиас, смахивая слезы, ищет спички. Нет у него больше сына.