Притяжение влюбленных сердец

- Мы с Ольгой Владимировной познакомились на балу в Омске. Для томских барышень дальние дороги не в новинку, - рассказывал барон фон Таубе. Баронесса лежала в подушках, бледная от пережитых родов, но радостная и волнительно-гордая. Гости вместе с полицеймейстером сидели в комнате родильницы и развлекали ту неспешной беседой. - Они с сестрицей Натальей Владимировной привыкли к дорогам, как и всякие сибирские барышни, - продолжал барон, - поэтому много могут рассказать о зимних путешествиях на санях. Для томских благородных девиц было нипочем проездиться в Омск протанцевать, пожить несколько дней у родни, и вернуться обратно под родительское крыло! Молодая мать засмеялась и прижала к себе сына покрепче, она отметила: - Между Томском и Омском, почитай, почти семьсот верст. За два дня на санях успевали пройти. - Так быстро? - улыбнулся Яков Платонович. - Почтовые лошади едут по правилам вполовину медленнее. - Так то почтовые! - веселилась баронесса. - А вольные ямщики мчат сани почти как железная дорога. К скорости и огромным расстояниям привыкаешь, это только поначалу страшно, потому как знаешь, если из саней на скорости вылетишь, костей не соберешь. - Это сибирские дорожные барышни! Мы ехали почтовыми, почитай, сто восемьдесят верст в сутки на тот памятный бал, а Ольга Владимировна мне при первом знакомстве сказала: "Как тихо Вы ехали" - рассказывал с восхищением полицеймейстер. Анна Викторовна не принимала участие в разговоре. Она, затаив дыхание, наблюдала за новорожденным мальчиком. Раньше ее чужие младенцы не слишком интересовали. Дети как дети, в кружевах и чепчиках с лентами. А тут! - Какое, право, чудо! - думала она восхищенно. Настоящий маленький человечек, с ручками и ножками! На голове у младенца был пушок, глаза закрыты в полудреме, а губы, даже во сне, требовательно причмокивали, разыскивая маму. Неужели у них с Яковом через какое-то время будет такой же малыш? Это казалось невероятным счастьем, совершенно новой, чудесной жизнью. Аня покраснела и покосилась на мужа, наткнувшись на его внимательный, изучающий взгляд. Семья Штольман подарила новорожденному Егору Александровичу, купленные накануне, роскошные нарядные пеленки из шелка и тонкого вышитого батиста, а также одну из серебряных погремушек, приобретенных Анной Викторовной еще в Москве. Яков только подивился, когда супруга с загадочным видом выудила из багажа изящную серебряную вещицу с наконечником в виде спящей лисички. Эта молодая леди каждый день изумляла Штольмана, начав поражать его воображение еще при первом знакомстве на берегу реки Затони. И чем дальше, тем больше! Погремушка! А Анна Викторовна, оказывается, запасливая. Засмеявшись над его ошеломленным лицом, Аня показала и вторую серебряную игрушку, украшенную фигуркой спящего кота. Впрочем, тут же заботливо завернув ее обратно, убрала подальше. - А для кого вторая погремушка, Анна Викторовна? - спросил Штольман. - Придет время, узнаем, - мягко улыбнулась жена. Она пока и вправду не знала. И не считала возможным пытаться узнать, интуитивно ощущая что этому будущему ребенку нужен покой и тишина долгожданного счастья. Его нельзя было вспугнуть. Но Аня чувствовала заранее горячую, нежную привязанность к хозяину этой вещицы. Ее обладатель должен был родиться в конце лета - начале осени. Неожиданно пришло его имя. Ванюша. - Хотите подержать малыша, Анна Викторовна? - донесся до Анны голос баронессы, возвращая ее в реальность. - Да, хочу. Но я даже не знаю, как взять то правильно Егора Александровича, - смутилась и усомнилась в своих силах Анна. - А я вам покажу, - покровительственно сказала Ольга Владимировна и аккуратно переложила на руки своей гостье драгоценный груз. Аня, затаив дыхание, держала волнительную тяжесть у своей груди, инстинктивно покачивая. Нежность затопила ее сердце. Крепенький новорожденный мальчик доверчиво спал у нее на руках. Анна даже тихо прослезилась от умиления, пока никто не заметил. Какое же это чудо - новая жизнь! Яков Платонович время от времени посматривал на Анну, отмечая про себя, как она благоговеет перед крошечным существом. Надо же! А ведь еще полтора года назад, он считал барышню Миронову маленькой. Моложе надворного советника Штольмана на целую жизнь. При первом знакомстве он мимолетно задумался посвататься к Мироновым, и тут же с негодованием отверг такую возможность. И даже осерчал на себя за мысли. Милая дочь адвоката казалась еще совсем юной, вчерашним ребенком, пусть всеми любимым, но таким наивным! Одно дело сказать ей маленький комплимент и поцеловать ручку. Но переступать черту более этого казалось немыслимым делом. Он совсем не чувствовал себя достойным этой доверчивой чистоты. Хотя, конечно, она привлекала его. Как и всякого мужчину, которому Анна Викторовна встречалась. Он то все замечал, в отличие от барышни. Все взгляды окружающих. Ну какой из него муж для такого трогательного существа? Ему казалось, что Анна Викторовна неизбежно разочаруется в нем, разглядев при близком знакомстве все его тщательно замаскированные недостатки - недоверчивость, закрытость, жесткость и циничность следователя и закоренелого холостяка. И Штольман первый увеличивал дистанцию между ними. Другая барышня немедленно разобиделась бы и тотчас нашла объект для влюбленности поудобнее да повежливее господина надворного советника. Но Аня всегда в нем видела только хорошее. Что бы главный следователь не делал и как не отталкивал ее, позже, конечно, жалея о каждой сказанной резкости, в глазах необыкновенной барышни Яков видел лучшую версию себя самого. Он сам удивлялся, с какой яростной искренностью она каждый раз доказывала ему, что он достоин. Достоин ее привязанности, доброго сердечного отношения и даже любви. Анна всегда смотрела на него с такой теплотой и восхищением, будто он лучший человек на свете. И в какой-то момент, уже после венчания, Яков сам поверил ей и перестал думать о себе столь нелестно, как раньше. А сейчас Анна Викторовна, повзрослев с момента их первой встречи, судя по календарю, совсем не намного, сама обещает родить ему первенца, и так трепетно держит чужое дитя, что нет сомнений, как она внутренне изменилась. Аня была уже не той девочкой-девушкой, она стала юной, глубокой, прекрасной женщиной, расцветая у него на глазах. Штольман был рад, что его жена, оказывается, так любит детей. Она будет прекрасной мамой их ребенку. Человек, излучающий такой свет, не может быть другим. До встречи с Анной Викторовной, он и не помышлял о детях. Не чувствовал в себе ни склонности заботиться, ни сердечной привязанности, необходимой каждому родителю. А вот теперь, полюбив ту одну единственную, что наполняет его душу радостью, он готов стать отцом столько раз, сколько Анна захочет. *** Сборы в дорогу продолжались несколько дней. Аня заметила, что мужчины стали сосредоточенней. Вечерами они запирались в кабинете и что-то тихонько обсуждали. Ее с собой не звали. - Все в порядке, - неизменно говорил Яков Платонович, не посвящая супругу в детали, чем Анну ужасно сердил. Для того, чтобы огромные расстояния не потребовали значительного количества времени, Штольман принял решение следовать общепринятому способу езды по Сибири - ехать и днем, и ночью. Зимняя дорога до Омска, по отзывам, была как зеркало. Можно было ехать быстро. По совету семейства полицеймейстера, все путники - Анна Викторовна, Яков Платонович и Алексей Юрьевич облачились в многослойную меховую одежду. В "две шубы", как говорили на Урале. Поверх теплой повседневной одежды надевалась первая шуба, затем "доха" или тулуп - просторная меховая одежда из овчины. Лебедев закупил для всех высокие добротные валенки. Причем для Анны Викторовны исхитрился найти нарядные, светлые, с вышивкой, втайне надеясь угодить. Валенки с непривычки показались ужасно тяжелыми и твердыми, но сходив пару раз в них на прогулку, Аня вполне освоилась и даже находила новую обувку весьма удобной. Анна только головой качала, дивясь на такие основательные сборы. Но мужчинам лучше было знать, как путешествовать. Ее дело помогать, по мере сил, снаряжаться, да не мешать. Дно больших саней было заставлено сундуками и чемоданами. Алексей Юрьевич все выровнял с особой аккуратностью. Сверх чемоданов были накинуты кожаные подушки и две перовые перины. Под обилием мягких постельных принадлежностей разместили маленький самовар, чайник, уголь в кульке, горшочки с мороженными пельменями и щами, мешок с сухарями, деревянный погребец с прочими припасами. Сверх перины были заготовлены меховые одеяла, да большие рогожи укрываться. - Вы уверены, что нужно столько меха? - спросила Анна Якова. - Мороз, Анна Викторовна, стоит нешуточный. Ехать придется по многу часов без движения, под встречным ветром. А добраться мы должны здоровыми и, по возможности, не слишком утомленными. - отвечал ей супруг. Чем ближе подходили сутки отъезда, тем напряженнее становился Штольман. Наслушавшись отзывов о дорожных происшествиях, он переживал, стараясь все предусмотреть. Его племянник только посмеивался над возможными трудностями, находя возможные приключения даже занятными. Однако он не менее тщательно готовился в дорогу. Довезем мы Вашу драгоценную и Вас заодно, дядя... - думал Лебедев. Он припас в дорогу ящик с ромом и коньяком, справедливо рассудив, что горячительные напитки зимнему путешествию только в помощь. Впрочем, вслух Алексей Юрьевич никаких вольностей не говорил, единожды нарвавшись на строгий взгляд Штольмана. Аня на кухне взялась готовить небольшие колобки для быстрой варки похлебки в дороге. Заготовка состояла из мелко обжаренных овощей, мяса, муки и крупы. Рецепт ей подсказала кухарка. Колобки можно было быстро разогреть в дороге и в мгновение ока соорудить похлебку. Хранились заготовки для супа в небольшом туеске на холоде. Неожиданно Анна почувствовала присутствие духа. Давно к ней не приходили за помощью! - Что с Вами случилось? - спросила Аня. Окровавленный призрак мужчины в форме почтовой службы показал на коридор, побуждая следовать за ним на второй этаж. Аня захватила туесок с собой, поскольку припасы складировали в комнате племянника. - Убили, и еще много раз убьют. - бесстрастно сказал призрак. Проходя мимо кабинета, Анна увидела, что дух приглашает ее именно туда. Едва взявшись за ручку двери, она услышала голос мужа: - сколько у нас оружия на двоих, Алексей Юрьевич? Оказалось пять револьверов и патроны, которые мужчины решили частично держать при себе, а часть заложить в сани и багаж с провиантом. - Я выяснил, нападения на большие обозы в этих краях были дважды за последний месяц. Одинокая повозка вряд ли вызовет интерес у грабителей. - сказал Лебедев. - Но лучше не рисковать и не надеяться на случай. В глухих местах спать будем по очереди. - сказал Штольман. - Оба случая нападений вопиющие. Расстреливали весь обоз, десятки человек, в живых никого не оставляли. Анне Викторовне говорить ничего не стоит, не хочу чтобы она всю дорогу волновалась. Вы все поняли, Алексей Юрьевич? - Как скажете, дядя! - ровно ответил тому племянник. Вот как, Яков Платонович! - подумала Анна. Интересно, почему господин Лебедев заслуживает Вашего доверия, а собственная супруга - нет? Почему будущего ребенка со мной обсуждать можно, а дорожные опасности нельзя? Логика надворного советника ей далеко не всегда была понятна. Аня прокралась в комнату к племяннику, и, порывшись в собственных припасах с едой, она выудила спрятанный мужчинами знакомый револьвер, патроны к нему, и перепрятала к себе, оставив маленькую записку с извинениями. Полицейские на страже твоей жизни и чести это, конечно, хорошо. Но как вдруг им самим понадобится помощь? Не зря же дух приходил! По-хорошему, конечно, следовало, прежде чем забирать револьвер, спросить разрешение у Якова Платоновича, во избежание бурного приступа негодования у мужа, но Анна заранее знала его насмешливый ответ: - Анечка, а Вы стрелять то умеете? Или: - Анна Викторовна, Ваше дело прятаться за спину супруга и ни о чем не беспокоиться, доверив разбираться с опасностями мне! или просто: - Нет, и еще раз мое категорическое нет! (И поцелуй, чтоб подсластить отказ) Поэтому госпожа Штольман коварно присвоила оружие себе, пока никто не видел. Первые триста верст путешественники проехали за два дня. Яков удерживал ямщиков, уверявших, что купцы, непрерывно разъезжающие по Сибири, могут сделать и четыреста верст за сутки. Дорога была мягкая, как пух и гладкая, словно зеркальная поверхность реки. Ее еще не успели разбить тяжеловозы почтовой гоньбы. Каждый ямщик разгонялся словно бурный вихрь, как только брал в руки вожжи. Лошади рвались с места, словно бешеные. - А почему так быстро, любезный? - морщась от встречного ветра, спросил как-то Лебедев. - Такая традиция езды у нас, от больших расстояний, Ваше Благородие! Если ехать медленно, к ночи не доедешь, себе на погибель. Да и не заработаешь ничего. Я о времени понятия не имею, одно только ведаю - везти как можно быстрее. - отвечал ямщик. Лошадей меняли каждые двадцать-тридцать верст. За два дня переменили лошадей одиннадцать раз. Аня заметила, что быструю езду останавливают лишь подъем в гору, да крутые ухабистые спуски, причем умные лошади сами знают, где ехать скоро, а где тихо. Вначале Анна от непрерывной тряски не могла спать, и засыпала всякий раз ненадолго, пока останавливались, меняя лошадей. Первые сутки путники полностью провели в санях, заменивших им и диван, и постель. Аня стойко переносила лишения и терпела. Ей было сложно выбираться из саней, соблюдая хотя бы минимальные приличия. Счастье, Яков понимал все без слов, и каждый раз помогал, поднимал, подавал руку и просто ободрял мимолетным поцелуем, взглядом или нежным словом. От Тюмени до самого Томска не было ни маленьких поселков, ни хуторов, места были дикие, необжитые. И только большие села стояли в сорока верстах друг от друга. В темном ночном лесу о людях напоминали лишь столбы с телеграфной проволокой да кресты в память о путешественниках, павших жертвами холода, грабежей, нападений волков. В таких диких местах Яков Платонович весь подбирался и держал оружие наготове. Анну Викторовну мужчины поджали с двух сторон. На троих, с подушками, перинами и одеялами было тесновато. Как не скрежетал Яков Платонович зубами, внутренне негодуя на такую близость другого мужчины рядом с женой, а деваться было некуда. Втроем было и теплее, и безопаснее. Сани, попадавшиеся им навстречу, везли своих пассажиров примерно также. Барышень садили посередине. - Если вдруг при крушении выпадем из саней, то Вы, Анна Викторовна, упадете не на снег или камни, а на рогожу с Вашим спутником и кожаные подушки! - улыбнулся Алексей Юрьевич. И вроде бы племянник вел себя строго в рамках приличий и никак не проявлял особого отношения к Анне, Яков опытным глазом следователя, а может просто ревнивого мужчины, подмечал мелочи, которые Лебедев и сам за собой вряд ли не замечал. Алексей Юрьевич всегда с готовностью выполнял любую просьбу Анны Викторовны. Он замирал, когда слышал ее голос, трепетно относился к ее вещам. Казалось, племяннику было важно радовать Анну любым пустяком. Яков прекрасно понимал его. Как можно находиться рядом с этим прекрасным добросердечным созданием и не возжелать стать ей еще ближе? Хотя бы другом, братом или молчаливым поклонником.. Но Штольман знал, как бы эмоции не захватили племянника, он человек чести, как и сам Яков, и черту он не перейдет. Особенно ревниво Яков Платонович отслеживал реакции Анны. Но Анна Викторовна вела себя безупречно. Должно быть, она ужасно оскорбилась бы, узнав о чем думает ее супруг. Аня смотрела на мужа, улыбаясь ему нежной домашней улыбкой. Она часто в дороге доверчиво жалась к нему, находя под одеялами его руку и обнимая, и не было в ее поведении ни толики кокетства к другому. В этом была вся Анна. Она никогда не замечала никого из мужчин, кроме него самого, не чувствовала восхищенных взглядов, не видела той черты, за которой дружеский интерес неотвратимо превращался в интерес мужской. Путешественников везли на тройках. Центровую лошадь ямщики любовно называли "бычком", она была самой сильной, умной и выносливой из трех. Ехать быстро по накатанной дороге иногда мешали обозы, которые непрерывно шли по тракту. Услышав колокольцы быстрых саней почтовых лошадей, на которых ехали супруги Штольман, обозы брали в сторону. Иной раз огромные поклажи с различным товаром, провиантом и чаем растягивались до пяти верст в длину. Сотни саней шли друг за другом. За два дня Яков Платонович насчитал почти полтысячи подвод с грузами. Лошади, встречая обоз, шарахались. Они увязали по брюхо в снегу, уходя с колеи. Приходилось мужчинам вылезать и, утопая в снегу самим, вызволять сани. Несколько раз лошади опрокидывали повозку, тогда нужно было срочно собирать раскиданные сундуки, каждый раз чего-то из недосчитываясь. Как не старался Яков обезопасить Анну, пару серьезных шишек за эти дни она набила, травмируясь при падениях. До места назначения ехать предстояло около месяца. Сверх этого две недели Штольман выделил на стоянки в крупных городах по пути следования. Анне Викторовне требовался отдых и сон, время на сборы. Ему было необходимо успевать отправлять и получать почту, пересылать донесения и и приказы, новому месту службы следовало уделять как можно больше внимания. Не доезжая полста верст до Омска, потребовалось прервать путешествие и искать ночлег. Начал валить снег, поднималась метель, обещая сильную непогоду. Возчик предложил ехать ночевать, переждать, пока все утихнет, на почтовую станцию или к "дружку" неподалеку. - Что значит, к "дружку"? Куда положено, туда и вези! - строго сказал Яков Платонович. - Так знамо дело, Ваше Высокоблагородие, на почтовых станциях все казенное, содержится не всегда исправно, клопы опять же, пища дурная. А на постоялом дворе просторно, хозяин лошадей сменит, хозяйка и покормит, и спать уложит. Яков с тревогой посмотрел на одревесневшую, изнуренную дорогой Анну и сказал: - Твоя взяла, вези на постоялый двор. Через пару верст навстречу саням, из леса, пошатываясь, вышел окровавленный человек. Он махал здоровой рукой, прося остановиться. Штольман наметанным глазом сразу заметил пулевое ранение в плечо. Раненый представился гонцом почтовой службы и рассказал о своей беде. Две почтовые тройки с четырьмя почтарями перевозили денежную почту - золото и деньги в ассигнациях. Дело это опасное, но не в первый раз катаются, все были вооружены, да и места эти знают прекрасно. На безлюдном участке дороги они встретили засаду - двоих всадников. Разбойники вытащили револьверы и перестреляли сначала ямщиков на возницах, затем и самих почтарей. Защищаться было нечем: вытащив револьверы, служилые убедились, что хоть выстрелы и грохотали, но пули с их оружия были кем-то предусмотрительно вынуты. Душегубы пальнули в каждого несколько раз - для верности, что ни один свидетель не уцелеет. Этому почтарю повезло, раненый первыми выстрелами, он притворился мертвым, а у добивавшего закончились пули в барабане. Второй разбойник, сидя верхом на лошади, закричал: "Он готов уже, поди мертвехонек! Нет нужды задерживаться!". Однако почтарь ни на мгновение не терял сознание, все видел и был готов покляться, что знает нападавших: на гоньбу напал сам начальник почты и городской голова Омска. Штольман знал, что есть среди "благородных" господ в Сибири такое развлечение - охотиться в тайге не на зверя, а на людей. Одиноких путников. Этот нехороший промысел, к несчастью, был довольно распространен среди богатых людей, имеющих склонность к садистским удовольствиям. "Охотники за головами" - так называли их полицейские. Штольман с Лебедевым захлопотали над раненым. Его было очень жаль, да и свидетелем он был ценным. Решено было почтаря со всеми предосторожностями положить в сани, а Алексею Юрьевичу пересесть на "бычка". Пока мужчины укладывали раненого, Анна увидела знакомого духа. Он показывал на дорогу. - Яков Платонович! Там призрак! - тронула Аня мужа за рукав. - Да, Анна Викторовна, мы сейчас как раз отправимся в ту сторону, я попрошу Алексея Юрьевича проверить, что нужно духу, - согласился Штольман. Анне все равно было не спокойно. Дух маячил рядом. Он вывел кровью на снегу послание: "смерть уже догоняет". Это было так зловеще, что Аня задрожала от испуга. Может быть, дух сообщал им, что раненого почтаря не спасти? Метель усиливалась, и мужчины спешили. Вдруг Анна заметила порыв призрачного ветра, который принес с собой видение: два всадника ехали с револьверами наизготовку. По всей видимости, грабители решили убедиться в отсутствии свидетелей и, поняв свою ошибку, теперь разыскивали раненого почтаря. - Яков Платонович! - крикнула Анна, - к нам едут убийцы! Штольман и Лебедев мгновенно вытащили револьверы и почти сразу услышали выстрелы из темноты. Свое оружие Аня достать не успела. Яков добежал до жены, затащив ее за дерево и повалил в сугроб. Нападавшие были ранены, но продолжали отстреливаться, пока пули не закончились. В какой-то момент Штольман и Лебедев зашли к ним со спины и увидели, что один из грабителей истек кровью, а второй потерял способность сопротивляться. Для раненых нужна была подвода, но кроме саней использовать было нечего. С грехом пополам разместившись на возке и имеющихся лошадях, путники добрались до постоялого двора, где каждому была оказана помощь. Не смотря на непогоду, Штольман послал ямщика за доктором и городовыми, успев отправить с ним срочное донесение губернатору. Возчик обещал вернуться к утру, а доктора прислать немедленно. На Анну Викторовну было страшно смотреть. Она едва почистилась от снега, скинув шубки. Аня переутомилась, была растрепана, испугана, на ее лице отчетливо проступали мелкие ссадины. Она села на лавку и почти мгновенно уснула. - Хорош муж! - мрачно подумал Штольман. Он поднял спящую супругу на второй этаж и уложил в кровать, решив разбудить позднее, чтобы помочь раздеться. Доставая вещи, Яков с удивлением увидел в дорожной сумке Анны патроны. Ранее эта коробка была приложена к револьверу, который, как помнится, Лебедев лично укладывал на дно погребка. - Анна боится. - подумал с огорчением Штольман. - И не доверяет. Вот что делать с такой непредсказуемой супругой? При ней явно где-то имеется револьвер. Патроны же не просто так, сами по себе. Яков рассердился за такое вот своеволие и резко похлопал по карманам дорожной шубки супруги, ничуть не заботясь о приличиях. Аня его жена, в конце концов! А вот и револьвер, ожидаемо нашелся в потайном кармане. Второй раз Анна забирает тайком оружие и не особенно даже прячет. Вот упрямица! Несносная, неуправляемая девчонка! Интересно, Аня хоть умеет стрелять? Револьвер не женская игрушка, сила выстрела и отдача у него не слабая, да и выстрелить в кармане, по неосторожности, можно легко. Но не будить же Анну сейчас! Хотя потрясти благоверную страсть как хотелось. Но у Ани перед тем, как уснуть, был такой измученный вид, что он отбросил свой порыв. Завтра Яков, как разберется с полицией, так и учинит супруге допрос с пристрастием! Но откуда у Анны оружие? Найти, не зная где искать, было довольно сложно. Племянник на его глазах весьма ловко спрятал револьвер. Сразу же под подозрение попал сам Алексей Юрьевич: мог ли он отдать Анне оружие, если госпожа Штольман попросила его, похлопав глазами так, что ни один мужчина не устоит? Яков бы, разумеется, на уговоры бы не поддался, и револьвер не дал! Штольман совсем осерчал. Неужели у его жены появились тайны с его же племянником? В последнее время эти двое перестали глядеть друг на друга с подозрением и путешествовали бок о бок вполне мирно. Даже подружились! Не в силах справиться с ревностью, он ворвался в комнату Лебедева, решив прояснить вопрос. - Алексей Юрьевич, я хочу знать, как револьвер, что был передан Вам, оказался у Анны. Патроны к нему тоже. Потрудитесь объясниться! Племянник, подшивавший что-то из одежды перед сном, расхохотался, глядя на сердитого дядю и восхитился: - Ай да Анна Викторовна! Воительница! И тут же миролюбиво добавил: - Нет, дядя, это не я! - и развел руками. - если бы тетушка обратилась, я бы отказал.. наверное. Но Ваша супруга, как правило, не спрашивает даже Вас, а меня так тем более. Ему живо вспомнился ласковый взгляд Анны Викторовны, и он усомнился в своей стойкости, призванной отказать тетушке в какой-либо просьбе. - Значит сама нашла. - мрачно констатировал Штольман. Лебедев открыл погребок и вместо револьвера нашел записку: "Яков Платонович, простите меня! Вы секретничаете, а мне страшно. Оружия у вас и без этого револьвера достаточно". - Дядя, ну уступите ей! - предложил Лебедев. - Верните Анне Викторовне револьвер. Будет чем, не приведи, Господь, защищаться. - Но она даже не попросила ничего. Просто взяла, в голове не укладывается такое ребячество! - кипятился Яков. Он вернулся в комнату, радуясь, что приступ ревности прошел, оставшись незамеченным Анной. Одно дело отчитать ее за легкомысленность, а другое - неоправданно обижать ее своей подозрительностью. Пусть темные оттенки его души будут скрыты от супруги как можно тщательнее. Пару часов спустя, Анна проснулась, недовольно осмотревшись, и обнаружив себя в дорожной одежде. Она соскочила с кровати и Яков, дремавший рядом, встал, и подошел помочь расстегнуть ей пуговки. На шее под волосами у Анны наливался еще один, малиновый кровоподтек. Штольман не удержался и поцеловал жену рядом с синячком: - Больно, Анна Викторовна? - Да нет, - вздохнула Анна, махнув рукой. - В сравнении с почтарем, мне прекрасно. - Ему тоже неплохо. Он остался жив, пуля прошла навылет и пострадавший спит, доктор дал ему морфий. Завтра я увезу его в больницу, и дам показания в полиции. Губернатор организовал обыск в домах подозреваемых. - А ему поверят? - спросила Анна. - Думаю да, мы подтвердим его версию. Полагаю, при обыске у начальника почты и городского головы найдут необходимые улики. - ответил Штольман со знанием дела. Анна разбирала спутанную ветром косу, с наслаждением превращая ее в водопад кудрей. - А как Вы себя чувствуете, Яков Платонович? - спросила она, закончив с волосами и положив руки ему на плечи. Как он себя чувствовал? Как в раю. Пусть он был немного сердит, беспокоен и давно без сна, но самая лучшая женщина во вселенной обнимает его, нежно прижимаясь грудью, прикрытой лишь тонкой сорочкой. Яков вздохнул. Надо было разобраться с находками. - Я чувствую себя нормально. Но Бог мой, Анна Викторовна, зачем Вы взяли револьвер? Анна на миг смутилась, щеки ее покраснели и она стала еще соблазнительней: - Как это зачем?! - вскинулась она. Яков протянул руку, побуждая супругу ложиться в постель, отдыхать. - Я тоже хотела защититься в случае необходимости. Ко мне приходил дух, и мне стало очень беспокойно. Я решила, что револьвер мне не повредит. Тем более, Вы отказывались мне что-либо говорить. - Анна, это не забава, - строго сказал Штольман, укрывая ее по самый подбородок. - Яков, это даже возмутительно. Почему мне нельзя доверить оружие? Дамы, бывает, носят для самозащиты револьверы. - настаивала Анна. - В общем, я изъял его у Вас. - безапелляционно сказал Штольман, упреждая дальнейшие споры. Анна молчала, и Яков примиряюще спросил: - Чего надулись, Анна Викторовна? - Он улыбался. Его жена была довольно забавная, когда злилась на него. - Я не надулась. Вы отказываете мне в равноправии. - Любимый тонкий пальчик обвиняюще тыкал его в плечо. - И опять злоупотребляете властью. Сейчас я ей уступлю, и все будет так, как я и предполагал. Господин надворный советник будет во всем потакать своей юной жене, а госпожа Штольман получать все, что ей заблагорассудится! Уступать не следует. - подумал Штольман. Он молчал в ответ на обвинения в злоупотреблении властью. Пусть так! Но Анна была бы не Аной, если бы не попыталась: - Яков Платонович, давайте вместе друг другу уступим? - Это как, Анна Викторовна? - заинтересовался Штольман. - Это очень просто. Я сделаю шаг навстречу Вам, а Вы мне. - Давайте попробуем, - аккуратно согласился Яков. - Я смиряюсь с тем, что револьвер Вы забираете, - сказала Анна, - а Вы говорите мне ...на каких условиях я могу получить его обратно. Это был шах и мат надворному советнику. Аня не переставала удивлять его. Где та наивная барышня? Сейчас она была воплощением хитрости, коварства и стратегии. - Ну хорошо. Сами напросились. - сказал Штольман. - Получите назад, сдав мне экзамен по обращению с револьвером. Спрашивать буду строго. Стрельба по мишени, зарядка, разрядка, виды пуль, дроби, уход за оружием, теоретическое знание материала, строение револьвера, принцип работы, направление выстрела. Билеты я Вам завтра напишу. - Билеты? - не поверила Анна. Она изумленно распахнула глаза на мужа. - Так не честно. Да я.. я.. я сама себе куплю в первом же магазине дамский пистолет. - И я тоже его заберу, - смиренно вздохнув, - сказал Штольман. Аня хорошенько стукнула мужа кулачком по плечу и замолчала, уступив ему временную победу в споре. Она обдумывала его слова. Штольман хотел закрепить их перемирие. - Когда пойдем стрелять по мишеням? - ласково прошептал он свой вопрос Анне на ушко. Яков вовсе не хотел что-то напрасно запрещать своей супруге, но безопасность была превыше всего, выше его амбиций и ее обид. - Как будет время и возможность, так и пойдем. - Аня довольно улыбнулась и потянулась губами к мужу. На том и порешили. Кто сказал, что эти двое устали? Устать молодожены могли от чего угодно. От ветра, от дороги, от постоянного общества чужих и не очень чужих людей, но друг от друга муж и жена не уставали никогда. Каждую ночь Аня падала Якову в объятия, а супруг крепко обнимал ее, соскучившись за длинный, бесконечный день. Наедине, вдвоем им было так хорошо, и так спокойно! - Как я вообще жила без Якова? - думала Анна, наслаждаясь россыпью жарких поцелуев. - Кажется это и не жизнь была, а так..только подобие жизни в ожидании одного единственного. Какое счастье, что Яков Платонович однажды приехал в наш маленький городок. Какое счастье, что он рядом! Да она готова во многом ему уступать и прислушиваться, лишь бы мужу было комфортно. Яков, тем временем, потянул за сорочку, тут же прикрыв жену от прохладного воздуха своим жарким телом, продолжая осыпать Анну нежными теплыми поцелуями. - Я очень сильно люблю тебя, Яша! - сказала Аня, ловя губами нетерпеливое дыхание мужа. - А я тебя еще сильнее. Какое счастье, что ты со мной...- быстро сказал Яков, торопясь не словом, а делом, губами и объятиями доказать ей всю силу своих чувств. И лишь оказавшись внутри ее тесного тела он выдохнул, сказав жене на ушко еще много теплых и нежных слов. Темная январская ночь завывала за окном разбушевавшейся метелью, но супругам все было нипочем. Когда рядом любимый человек, все остальное кажется вполне сносным. Пусть предстоит еще длинный путь, трудности закаляют, а возлюбленным, покуда они вместе, ничего не страшно. Яков уложил Анну себе на плечо и тихо гладил рассыпавшиеся локоны, пока та не уснула.